Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "T"

1. Набоков В.В.: Комментарий к роману "Евгений Онегин". Глава первая. Пункты XLIV - LI

Входимость: 1. Размер: 65кб.

Часть текста: [Амброзио] в надежде отвлечься от нее, попытался присваивать себе мысли других». 7 обман — это не чарующий вымысел любимых романов Татьяны, а дешевая фальшь модных философствований и политического интриганства. 12—14 С коротенькой «профессиональной» репликой «в сторону» на сцену возвращается второй главный герой главы — Пушкин; он, а не Онегин критикует в этой строфе современную литературу; и с XLV до последней, LX строфы гл. 1, за исключением строф LI–LV (да и то в первых двух из них голос Пушкина вполне различим), поэт будет играть главную роль. Вариант 14 В черновой рукописи (2369, л. 17 об.) Пушкин колебался между «розовой» тафтой и «зеленой». XLV Условий света свергнув бремя, Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время. 4 Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Неподражательная странность И резкий, охлажденный ум. 8 Я был озлоблен, он угрюм; Страстей игру мы знали оба; Томила жизнь обоих нас; В обоих сердца жар угас; 12 Обоих ожидала злоба Слепой Фортуны и людей На самом утре наших дней. В отдельном издании первой главы 1825 г. эта и следующая строфа шли в обратном порядке. 2 …отстав от суеты… — Суета здесь подразумевает ...

2. Виноградов В. В.: Язык Пушкина. Пушкин и история русского литературного языка. VII. Русская литературная речь и "европейское мышление". Отражение французского языка в языке Пушкина. Страница 3

Входимость: 1. Размер: 64кб.

Часть текста: о формах фразообразования. Здесь же — в плоскости отражений европейского, преимущественно французского, мышления и выражения — приходится ограничиться лишь беглыми указаниями на связь Пушкинского стиха ранней поры с Карамзинскими приемами употребления прилагательных. Характерной чертой стиля Карамзина и его продолжателей, особенно Жуковского, было расширение категории качественного определения за счет категории предметности или, вернее, «окачествление» (если можно сочинить такое слово) категории предметности. Достигалось это, прежде всего, частым употреблением прилагательных в функции существительных. Например у Карамзина в «Рыцаре нашего времени»: « Жестокая наложила на нее печать свою — и мать героя нашего никогда не была бы супругою отца его, есть ли бы жестокой в апреле месяце сорвал первую фиялку на берегу Свияги...». Пушкин в своих ранних произведениях охотно следует этой традиции. Вещай, сын шумного потока, О храбрых поздним временам («Кольна», 1814) Храбрый видит красну деву («Казак», 1814) Мой храбрый вопросил («Слеза», 1815) Ср. франц. brave, mon brave. Слезами счастья грудь прекрасной,      Счастливец милый, орошай («К Батюшкову», 1814) В юности страстной Был я прекрасной     В сеть увлечен («Измены», 1815) Кому тихонько верный ключ Отворит дверь его прекрасной (de sa belle) («Счастлив, кто в страсти сам себе») И чувство робости прекрасной овладело («Леда», 1814) Горит лицо прекрасной («Городок») Он обольстил меня, несчастный (le misérable) («Руслан и Людмила») ... но в глазах Вид окрестный потемнился И несчастный... утомился («Блаженство», 1814)...

3. Пушкин — Раевскому — сыну Н. Н., вторая половина июля (после 19) 1825

Входимость: 1. Размер: 10кб.

Часть текста: se sont donnés beaucoup de mouvement pour obtenir une permission d’aller me faire traiter, ma mère a écrit à Sa majesté et là-dessus on m’a accordé la permission d’aller à Pskof et d’y demeurer même, mais je n’en ferai rien; je n’y ferai qu’une course de quelques jours. En attendant je suis très isolé: la seule voisine que j’allais voir est partie pour Riga et je n’ai à la lettre d’autre compagnie que ma vieille bonne et ma tragédie; celle-ci avance et j’en suis content. En l’écrivant j’ai-réfléchi sur la tragédie en général. C’est peut-être le genre le plus méconnu. Les classiques et les romantiques ont tous basé leurs loix sur la vraisemblance , et c’est justement elle qu’exclut la nature du drame. Sans parler déjà du temps etc. quel diable de vraisemblance y a-t-il dans une salle coupée en deux moitiés dont l’une est occupée par deux mille personnes, qui sont censées n’être pas vues par ceux qui sont sur les planches. 2) la langue . Par exemple, le Philoctète de la Harpe dit en bon français après avoir entendu une tirade de Pyrrhus: Hélas! j’entends les doux sons de la langue Grecque etc. Voyez les anciens: leurs masques tragiques, leur double personnage — tout cela n’est il pas une invraisemblance conventionnelle? 3) le temps, le lieu etc. etc....

4. Виноградов В. В.: Стиль Пушкина. VII. Стиль повествовательной прозы Пушкина. Страница 1

Входимость: 1. Размер: 52кб.

Часть текста: церковно-книжной культуры речи, острее всего обнаружилась в сфере стихотворного языка, и круг русской «светской» поэзии до самого конца XVIII века почти совпадал с границами стихотворного искусства. В области прозы нормы литературного выражения были зыбки. Язык прозы обнаруживал свою зависимость от официально-канцелярской стилистики и церковной риторики или же сбивался на перевод с немецкого и французского языков. Расцвет стиховой культуры в русском литературном языке начала XIX века содействовал быстрому развитию лишь некоторых повествовательных стилей ритмической или «поэтической» прозы. Вообще же проза в гораздо большей степени, чем стих, отражала отсутствие стройной, выработанной и стилистически диференцированной системы национально-русского общелитературного выражения. Неорганизованность прозаических стилей не могла не отражаться и на состоянии живой разговорной речи образованных слоев общества. Ведь стили литературной прозы, питаясь «устным» творчеством общества, в то же время сами влияли на бытовую речь читателей, определяли нормы и содержание разговорного языка интеллигенции. Карамзинская реформа ...

5. Павлищев Лев: Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники. Глава X  

Входимость: 1. Размер: 49кб.

Часть текста: Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники Глава X   Глава X  После кончины Сергея Львовича моя мать ездила в Петербург определить меня в закрытое заведение, а также и для раздела наследства. Там встретила она в последний раз Льва Сергеевича, тоже приехавшего в столицу из Одессы, где, после перехода в гражданскую службу, он состоял членом таможни; умер дядя Лев в Одессе же, ровно четыре года спустя. Осенью 1851 года моя мать переселилась в Петербург, чтобы наблюдать за окончательным образованием детей. Отец же, связанный службою, остался в Варшаве. Прожив в Польше девятнадцать лет сряду, мать никак не могла научиться по-польски, уверяя, что ей слышатся звуки псковского наречия, с «дзяканьем» и «дзюканьем», – наречия, изучение которого показалось ей совершенно ненужным. Прислугу она приучала объясняться по-русски, причем вражду национальную считала непонятной мелочью, не постигая польского фанатизма и ненависти поляков к русским. «Господ поляков, – говорила она мне, – никак не убедишь в том, что русский, поляк, китаец, англичанин, эфиоп да немец – все одинаково рождаются, очень много страдают, очень мало радуются и, наконец, возвращаются к общему Небесному Отцу. Господь Иисус Христос искупил всех. Апостол же Павел сам сказал: Несть Эллин и Иудей, варвар и Скиф, раб и свобод, но всяческая и во всех Христос». Принцип этот не мешал ей, однако, быть патриоткой, но патриоткой в самом благородном смысле слова, без непостижимой ее философскому, христианскому взгляду ненависти к какой бы ни было народности. Любила она искренно всех и, будучи врагом так называемых «бабьих...