Поиск по творчеству и критике
Cлово "TORONTO"
Входимость: 13. Размер: 96кб.
Входимость: 3. Размер: 85кб.
Входимость: 3. Размер: 47кб.
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Входимость: 1. Размер: 80кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 13. Размер: 96кб.
Часть текста: поэзии // Книжное обозрение. 1977. 4 февраля. Бесценная коллекция [рец. на кн.: Библиотека русской поэзии И. Н. Розанова: Библиографическое описание. М., 1975] // Москва. 1977. № 12. -С. 213–215. 1978 Библиография поэта [рец. на кн.: Библиография Валерия Брюсова / Сост. Э. С. Даниелян. Ереван, 1977] // Вопросы литературы. 1978. № 3. — С. 243–248. Сквозь призму сатиры [Рец. на кн.: Л. А. Спиридонова (Евстигнеева). Русская сатирическая литература начала XX века. М., 1977] // Вопросы литературы. 1978. № 6. — С. 281–285. 1979 Чему нас учат книги [рец. на кн.: Е. Г. Киселева. Московские друзья книги. М., 1978] // Москва. 1979. № 2. — С. 217–218. Анчаров М. Л.; Бахнов В. Е.; Божидар; Большаков К. А.; Варшавский И. И.; Венский Е.; Высший литературно-художественный институт; Гессен С. Я.; «Гилея»; Дом искусств; Дом литераторов; Иванов А. А.; Казанский Б. В.; Карпов П. И.; Кнорринг И. Н.; Красный; «Литературное обозрение»; Маслов Г. В.; Онегин А. Ф.; Пикуль B. C. [подп.: Н. Алексеев]; Поволяев В. Д. [подп.: Н. Алексеев]; Анашенков Б. А. [без подписи] // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1979. Т. 9. Чивилихин В. А. // Большая советская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1978. Т. 29. С. 187. Взаимодействие и борьба идейно-стилевых течений в русской поэзии эпохи гражданской войны: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: Изд. Московского университета, 1979. — 24 с. Исследователи скажут спасибо...
Входимость: 3. Размер: 85кб.
Часть текста: writer always takes himself posthumously. Иосиф Бродский [348] И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный aere perennius. Анна Ахматова [349] 1 Речь пойдет о заключительных восемнадцати строках второй и последней главки «Эпилога», которые иногда рассматриваются как ахматовская версия «Памятника»: …А если когда-нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне, Согласье на это даю торжество, Но только с условьем — не ставить его Ни около моря, где я родилась (Последняя с морем разорвана связь), Ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня, А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Затем, что и в смерти блаженной боюсь Забыть громыхание черных марусь, Забыть, как постылая хлопала дверь И выла старуха, как раненый зверь. И пусть с неподвижных и бронзовых век, Как слезы, струится подтаявший снег, И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли. Действительно, оборот воздвигнуть кому памятник явственно восходит к известной оде Горация (III, 30; «Exegi monumentum…») и ее русским переводам и переложениям [350] . Соответственно финал «Реквиема» попадает в силовое поле типичных для «Памятника» мотивов, в частности — «скромности/гордости» авторской само-презентации, то есть проблематики очень типичной для Ахматовой, с ее фиксацией на собственной личности, признании/непризнании, славе. Ахматова разработала изощренную технику манипулятивного ...
Входимость: 3. Размер: 47кб.
Часть текста: с последствиями» Кузмина Истории экфрастического портретирования Ахматовой в прозе, которая будет изложена в настоящем исследовании, положил начало «Портрет с последствиями» Михаила Кузмина (опубл. 1916). При первом чтении этот рассказ воспринимается как мизогинистское описание непредсказуемой и опасной женской природы. На выставке сенсацией становится «Дама с зонтиком» работы дотоле неизвестного Дмитрия Петровича Рындина — портрет красавицы, в котором зонтик ловко спрятан. Когда эта дама приходит на выставку, инкогнито, чтобы полюбоваться своим изображением, она слышит неодобрительный отзыв о нем от одной посетительницы. Красавице немедленно начинает казаться, что художник, ее возлюбленный, выставил ее в смешном свете, и, встретившись с ним, она требует от него снять портрет с выставки, грозя разрывом. Рындин, подозревая, что в его возлюбленной говорит тщеславие, соглашается расстаться с ней. Уже в другой обстановке посетительница выставки признается, что портрет красавицы ей понравился, на розыгрыш же ее подтолкнуло присутствие самой этой дамы в зале. Внимательное вчитывание в «Портрет с последствиями» открывает в нем новую грань. Это — рассказ-ребус à clef, приглашающий читателя опознать в капризной и тщеславной красавице — Фанни, или Феофании Яковлевне Быстровой, — реальный прототип. Приглашение содержится, в частности, в том, как обсуждается зонтик в названии портрета: «Конечно, название могло бы легко счесться не за вызов… а за некоторую шалость, за желание подразнить публику» (VI: 279) [965] . А что если это не Рындин, а сам Кузмин шалит, поддразнивает или даже бросает вызов? Тогда читатель должен отождествить себя с выставочной «публикой», гадающей, во-первых, кто эта женщина, изображенная на картине, и, во-вторых, где же зонтик. Такое допущение сужает дальнейшие поиски до классического «cherchez la...
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Часть текста: вертикали. Ради наглядности можно вспомнить Фета, который стоял «в темном переходе Колизея и смотрел в одно из оконных отверстий на звездное небо». Звездное небо – это и есть Тютчев! Однако для меня в отношениях с Тютчевым органичнее другая позиция – внутринаходимость . Уже много десятилетий я чувствую себя окруженным пространством Тютчева со всех сторон, и в то же время он находится во мне. По аналогии напомню более общий постулат Бориса Гаспарова о языке: «Язык окружает наше бытие как сплошная среда (…). Однако эта среда не существует вне нас как объективированная данность; она находится в нас самих». Вот и у меня так же: жизнь «с Тютчевым» и «в Тютчеве». 2. Как вы думаете, почему у Хлебникова: «Ночь смотрится, как Тютчев, /Безмерное замирным полня»? «Ночь смотрится, как Тютчев, / Безмерное замирным полня». Хлебников имеет в виду тютчевский космизм. Тютчев – ночной поэт; его собственное сознание, как ночная стихия; его самого можно сравнить с ночью. Но Хлебников перевертывает сравнение, и эффектная инверсия чрезвычайно углубляет смысл. Ночь безмерна, как хаос, ее бездна всепоглощающа, между тем как Тютчев у Хлебникова не просто растворяется в этой безмерности, но заполняет ее, как бы превышая безмерность сверхмирными стихиями креативности. Какие-то плохо мыслимые колоссальные пространства включаются друг в друга, и все это еще усложняется игрой приставок и корней, этими «без-», «за-», «мер-», «мир-». 3. Как вы относитесь к известному манделъштамовскому определению тютчевской поэтики – «Эсхил русского ямбического...
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Часть текста: вообще говоря, – это извлечение информации из некоммуникабельных систем, и, следовательно, по определению, неизбежное восполнение текста новыми смыслами. На этом основании возникают поспешные утверждения, что вместо «Онегина» читатели со временем получают усредненный по смыслу метатекст, из-за чего, по мнению П. Вайля и А. Гениса, «прочесть „Евгения Онегина“ в наше время невозможно».[36] Мы полагаем, однако, что можно избежать превращения классического текста в культурное клише, периодически погружая его в пространство неопределенности, гипотез и модальностей. Имея в виду это обстоятельство, мы намерены представить здесь обозрение различных типов интерпретации «Онегина». Оно не претендует на исчерпывающую полноту, будучи принципиально выборочным, тем более что итоговые обзоры по поводу пушкинского романа появились в сравнительно недавнее время. Нас привлекают прежде всего три-четыре последних десятилетия, но хотелось бы бросить беглый взгляд на важные предшествующие явления. Тогда станет понятным почти повсеместно наблюдаемое теперь тесное сращение интерпретации...
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Часть текста: мысли; смотря на нее, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого галванизма» (VIII, 1, 240). Комментаторы Пушкина обычно проходят мимо последней детали либо дают ей неправдоподобное объяснение, поэтому ее истинный смысл ускользает от читателя наших дней. Что Пушкин имел в виду, говоря о «действии скрытого галванизма»? «Путеводитель по Пушкину» под словом «гальванизм», имея в виду, в первую очередь, указанное место в тексте «Пиковой дамы», дает следующую справку: «Так назывались различные явления, связанные с действием электрического тока на живой организм (судорожные сокращения мышц и т. п.). Название происходит от имени итальянского физика (?) Гальвани (1737—1798), который объявил эти явления существованием особой жизненной „гальванической“ силы. Загадочные явления, не получившие в то время достаточно научного объяснения, привлекали всеобщее внимание. В романтической литературе, тяготевшей к таинственным и ужасным мотивам, встречались изображения гальванизированных трупов и самое слово „гальванический“ было модным. Поэтому Пушкин назвал французский „ужасный“ роман „гальванической“ словесностью ». 231 Решительно все неверно в этом пояснении, ориентирующем читателя на таинственное, «мистическое» восприятие как слова «гальванический», так и всего эпизода в целом. Между тем в речевой практике русского читателя 30-х годов в слове «гальванизм» оттенка, настраивающего на таинственный лад, уже не было. Современники Пушкина хорошо знали, что итальянец Алоизий Гальвани, от имени...
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Часть текста: отведен решающий перевес. Это означает, что ведущая роль в развертывании текста принадлежит автору, авторскому плану, составляющему «универсальную лирическую предпосылку эпоса третьих лиц».[8] В то же время «эпос третьих лиц», то есть мир героев, претендует на известную автономность в глазах читателей романа, и это ставит авторский и геройный миры в отношения гибридности, независимости и нераздельности, своего рода кентавр-системы. Взаимодействие двух миров-планов достигается их постоянным переключением и проникновением друг в друга. Дело осложняется присутствием третьего мира, мира читателей, промежуточного и диффузного, который смешивается то с автором, то с персонажами. Автор обсуждает с читателями свои проблемы и проблемы героев, да и главные герои, Онегин, Татьяна и Ленский, – все являются читателями, что распространяет читательский статус на весь текст. В результате любой внетекстовый читатель в ЕО легко погружается в многосоставный мир романа, так как там и ему уготовано место в структуре. Своеобразие поэтического построения ЕО задает необходимость равномерного распределения читательского внимания на все основные планы текста, не отдавая предпочтения ни эпическому рассказу с «лирическими отступлениями», как обычно преподают роман, ни авторскому «потоку сознания», как он все более и более представляется исследователям, ни взаимоотношениям автора с героями и читателями всех рангов. До 1960-х гг. пушкинисты искали исторических, социокультурных, поведенческих соответствий ...
Входимость: 1. Размер: 80кб.
Часть текста: Достоевский, Чехов, авангард Эквивалентность в повествовательной прозе. По примерам из рассказов А. П. Чехова ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ В ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ ПРОЗЕ По примерам из рассказов А. П. Чехова [450] Через сопоставления–противоречия художник добирается до сущности предмета. […] Через остроумное противопоставление открывается сущность взаимоотношений людей. Виктор Шкловский: «А. П. Чехов» [451] Экивалентность — сходство и оппозиция Наряду с временнóй связью мотивов, обнаруживающейся как связь собственно временнáя или как связь причинно–следственная, существует еще другой принцип, способствующий связанности повествовательного текста. В рассказах Чехова, например, многие мотивы, являясь лишенными какой бы то ни было сюжетной связи с другими мотивами данного текста, производят впечатление случайного отбора. Но с другой точки зрения, которая будет представлена в дальнейшем, эти же мотивы оказываются отобранными по необходимости. [452] Этот второй, вневременной принцип, связывающий мотивы воедино — эквивалентность. Здесь может возникнуть вопрос, не принадлежит ли принцип эквивалентности исключительно поэзии. Не обнаруживал ли его Р. О. Якобсон, возводя его в основополагающее начало поэзии, только на стихотворных текстах? И не играет ли он в повествовательной прозе в лучшем случае только второстепенную роль? Эквивалентность как конститутивный прием синтагмы, проекция приниципа эквивалентности с оси селекции на ось комбинации — это, по Якобсону, «эмпирический лингвистический критерий» той функции, которую он называет...