Поиск по творчеству и критике
Cлово "INDIANA"
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Входимость: 1. Размер: 104кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 63кб.
Часть текста: со временем получают усредненный по смыслу метатекст, из-за чего, по мнению П. Вайля и А. Гениса, «прочесть „Евгения Онегина“ в наше время невозможно».[36] Мы полагаем, однако, что можно избежать превращения классического текста в культурное клише, периодически погружая его в пространство неопределенности, гипотез и модальностей. Имея в виду это обстоятельство, мы намерены представить здесь обозрение различных типов интерпретации «Онегина». Оно не претендует на исчерпывающую полноту, будучи принципиально выборочным, тем более что итоговые обзоры по поводу пушкинского романа появились в сравнительно недавнее время. Нас привлекают прежде всего три-четыре последних десятилетия, но хотелось бы бросить беглый взгляд на важные предшествующие явления. Тогда станет понятным почти повсеместно наблюдаемое теперь тесное сращение интерпретации и поэтики «Онегина», так как описание композиционных структур романа в конечном итоге также является интерпретацией, которая к тому же направлена на самопорождающие устройства текста. Литературные источники будут рассмотрены здесь только в связи с интертекстуальностью «Онегина», зато обращается внимание на жанровую традицию романа в стихах, до сих пор находящуюся в тени. Интерпретация «Евгения Онегина» ставит перед читателем—исследователем задачу особой сложности, которая заключается в учете и преодолении тройного барьера препятствий. Во-первых, «Онегин» – это исключительно компактный и в то же время многомерный и фрагментарный текст. Во-вторых, «Онегин» – это роман в стихах, который требует чтения вплотную к тексту, крупным планом, и препятствует общим рассуждениям...
Входимость: 1. Размер: 85кб.
Часть текста: тонко и художественно оправданно [чем, другие поэты постсимволистского поколения], создавая облик загадочный и непроницаемый для большинства современников <…> Смена поколений <…> породил[а] возможность осмысления <…> ахматовского творчества <…> как искусственного, в чем-то весьма неприятного, а отчасти <…> самопародийного. Н. А. Богомолов [347] …a writer always takes himself posthumously. Иосиф Бродский [348] И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный aere perennius. Анна Ахматова [349] 1 Речь пойдет о заключительных восемнадцати строках второй и последней главки «Эпилога», которые иногда рассматриваются как ахматовская версия «Памятника»: …А если когда-нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне, Согласье на это даю торжество, Но только с условьем — не ставить его Ни около моря, где я родилась (Последняя с морем разорвана связь), Ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня, А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Затем, что и в смерти блаженной боюсь Забыть громыхание черных марусь, Забыть, как постылая хлопала дверь И выла старуха, как раненый зверь. И пусть с неподвижных и бронзовых век, Как слезы, струится подтаявший снег, И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли. Действительно, оборот воздвигнуть кому памятник явственно восходит к известной оде Горация (III, 30; «Exegi monumentum…») и ее русским переводам и переложениям [350] . Соответственно финал «Реквиема» попадает в силовое поле типичных для «Памятника» мотивов, в частности —...
Входимость: 1. Размер: 104кб.
Часть текста: в которых личные впечатления двухлетнего путешествия по югу Европы в июне 1809 – июле 1811 (Португалия, Испания, Албания, Греция, Турция) представлены как наблюдения проехавшего по тому же маршруту всем разочарованного, ко всему равнодушного молодого человека, покинувшего родину, пресытившись жизнью, посвященной «лишь развлеченьям праздным В безумной жажде радости и нег, Распутством не гнушаясь безобразным» (I, 2; пер. В. В. Левика). Тоска Чайльд-Гарольда, усталое равнодушие, с которым он обозревает все ему встречающееся, каким бы оно ни было красивым, живописным, экзотическим, героическим, выражали общественное умонастроение, порожденное крушением просветительских идеалов в послереволюционную эпоху и наступлением в Европе политической и духовной реакции. В последовавших за двумя песнями «Чайльд-Гарольда» т. н. «восточных» поэмах: «Гяур» («The Giaour: A Fragment of a Turkish Tale», 1813), «Абидосская невеста» («The Bride of Abydos: A Turkish Tale», 1813), «Kopcap» («The Corsaire: A Tale», 1814), «Лара» («Lara: A Tale», 1814), «Осада Коринфа» («The Siege of Corinth: A Poem», 1816), «Паризина» («Parisina: A Poem», 1816) — трагическое мировосприятие и мятежный протест Б., усиливаемые обострявшимся его конфликтом с английским «высшим» светом, вылились в героических, «демонических» образах бунтарей, не признающих над собою законов общества и презирающих радости спокойной, размеренной жизни, терзаемых презрением к людям, ненавистью, жаждою мести, сильными,...
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Часть текста: стр. 25—27. 4 А. С. Пушкин . Полное собрание сочинений в шести томах, т. I. М. — Л., 1936, стр. 664. 5 Б. П. Городецкий . Лирика Пушкина. М. — Л., 1962, стр. 154. 6 Dietrich Gerhardt . Die erste deutsche Übersetzung eines Puškingedichtes. Die Welt der Slaven, 1966, Jhg. XI, H. 1—2, S. 1—16. 7 Die Muse. Monatschrift für Freunde der Poesie und der mit ihr verschwisterten Künste, hrsg. von Friedrich Kind. Bd. II, erstes Heft. Leipzig, 1821, S. 5. 8 Х.-А. Тидге (Christoph-August Tiedge, 1752—1841), второстепенный немецкий поэт, автор дидактической поэмы «Урания» и сентиментальных элегий, стал переводчиком нескольких произведений русских писателей и народных песен, очевидно, благодаря писательнице Элизе фон дер Рекке, в салоне которой, в Лейпциге и Дрездене, он встречал многих русских путешественников; в особенности тесными стали дружеские связи Тидге с Жуковским и А. И. Тургеневым во время пребывания их в Дрездене в 1826—1827 гг. В. К. Кюхельбекер познакомился с Тидге в Дрездене в салоне фон дер Рекке осенью 1820 г., что и описал сам в своем «Отрывке из путешествий», напечатанном в изданном им вместе с В. Ф. Одоевским альманахе «Мнемозина. Собрание стихотворений в стихах и прозе» (М., 1824, ч. II, стр....
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Часть текста: из которых доживали свой век, а другие с трудом прокладывали себе дорогу. Для одних сервантесовский герой оставался сумасбродом, тратящим силы на ложные цели (А. А. Орлов), другие уже либо превозносили С. за его умение схватить черты народности (А. А. Бестужев), либо опирались на «Дон Кихота» в развенчании «романтической мечтательности» (О. М. Сомов, К. П. Масальский). «Высокая линия» в понимании Дон Кихота, приверженцы которой связывали с донкихотством идеалы благородства и самопожертвования, нашла отражение в монологе героя-идеалиста философско-фантастической повести В. Ф. Одоевского «Сегелиэль, или Дон-Кихот XIX столетия» (1832). П. видел в С. представителя «романтической поэзии» («<Письмо к издателю “Московского вестника”>», 1828 — Акад. XI, 67; «О ничтожестве литературы русской», декабрь 1833 – март 1834 — Там же. С. 269), прежде всего и преимущественно — автора «Дон Кихота». Советуя Н. В. Гоголю приняться за большое сочинение и подарив ему сюжет «Мертвых душ», он привел ему «в пример Сервантеса, который, хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но если бы не принялся за Донкишота, никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями...» (Гоголь. Т. 8. С. 439–440). П. не был согласен с трактовкой «Дон Кихота» как романа, который «искоренил в Европе странствующих рыцарей», и заочно (письмо к П. А. Вяземскому от 25 мая и около середины июня 1825; Акад....
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: 1833) и др., проникнутыми идеями женского равноправия и создавшими ей репутацию безнравственности. Скандальную славу Ж. С. принесли также известия в газетах и журналах о ее вызывающем свободном поведении. П. не проявил интереса к творчеству Ж. С., он не включил ее произведения в список новейших французских романов (предположительно лето – осень 1832), о которых собирался писать статью. Упоминание Ж. С. в наброске «Мы проводили вечер на даче...» (1835) как «бесстыдницы», подобной Клеопатре и способной переделать «египетский анекдот <...> на нынешние нравы» (Акад. VIII, 423), выразив в Клеопатре самое себя (Акад. VIII, 985), отражает, видимо, не столько собственную оценку П., сколько светские разговоры и общепринятое мнение о нравственном облике писательницы. Эту же основу имело сравнение в письме к жене от 29 сентября 1835 А. П. Керн с Ж. С. («она сама верный список с Мd Sand» — Акад. XVI, 51), рассчитанное на воздействие этой характеристики на Н. Н. Пушкину и свидетельствующее о сложившемся в ее сознании представлении о французской писательнице. Отмечена типологическая общность «Валентины» и «Дубровского», но конкретные сопоставления, интерпретируемые как реминисценции в «Дубровском» романа Ж. С., не могут считаться бесспорными. В сборнике критических очерков Г. Планша (Planche, 1808–1857) разрезано несколько страниц (с. 321–336) в середине статьи о Ж. С. (Библиотека П. № 1266). Лит. : Томашевский Б. В. 1) Пушкин и французская литература // ЛН. Т. 31/32. С. 69 (То же // Томашевский. П. и Франция. С. 168); 2) «Дубровский» и социальный роман Жорж Санд // Томашевский. П. и Франция. С. 404–422; Розова З. Г . «Дубровский» Пушкина и...
Входимость: 1. Размер: 90кб.
Часть текста: по необъятности смысла и активности бытования в культуре»1 можно определить со стороны поэтики через его одновременную принадлежность к «эпохе» и к «вечности», иначе говоря, в историко-онтологическом плане. Из эпохи начала XIX века выводится его отнесенность к лироэпическому роду, продуктивное моделирование романтическими структурами байроновских и собственных поэм; из вечности – онегинский полигенезис, обширный интертекст и самопогружение в имманентность. Все это придает «Евгению Онегину» (ЕО) черты фрагментарного, многомерного и компактного текста. Подобное парадоксальное сочетание приводит к большой сложности во взаимных отношениях основных структурных блоков. ЕО, поскольку он назван романом, является лирическим эпосом, в котором, однако, лиризму отведен решающий перевес. Это означает, что ведущая роль в развертывании текста принадлежит автору, авторскому плану, составляющему «универсальную лирическую предпосылку эпоса третьих лиц».[8] В то же время «эпос третьих...