А. С. АНДРЕЕВ
ВСТРЕЧА С А. С. ПУШКИНЫМ
1827 года, в один из дней начала лета 1 2. В это время была выставлена картина, присланная Карлом Брюлловым из Италии, известная под названием «Итальянское утро».
Уже не в первый раз я с безотчетно приятным наслаждением смотрел на эту картину. Странное чувство остановилось во мне. Казалось, я дышал каким-то мне дотоле не ведомым воздухом. Что-то неизъяснимо приятное окружало меня.
С таким чувством я вышел на улицу, и первые особы, мне встретившиеся, был барон Дельвиг и с ним под руку идущий, небольшого роста, смуглый и с курчавыми волосами. Я с Дельвигом поздоровался, как с хорошо знакомым, и он меня спросил, разве я не знаю его (указывая на своего товарища). Получив от меня отрицательный ответ, он сказал: «Это — Пушкин». Тогда я, от души обрадовавшись, отнесся к Александру Сергеевичу, как уже несколько знакомому, ибо часто до приезда его виделся с его матерью Надеждой Осиповной и сестрою Ольгою Сергеевною. Одежда на нем была вовсе не петербургского покроя, в особенности же картуз престранного вида (это были первые дни его приезда из Бессарабии).
«Итальянскому утру». Остановившись против этой картины, он долго оставался безмолвным и, не сводя с нее глаз, сказал: «Странное дело, в нынешнее время живописцы приобрели манеру выводить из полотна предметы и в особенности фигуры; в Италии это искусство до такой степени утвердилось, что не признают того художником, кто не умеет этого делать».
И, вновь замолчав, смотрел на картину, отступил и сказал: «Хм. Кисть, как перо: для одной — глаз, для другого — ухо. В Италии дошли до того, что копии с картин столь делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих — и все начали писать хорошо».
В это время он взглянул на Дельвига, и тот с обычною своею скромностью и добродушием, потупя глаза, ответил: «Да».
Примечания
Алексей Симонович Андреев (1792—1863) был преподавателем математики в Училище правоведения (1835—1850). Среди воспитанников училища он приобрел популярность благодаря умению рассказывать «преувлекательные анекдоты», чаще всего исторические. Добросовестный и «втайне либеральный», чиновник Андреев настолько увлекался всякими сколько-нибудь любопытными сведениями, что не ограничивался устной передачей их своим ученикам и вел систематические записи. Им были составлены особые «Книги выписок». В одной из таких книг, значащейся под № 4, две первые страницы отведены заметке, публикуемой в данном издании. Автор назвал ее «Встреча с А. С. Пушкиным».
Одновременно А. С. Андреев является и автором записок «О Пушкине 1837 года» (см.: А. С. Поляков. О смерти Пушкина. Пг., 1928, с. 30—32; а также РС, 1881, № 2, с. 416—417.
1 г. Пушкин вернулся в Петербург после ссылки в селе Михайловском. Приехал он в 20-х числах мая (в ночь с 19 на 20 мая выехал из Москвы). Дельвиг с 31 мая считался в отпуске в Ревеле (см.: Гаевский В. П. Дельвиг. — Совр., т. 47, 1854, № 9, с. 9), следовательно, посещение обоими выставки можно отнести к концу мая — началу июня. (Точная дата отъезда Дельвига неизвестна.) Не удивительно, что Дельвиг спешил отвести Пушкина на выставку: о картине Брюллова много говорили и писали. «Отечественные записки» видели в ней «новое свидетельство первоклассного таланта <...> молодого артиста». «Картина сия заключает в себе истинное волшебство живописи, — писал критик, — девушка, встрепенувшаяся от сладкого сна, бежит к фонтану освежиться водой. Она подставила обе ручки под желобок и с нетерпением ждет, как они наполняются водой. На сию последнюю устремлено все ее внимание, она не примечает, что на нее обращен жадный взор зрителя. <...> Меж тем лучи восходящего солнца пробиваются, как чрез янтарь, сквозь прелестное ушко ее. Это совершенное очарование!» (ОЗ, 1826» № 70, февраль, с. 344). Позднее «Итальянское утро» было приобретено императрицей и находилось в ее будуаре в Зимнем дворце. Чтобы видеть картину, требовалось особое разрешение (см.: Н. Мокрицкий. Дневник, с. 38. — Отдел рукописей Гос. Третьяковской галереи, ф. 33, № 24).
И. Железнов писал по этому поводу: «Вскоре по приезде в Рим он <Брюллов> сидел в кафе Греко вместе с немецкими художниками, говорившими, что искусство оканчивать картины так, как их оканчивали голландские художники, было потеряно. Брюллов, не соглашаясь с этими мнениями, сказал, что художники перестали так оканчивать свои произведения потому, что считали такую оконченность излишней, и, чтобы доказать справедливость своих слов, написал «Итальянское утро» (см. «Неизданные письма К. П. Брюллова и документы для его биографии», с предисловием и примечаниями художника М. Железнова. Женева, 1867, с. 2).
2 Воспоминания писались Андреевым по памяти и потому страдают некоторыми неточностями. Выставка Общества поощрения русских художников, где экспонировалась картина Брюллова «Итальянское утро», помещалась не в доме Таля, а в доме Марса на Невском проспекте. В доме Таля в 1836 г. жил Брюллов, и, очевидно, этим объясняется логическое смещение фактов.