|
Поэма является первым опытом исторического произведения в стихах, основанного на изучении исторических работ и связанного с общим интересом Пушкина к эпохе Петра I. Основными источниками для Пушкина были: "История Малой России" Д. Н. Бантыша-Каменского, 1822, "Деяния Петра Великого" И. И. Голикова, 1788 - 1789, "Журнал, или Поденная записка Петра Великого", изданный Щербатовым в 1770 г., "Военная история походов россиян в XVIII столетии" Д. П. Бутурлина, 1820, исторические труды Вольтера "История Карла XII" и "История России при Петре Великом" и некоторые другие на русском и на французском языках.
В выборе имени героини Пушкин колебался. Историческое имя дочери Кочубея было Матрена, а имя это вызывало неподходящие ассоциации для героини эпической поэмы. В черновиках следующие имена:
Он горд Натальей молодой, Своею дочерью меньшой... Он горд Матреной молодой... И подлинно: прекрасной Анны Милее нет.
Посвящение поэмы в черновой рукописи сопровождалось припиской: I love this sweet name. {Я люблю это нежное имя. (Англ.)}
В рукописи имеется примечание, не попавшее в печать (к стиху "В дни наши новый, сильный враг"):
"Другой могущественный враг". Из Байрона - a day more dark and drear, And а more memorable year, Should give to slaughter and to shame A mightier host and haughtier name: A greater wreck, a deeper fall, A shock to one - a thunderbolt to all. {Пока день более мрачный и страшный И более памятный год Не предадут кровопролитию и позору Еще более могущественное войско и более надменное имя; (Это будет) более сильное крушение, более глубокое падение, Толчок для одного - удар молнии для всех. (Англ.)}
Г. Каченовский остроумно замечает, что дело идет о Наполеоне, но что он и не того стоит - (Смотри прекрасную речь преосвященного Филарета etc.)".
В этом примечании цитируются стихи из "Мазепы" Байрона. В набросках посвящения первоначально читалось:
Одна, одна - ты мне святыня, Что без тебя . . . . . свет Сибири хладная пустыня.
На основании упоминания Сибири П. Е. Щеголев пытался доказать, что стихи адресованы находившейся тогда в Сибири вместе с сосланным мужем Марии Волконской (Раевской); отсюда делался вывод, что именно Мария Раевская была героиней "утаенной любви" Пушкина. Однако этот вывод нельзя считать убедительным, так как здесь "Сибири хладная пустыня" имеет скорее метафорический смысл, чем значение географического порядка. Во всяком случае удовлетворительного объяснения, кому именно адресовано "Посвящение", мы не имеем.
"Полтава" вызвала полемику в журналах, причем некоторые критики (Надеждин, Булгарин) резко нападали на поэму. Этой полемике Пушкин посвятил особую заметку в составе "Опровержений на критики" (см. т. VII).
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ «ПОЛТАВЫ»
Полтавская битва есть одно из самых важных и самых счастливых происшествий царствования Петра Великого. Она избавила его от опаснейшего врага; утвердила русское владычество на юге; обеспечила новые заведения на севере и доказала государству успех и необходимость преобразования, совершаемого царем.
славной ошибки Наполеона: он не пошел на Москву. И мог ли он ожидать, что Малороссия, всегда беспокойная, не будет увлечена примером своего гетмана и не возмутится противу недавнего владычества Петра, что Левенгаупт три дня сряду будет разбит, что наконец 25 тысяч шведов, предводительствуемых своим королем, побегут перед нарвскими беглецами? Сам Петр долго колебался, избегая главного сражения, яко зело опасного дела. В сем походе Карл XII менее, нежели когда-нибудь, вверялся своему счастию; оно уступило гению Петра.
Мазепа есть одно из самых замечательных лиц той эпохи. Некоторые писатели хотели сделать из него героя свободы, нового Богдана Хмельницкого. История представляет его честолюбцем, закоренелым в коварствах и злодеяниях, клеветником Самойловича, своего благодетеля, губителем отца несчастной своей любовницы, изменником Петра перед его победою, предателем Карла после его поражения: память его, преданная церковию анафеме, не может избегнуть и проклятия человечества.
Некто в романической повести изобразил Мазепу старым трусом, бледнеющим пред вооруженной женщиною, изобретающим утонченные ужасы, годные во французской мелодраме, и пр. Лучше было бы развить и объяснить настоящий характер мятежного гетмана не искажая своевольно исторического лица.
ОТРЫВКИ, ИСКЛЮЧЕННЫЕ ИЗ ПЕЧАТНОГО ТЕКСТА
После стиха «Над ним привычные права»:
Убитый ею, к ней одной Стремил он страстные желанья, И горький ропот, и мечтанья Души кипящей и больной... Еще хоть раз ее увидеть Безумной жаждой он горел; Ни презирать, ни ненавидеть Ее не мог и не хотел. Но ежели средь мутной думы Мазепу он воображал, То все черты его угрюмы Смех ярый зверски искажал.
После стиха «Но, вихрю мыслей предана»:
«Ей-богу, - говорит она, - Старуха лжет; седой проказник Там в башне спрятался. Пойдем, Не будем горевать о нем. Пойдем, какой сегодня праздник, Народ бежит, народ поет, Пойду за ними; я на воле, Меня никто не стережет. Алтарь готов; в веселом поле Не кровь... о, нет! вино течет. Сегодня праздник. Разрешили. Жених - не крестный мой отец; Отец и мать меня простили; Идет невеста под венец...» Но вдруг, потупя взор безумный, Виденья страшного полна, - «Однако ж, - говорит она, - и т. д.
Кроме того, в черновой рукописи имеются следующие стихи, опущенные в печати:
Вместо стиха «Звездой блестят ее глаза» и следующих:
Звездой горят ее глаза, Но редко в них видна слеза, Улыбка оживляет их. Природа странно воспитала Ей душу в тишине степей, И в жертву пламенных страстей Судьба Наталью назначала.
К стиху «и вскоре слуха Кочубея» и следующим:
После стиха «Душа преступницы младой»:
Ее неровный, дикий нрав, Ее потупленные очи, Ее встревоженные ночи И дни без девичьих забав.
«Ей дан учитель: не один»:
Урок тяжелый и кровавый Ей задал шведский паладин, Гроза младенческой державы, Сих неудач из рода в род Воспоминанье прозвучало - Одной из оных бы достало, Чтоб сокрушить другой народ.
«И равнодушно пировал»:
Другие тайные заботы Гнездилися, быть может, в нем И сердце средь его дремоты Точили медленным огнем.
После стиха «И краткой встречей был утешен»:
В младые годы к ней одной Стремил пылающие взоры
И посвящал души больной И тайны слезы и укоры.
«Но если кто хотя случайно» и следующих:
Ни презирать, ни ненавидеть Ее не мог и не хотел, Еще хоть раз ее увидеть Безумной жаждою горел, Когда же мстительною думой Мазепу он воображал, Тогда багровел лик угрюмый И саблю юноша хватал.
Стихи «Кто при звездах и при луне» и след. были первоначально написаны другим размером:
При звездах и при луне Мчится витязь на коне Во степи необозримой. Конь бежит неутомимо - Он на север правит путь {В рукописи описка: «на запад».- Ред} И не хочет отдохнуть Ни в деревне, ни в дубраве, Ни при быстрой переправе. Сабля верная блестит, Кошелек его звенит, Конь бежит неутомимо По степи необозримой. Деньги надобны ему, Сабля верный друг ему, Конь ему всего дороже . . . . . . . . . . . . .
«Его приводит и выводит»:
Средь Енаральной старшины Ясней он москаля поносит И, жалуясь, у неба просит Возврата вольной старины.
После стиха «В тебе он совесть усыпил»:
Так юный плющ, виясь, глядится В решетку сумрачной тюрьмы,
Где преступление томится Во глубине печальной тьмы.
«Взирает на волненье боя»:
И, мнится, пылкою душой Воспоминает дни былые, Свои потехи удалые, Потехи жизни молодой.
«Некоторые писатели хотели сделать из него героя свободы...». - Здесь Пушкин подразумевает поэму Рылеева «Войнаровский», где образ Мазепы идеализирован.
«Некто в романической повести изобразил Мазепу старым трусом...» - Е. Аладьин в повести «Кочубей» (1828).