Прототипы
Гриневъ. Въ первоначальныхъ наброскахъ — Башаринъ, — комендантъ ильинской крепости, приговоренный Пугачевымъ къ повешенiю, и помилованный по просьбе солдатъ («Ист. Пуг. бунта», I, 4). Подполковникъ Гриневъ, действовавшiй противъ Пугачева, подъ командой ген. Мансурова, упоминается тамъ-же (I, 5). Отъ историческаго Гринева Пушкинъ взялъ лишь фамилiю для своего героя.
«Перечень»: — «Борисъ Годуновъ», стр. 260—261.
Графиня («») — См. ниже: «Графиня», стр. 39.
См. А. Н. Раевскiй, «Списокъ», стр. 232; См. также «Прототипы»: Онегинъ.
. Основываясь на томъ, что «Кам. Гость», въ известной степени, есть личное признанье Пушкина, И. Щегловъ (И. Л. Леонтьевъ) относитъ пылкiя речи Жуана къ Донне-Анне къ ея оригиналу, Наталье Николаевне Гончаровой-Пушкиной («Новое о Пушкине» Спб. 1902 г.).
Донъ-Жуанъ«испанскимъ Фаустомъ». Проф. Н. Дашкевичъ отмечаетъ, что «особенность пушкинской обрисовки по сравненiю съ предшествовавшими заключается въ наиболее человечномъ и глубокомъ пониманiи этого типа, безъ преувеличенiй и крайностей въ его идеализацiи... У Пушкина Донъ-Жуанъ является эстетической натурою. Это не грубый искатель чувственныхъ наслажденiй и одной внешней красоты, а мотылекъ, порхающiй съ одного цветка нежной женской любви къ другому, вдыхающiй ароматъ и оценивающiй своеобразную прелесть каждаго изъ нихъ, ищущiй въ нихъ жизни и души. Это эклектикъ любви... и притомъ способный къ полному духовному возрожденiю». (Сборн. Имп. Унив. «Св. Владимiра» «Памяти Пушкина», стр. 135).
—77; Е. Г. Браунъ. Лит. исторiя типа Д. Ж. Спб. 1889 г.; Н. А. Котляревскiй, Пушкинъ, ред. С. Венгерова, т. II, стр. 135—146.
Дубровскiй. Прототипомъ ему послужилъ дворянинъ Островскiй, котораго довелъ до нищеты и острога богатый и сильный соседъ. Пушкинъ слышалъ разсказъ объ Островскомъ отъ П. В. Нащокина. Подробнее См. ниже: «Перечень» — «Дубровскiй», стр. 263.
Егоровна «Дубровскiй») — См. «Списокъ»: Арина Родiоновна, стр. 165.
Евгенiй «»). Заключаетъ несомненно автобiографическiя черты. См. въ «Словаре»: Владимiръ Z, Минскiй, Чарскiй, отчасти Евгенiй («Медн. Всадн.»). Ср. также «Родословная Пушкиныхъ и Ганибаловъ» и о «О роде Пушкиныхъ».
Зарецкiй. «отчасти портретъ». Ф. Толстого-«американца». См. «Русск. Стар.» 1908 г. I, 419—427. «Пушк. и совр.» вып. XV, стр. 14.
Земфира«между девами-цыганками, живущими въ доме, можно найти Земфереску или Земфиру, которую воспелъ Пушкинъ», «... но посреди таборовъ нетъ Земфиры». (Майковъ, Пушк., стр. 130). Полагаютъ, что прототипомъ З. явилась жена бессарабскаго помещика Инглези, Шекора-Людмила, бывшая цыганка, выкупленная изъ табора румыномъ Бодиско. «Увлеченiе Людмилой было, по-видимому, самымъ серьезнымъ въ ряду остальныхъ «шалостей» (Пушкина), и свою любовницу онъ изобразилъ въ З. Узнавъ объ ухаживанiяхъ поэта, мужъ Людмилы заперъ ее въ чуланъ, вызвалъ Пушкина на дуэль; дуэль не состоялась, и «Инглези увезъ жену за границу. Когда она узнала о новыхъ увлеченiяхъ Пушкина, уже въ Одессе (по всей вероятности, Ризничъ), то была настолько убита, что симптомы чахотки проявились съ новой силой, и она умерла, будто бы повторяя последнiя слова известной песни Земфиры». Такова одна изъ легендъ. (См. А. А. Яцимирскiй. «Пушк. въ Бес.» «Пушкинъ», ред. С. А. Венгерова, т. II, стр. 172).
Ибрагимъ. «Перечень». стр. 259.
Ларины — Николай Ивановичъ Вульфъ и его жена Праск. Алекс. Вульфъ-Осипова. См. «Списокъ», стр. 177 и 222.
«Арапъ Петра В.»). Въ ней отражены отчасти некоторыя черты Арины Родiоновны (Н. Лернеръ, Пушк. и его совр. вып. VII). См. также ниже «Списокъ»: Арина Родiоновна, стр. 165.
Ленскiй«Пушкинъ» Л. Н. Майкова, стр. 199 считалъ себя, хотя и безъ всякаго права, прототипомъ Ленскаго («я, дерптскiй студентъ, явился въ виде геттингенскаго подъ названiемъ Ленскаго»). Въ Ленскомъ же видели отраженiе характерныхъ чертъ поэта В. К. Кюхельбекера. См. «Списокъ».
Мавруша. («Домикъ въ Коломне») — П. В. Нащокинъ. См. «Перечень», стр. 263.
Пушкинъ желалъ «развить и объяснить характеръ мятежнаго гетмана, не искажая своевольно его историческаго лица» (Предисл.), но еще Белинскiй заметилъ, что поэтъ «хотелъ быть веренъ исторiи, и въ этомъ сделалъ большую ошибку», представивъ «одну низость интригана, состаревшагося въ козняхъ». (Сочин., т. 8). Историческiе матерiалы, которыми располагалъ Пушкинъ при созданiи «Полтавы», а также сравненiе историческаго Мазепы съ пушкинскимъ даны въ статье г. И. Житецкаго: «Пушкинъ», ред. С. Венгерова, т. III, стр. 21—29. И. Ждановъ, въ очерке «Пушкинъ о Петре В.» отмечалъ, что въ характере и действiяхъ Мазепы Пушкинъ нашелъ что-то напоминавшее «язвительныя речи» его демона, нашелъ знакомое настроенiе мысли и чувства. Это настроенiе было пережито и отвергнуто поэтомъ, но онъ продолжалъ бороться съ нимъ, какъ съ болезнью века».
Марiя — («») Польская княжна, по преданiю кн. Марiя Потоцкая. Ср. «Крымскiе сонеты» Мицкевича: «Бахчисарай ночью», «Гробница Потоцкой», «Могилы гарема». (Соч. Мицкевича въ перев. русск. пис. Спб. 1902 г. изд. т-ва М. Вольфъ, т. I, стр. 383—385).
Марiя — «Полтава». Историческая Матрена Кочубей имеетъ мало общаго съ пушкинской Марiей. «Въ историческомъ факте любви Мазепы и Марiи Пушкинъ воспользовался только идеею любви старика къ молодой девушке и молодой девушки къ старику. Въ подробностяхъ, и даже изображенiи, онъ отступалъ отъ исторiи (Белинскiй. Сочин., т. 8). Пушкинъ не сразу далъ «имя нежное — Марiи» героине своей поэмы; въ черновыхъ наброскахъ она именуется и Натальей и Анной.
Марья Ивановна Миронова. Сравненiе ея образа съ образомъ Дженни («Эдинб. тюрьма»), См. «Перечень», стр. 268-ую; тоже сравненiе убеждаетъ, что, кроме общихъ внешнихъ чертъ, вальтеръ-скоттовская и пушкинская героиня имеютъ мало точекъ соприкосновенiя.
«у Пушкина М. вообще схваченъ верно своему подлинному характеру; эпизодъ съ чернымъ человекомъ исторически веренъ, какъ веренъ и тотъ особый интересъ, съ какимъ М. относился къ своему реквiему». (Сборн. журнала «Жизнь», стр. 143). Относительно легенды объ отравленiи М. См. Сальери.
Нулинъ, графъ — является выдержанной пародiей на шекспировскаго Тарквинiя. См. въ «Перечне»: «Графъ Нулинъ». Ср. поэму Шекспира «Лукрецiя», русскiй переводъ А. М. Федорова. Шекспиръ, ред. С. А. Венгерова, т. V, стр. 357—378.
Няня Лариныхъ — См. «Списокъ»: Арина Родiоновна, стр. 165.
Ольга. Анненковъ указываетъ на отраженiе въ ней некоторыхъ чертъ Евпраксiи Вульфъ. См. Татьяна«пользовалась жизнiю очень просто, по-видимому ничего не искала въ ней, кроме минутныхъ удовольствiй, и постоянно отворачивалась отъ романтическихъ ухаживанiй за собой и комплиментовъ, словно ждала чего-либо серьезнаго и дельнаго отъ судьбы». Многiе называли «кокетствомъ» все эти прiемы, но кокетство или нетъ — манера, во всякомъ случае, была замечательно умнаго свойства». Е. Н., или какъ ее звали въ семействе «Зина», «была душой веселаго общества, собиравшагося по временамъ въ Тригорскомъ, она играла передъ нимъ арiи Россини, мастерски варила жженку и являлась первая во всехъ предпрiятiяхъ, по части удовольствiй». (Анненковъ. «Пушк. въ Алекс. эпоху», стр. 280)
. Еще въ первой песне «Онегина» Пушкинъ подчеркивалъ: «всегда я радъ заметить разность между Онегинымъ и мной, чтобы насмешливый читатель, или какой-нибудь издатель замысловатой клеветы, сличая здесь мои черты не повторялъ потомъ безбожно, что намаралъ я свой портретъ, какъ Байронъ, гордости поэтъ»... (I, 56). Н. О. Лернеръ указываетъ какъ на прототипъ Онегина на Александра Раевскаго (послужившаго Пушкину прототипомъ его «Демона») и проводитъ такую параллель: «Онегинъ и Татьяна — Раевскiй и Воронцова. «Въ этой параллели много вероятнаго, если вспомнить, что въ начале романа поэтъ говорилъ объ Онегине въ выраженiяхъ, повторенныхъ въ варiантахъ «Демона», что въ конце Пушкинъ словно проговаривается, что «Онегинъ» прослылъ «Демономъ» (а въ «Демоне» все видели Раевскаго), что поэтъ встречается со своимъ героемъ въ Одессе» (Соч. Пушкина, ред. С. Венгерова, т. II, стр. 622). Характерна, сделанная еще въ 1838 г., отметка немецкаго критика Фарнгагенъ-фонъ-Энзе, что Онегинъ и Ленскiй — раздвоенiе души поэта, подобно Фультъ и Вальдъ у Ж. П. Рихтера. По замечанiю Иванова-Разумника, «въ Пушкине боролся абсолютный нигилизмъ Демона-Онегина съ простодушной верой Ленскаго». «Романтикъ» Ленскiй былъ убитъ въ Пушкине скептикомъ «Онегинымъ» (Ibidem, т. III, стр. 231).
Пелымовъ — Нащокинъ. См. М. О. Гершензонъ«Образы прошлаго», стр. 50—70, См. ниже: «Списокъ», стр. 217.
Разбойники-братья«Истинное происшествiе подало мне поводъ написать этотъ отрывокъ», говорилъ самъ Пушкинъ въ письме Вяземскому (1823 г.); темъ не менее А. Ф. Вельтманъ полагалъ, что прототипомъ послужилъ талгарь (разбойникъ) Урсулъ (медведь) «одинъ изъ войнолюбивыхъ людей, служившихъ етерiи молдавской». (Л. Майковъ. Пушк., стр. 127).
Полина. Въ романе М. Загоскина «Рославлевъ или русскiе въ 1812 году» выведена мелодраматическая Полина. Она влюбляется въ Синекура и изменяетъ своему отечеству. «Проклятiя оскорбленныхъ россiянъ гремели надъ главою несчастной, которую я назвалъ Полиной въ своемъ романе», замечаетъ Загоскинъ въ предисловiи. Пушкинъ въ своемъ отрывке «Изъ неизданныхъ записокъ дамы» явился защитникомъ тени «несчастной женщины». Записки рисуютъ иной образъ Полины, давая совершенно обратное освещенiе «истинному происшествiю» разсказанному Загоскинымъ. Загоскинская Полина-изменница — пушкинская Полина — непонятая обществомъ героиня: мелодрама Загоскина у Пушкина обращается въ трагедiю.
— «Родъ Всеволожскихъ». Симф. 1886 г., изданной сыномъ Н. В. Всеволожскаго на правахъ рукописи (ссылокъ на нее мы не встретили въ пушкинской литературе), — указывается, со словъ Н. В. Всеволожскаго, что Пушкину былъ известенъ разсказъ о верномъ слуге деда Всеволожскаго, самоотверженно спасшемъ жизнь детямъ, воеводы пензенскаго во время пугачевскаго бунта. Смерть воеводы пензенскаго, Андрея Алексеевича, описана въ «Ист. Пуг. бунта» (гл. VIII). Быть можетъ, этотъ старый слуга, разсказы о самоотверженiи и любви котораго слышалъ Пушкинъ въ доме Всеволожскаго и послужилъ прототипомъ Савельичу.
Белинскiй сближалъ С. съ Калебомъ (См.), но, какъ верно отметилъ А. Бороздинъ, въ образе Савельича «является первый правдивый типъ русскаго слуги» («Лит. Характ.», т. I).
Сальери. По словамъ проф. Н. Кашкина, образъ С. «совсемъ свободное созданiе Пушкина, не имеющее сходства съ современнымъ Моцарту композиторомъ» (Сборн. журн. «Жизнь», стр. 143). Указанiе И. Щеглова (И. Л. Леонтьева) на то, что будто бы прототипомъ для пушкинскаго С. послужилъ поэтъ Баратынскiй («Новое о Пушкине». Спб. 1902 г.), является ничемъ не доказаннымъ предположенiемъ, т. к. нигде, ни однимъ намекомъ Пушкинъ не обмолвился, что онъ считалъ Баратынскаго завистникомъ; не подтверждаютъ такого предположенiя и опубликованныя бiографическiя данныя о Баратынскомъ. Легенде объ отравленiи Моцарта Сальери во времена Пушкина «верили очень многiе, почти все»; но «позднейшiя и очень тщательныя изследованiя по этому вопросу Отто Яна совершенно опровергли ее». («Сб. «Жизнь», стр. 142).
«Онегине» не носятъ на себе, по действiю творческой силы, ни малейшаго признака портретовъ съ натуры, а возведены въ общiе типы русскихъ женщинъ той эпохи»; темъ не менее для того же Анненкова «не подлежало сомненiю», что въ Татьяне отражены черты Анны Николаевны Вульфъ; она, по отношенiю къ Пушкину, «представляла какъ и Татьяна по отношенiю къ Онегину, полное самоотверженiе и привязанность, которыя ни отъ чего устать и ослабеть не могли, между темъ, какъ сестра ея, воздушная Епраксiя, какъ отзывался о ней самъ поэтъ — представляла совсемъ другой типъ». («Пушк. въ алекс. эпоху», стр. 279). А. Н. Вульфъ въ своемъ дневнике удостоверялъ, что его любезныя сестрицы суть образцы» пушкинскихъ «деревенскихъ барышень и чуть не Татьяна ли одна изъ нихъ». (Л. Н. Майковъ. «Пушкинъ», стр. 199). Самъ Майковъ, однако, тутъ же «замечалъ кстати», ссылаясь на статью М. Семевскаго («Р. Вестн.», 1869 г. № 11), что Пушкинъ подарилъ экз. «Онегина» «Е. Н. Вульфъ съ надписью: «Твоя отъ твоихъ». Къ этому разсказу Б. Л. Модзалевскiй прибавляетъ, со словъ сына Евпр. Ник., барона А. Б. Вревскаго, будто бы имя Татьяны «Пушкинъ связалъ съ именемъ его матери — барон. Е. Н., т. к. Татьяна празднуется въ тотъ же день, что и Евпраксiя: действительно, день обеихъ — 12 января» («Пушк. и его совр.» вып. I, стр. 13). Такимъ образомъ «воздушной Евпраксiи» (См. ея характеристику Анненкова выше: Ольга) придаются характерныя черты пушкинской Татьяны, что является такимъ же «домысломъ», какъ и утвержденiе А. Н. Вульфа, будто бы онъ послужилъ прототипомъ Ленскаго.
А. П. Кернъ въ своихъ воспоминанiяхъ (—237) строки VIII гл. Онегина («Къ хозяйке дама приближалась»...) относитъ къ себе самой. Плетневъ («Соврем.» 1863 г. № 7) указывалъ, что эти же самыя строки имеютъ отношенiе къ гр. Н. В. Кочубей. Это съ одной стороны; съ другой, А. Н. Раевскiй еще въ 1824 г. писалъ Пушкину изъ Одессы о женщине, «тихая и добрая душа» которой сознаетъ несправедливость, тяготеющую надъ поэтомъ (ссылка въ Михайловское). Она, писалъ Раевскiй, «выразила мне все это съ чувствомъ и грацiей, свойственной характеру Татьяны («Русск. Арх.» 1881, I). Гершензонъ и другiе изследователи принимаютъ, что подъ «Татьяной» («конечно, съ намекомъ на «онегинскую» Татьяну) «Раевскiй разумеетъ» — гр. Воронцову (М. О. Гершензонъ «Образы прошлаго», стр. 41). Ср. Онегинъ. Какъ бы то ни было. несомненна верность замечанiя Анненкова, что пушкинскiе типы «не носятъ на себе, по действiю творческой силы, ни малейшаго признака портретовъ съ натуры».
Троекуровъ— Крюковъ. См. : «Дубровскiй», стр. 263.
(«»). Прообразъ пушкинскаго скряги въ иностранной литературе изследователи отыскиваютъ, то въ «Пертской Красавице» В. Скотта (А. Галаховъ. «Русск. Стар.» 1888 г. № 1 «О заимств. русск. поэтовъ»), то въ VIII—X песняхъ байроновскаго «Донъ-Жуана» (П. О. Морозовъ «Пушкинъ», ред. Венгерова, т. V, стр. LX), то въ пьесе Мильмана «Фацiо» (А. Чебышевъ Сборн. «памяти Л. Н. Майкова», стр. 489). Но еще Анненковъ объяснялъ, что Пушкинъ прикрылъ свою драму именемъ вымышленнаго англiйскаго писателя Ченстона, опасаясь «неосторожныхъ толковъ» (Мат., стр. 278). Отсюда, въ своихъ «Очеркахъ нов. русск. литературы» А. Кирпичниковъ делаетъ выводъ, что драма носитъ автобiографическiй характеръ и въ лице Альбера и Барона Пушкинъ будто-бы изобразилъ отношенiе къ себе своего отца, Сергея Львовича, отличавшагося, какъ известно, скупостью (II, 44).
Чарскiй.