Забела («Полтава»). — Уп. л. См. .
«»). — Уп. л. Одинъ изъ агентовъ Мазепы. Съ нимъ (Мазепой) «полномощный iезуитъ мятежъ народный утверждаетъ и шаткiй тронъ ему сулитъ. Во тьме ночной они, какъ воры, ведутъ свои переговоры, измену ценятъ межъ собой, слагаютъ шифръ универсаловъ» (гетманскихъ манифестовъ), торгуютъ царской головой, торгуютъ клятвами вассаловъ». «Мой iезуитъ», называетъ З—аго Мазепа.
«Р. », прогр.). — См. вып. VI, стр. 99.
«Elégant». Un «mauvais sujet, des maîtresses, des dettes». — «Общество Zavadovski — les parasites, les actrices — sa mauvaise réputation, il devient amoureux». Enlévement. ... Пелымовъ утешаетъ Истомину «du mariage de Zavadovski». «Vie splendide de Zavadovski. Il donne des diners et des bals. Embarras domestiques. Créanciers, jeu». (Zav... brigand...) La femme de Zavadovski (misère), le mari devenu (ami de) Ф. Орловъ. Ses nouveaux compagnons, — leurs exploits. Ils arrètent dans la rue Pelham».
«Бахч. »). — Любимая жена Гирея. Грузинка. «Въ тени гарема расцветала». Не знаетъ, «почему, какой судьбой», «край оставила родной»; лишь помнитъ «горы въ небесахъ, потоки жаркiе въ горахъ, непроходимыя дубравы, другой законъ, другiе нравы»; «море, и человека въ вышине надъ парусами». «Между невольницами хана забыла веру прежнихъ дней», но въ покое Марiи, «Пречистой девы краткiй ликъ, и крестъ, любви символъ священный» «родное что-то пробудило, все звуками забытыхъ дней невнятно вдругъ заговорило». «Звезда любви, краса гарема». «Кто съ тобою, грузинка, равенъ красотою? Вокругъ лилейнаго чела ты косу дважды обвила; твои пленительныя очи яснее дня, чернее ночи. Чей голосъ выразитъ сильнее порывы пламенныхъ желанiй? Чей страстный поцелуй живей твоихъ язвительныхъ лобзанiй? Какъ сердце, полное тобой, забьется для красы чужой». — «Я прекрасна», «Во всемъ гареме ты одна могла бъ еще мне быть опасна», говоритъ З. Марiи. Она «для страсти рождена». «Страхъ и горе» «чужды были» ей. Вместе съ Гиреемъ «въ безпрерывномъ упоенье они дышали счастьемъ», и З. была «безпечней день отъ дня». Но, встретя Марiю, Гирей презрелъ красы З., «Гирей З. разлюбилъ», и съ этихъ воръ «ничто не мило ей». З., «какъ пальма смятая грозою, поникла юной головою»; «тайный страхъ» проникъ въ сердце З., «стеснилась грудь ея тоской». «Она идетъ ночью къ Марiи» («Самъ ханъ боится девы пленной печальный возмущать покой»), «и молитъ: сжалься надо мной, не отвергай моихъ моленiй!» — «Я шла къ тебе, говоритъ З. Марiи, спаси меня, въ моей судьбе одна надежда мне осталась». «Я гибну». «Злобной ревности мученье», «языкъ мучительныхъ страстей» проснулись въ З.: — «Оставь Гирея мне: онъ мой», «на мне горятъ его лобзанья; онъ клятвы страшныя мне далъ; давно все, все желанья Гирей съ моими сочеталъ! Меня убьетъ его измена». «Я плачу! видишь, я колена теперь склоняю предъ тобой, молю, винить тебя не смея: отдай мне радость и покой, отдай мне прежняго Гирея». — «Онъ мой; онъ ослепленъ тобою. Презреньемъ, просьбою, тоскою, чемъ хочешь отврати «его»... «Ты въ преступленьи не причастна, я знаю, не твоя вина», и напоминаетъ: — «Кинжаломъ я владею, я близь Кавказа рождена!» — «Въ ту ночь, какъ умерла княжна (Марiя) свершилось и ея страданье»: Зарема «гарема стражами немыми въ пучину водъ опущена».
«Евг. ». — Секундантъ Ленскаго. «Некогда буянъ, картежный атаманъ, глава повесъ, трибунъ трактирный». «Бывало онъ трунилъ забавно, умелъ морочить дурака и умнаго дурачить славно иль явно иль исподтишка, хоть и ему иныя штуки не проходили безъ науки, хоть иногда и самъ въ просакъ онъ попадался, какъ простакъ». «Умелъ онъ весело поспорить, остро и тупо отвечать, порой разсчетливо повздорить», «друзей поссорить молодыхъ и на барьеръ поставить ихъ», и помириться ихъ заставить, дабы позавтракать втроемъ и после тайно обезславить веселой шуткою, враньемъ. «Въ сраженьи разъ» «онъ отличился, смело въ грязь съ коня калмыцкаго свалясь, какъ зюзя пьяный и французамъ достался въ пленъ». «Новейшiй Регулъ, готовый вновь предаться узамъ, чтобъ каждымъ утромъ у Вери въ долгъ осушать бутылки три». — Бывало льстивый голосъ света въ немъ злую храбрость выхвалялъ. Онъ, правда, въ тузъ изъ пистолета въ пяти саженяхъ попадалъ». «Въ дуэляхъ, классикъ и педантъ, любилъ методу онъ изъ чувства и человека растянуть онъ позволялъ не какъ-нибудь, но въ строгихъ правилахъ искусства, по всемъ преданьямъ старины». — «Теперь же — добрый и простой отецъ семейства», надежный другъ, помещикъ мирный и даже честный человекъ», «отъ бурь укрывшись подъ сень черемухъ и акацiй», З. «живетъ, какъ истинный мудрецъ: капусту садитъ, какъ Горацiй, разводитъ утокъ и гусей и учитъ азбуке детей». — «Онъ механикъ деревенскiй — знаетъ толкъ въ «жерновахъ». — Онегинъ «съ удовольствiемъ бывало видался съ нимъ», «любилъ и духъ его сужденiй, и здравый толкъ о томъ, о семъ». З. «не глупъ; но Онегинъ «не уважаетъ сердца въ немъ». З. «велеречивъ», — по словамъ Онегина, «речистъ», «золъ, сплетникъ», «старый дуэлистъ». Вызовъ Ленскаго З. передаетъ Онегину, «осклабя взоръ». Ответъ привозитъ Ленскому «торжественно». На дуэли «тридцать два шага отмериваетъ съ точностью отменной». «Съ изумленьемъ» спрашиваетъ Онегина: «где вашъ секундантъ». Когда же Онегинъ, въ ответъ представилъ ему «m-r Guillot», прибавивъ: «я не предвижу возраженiй на представленiе мое», З. только «губу закусилъ» и вступилъ «въ важный разговоръ» съ m-r Guillot безъ «возраженiй».
«»). — «Молоденькая дочь» стараго цыгана и Марiулы, «черноокая З.», «Веселья детскаго полна», она «привыкла къ дикой воле. «Я тверда, не боюсь ни ножа, ни огня», поетъ З. О жизни городовъ лишь знаетъ, что «тамъ огромныя палаты, тамъ разноцветные ковры, тамъ игры, шумные пиры, уборы девъ тамъ такъ богаты». «Въ таборъ на ночь зазвала Алеко. «— Я ему подругой буду»... Онъ готовъ идти за мною всюду», говоритъ З. отцу. «Онъ будетъ мой — ктожъ отъ меня его отгонитъ?». «Милымъ лепетаньемъ иль упоительнымъ лобзаньемъ» «въ минуту разгонять умела» «задумчивость» Алеко. Ея любовь старый цыганъ сравниваетъ съ «вольной луною»: «на всю природу мимоходомъ равно сiянье льетъ она: заглянетъ въ облако любое, его такъ пышно озаритъ — и вотъ ужъ перешла въ другое, и то не долго посетить. Кто место въ небе ей укажетъ, промолвя: тамъ остановись!» По словамъ молодого цыгана, З. «робко» любитъ. Черезъ «два лета» «охладела» къ Алеко. «Ненавижу тебя, презираю тебя; я другого люблю, умираю любя;» поетъ З. «Умру любя» — последнiй ответъ ея Алеко. «— Не любишь? Мне какое дело! Я песню для себя пою», говоритъ она Алеко. «— Его любовь постыла мне, мне скучно, сердце воли проситъ», признается З. отцу». «— Такъ понялъ песню ты мою!» — Ты сердиться воленъ, я песню про тебя пою», говоритъ она Алеко, после того какъ полюбила молодого цыгана. — «Нетъ, полно, не боюсь тебя, твои угрозы презираю, твое убiйство проклинаю», отвечаетъ она Алеко, убившему молодого цыгана.
«Консервативная, центростремительная сила Алеко встретила центробежную силу З. Алеко остановился, привыкъ, — З. же продолжала быть черноокой цыганкой, непривыкающей, продолжала свой прихотливый и безпечный бегъ по жизни». «Она осталась честной въ самой неверности, — изменившаяся, но не изменница». (Айхенвальдъ. Силуэты, I).
Зизи «Евг. »). — «Строй рюмокъ узкихъ, длинныхъ, подобныхъ талiи твоей, Зизи, кристаллъ души моей, предметъ стиховъ моихъ невинныхъ, любви приманчивый фiалъ, ты, отъ кого я пьянъ бывалъ» (V, 32). (См. въ «Списке» Вульфъ, Евпр. Ник.).
«»). — «Первая красавица въ Петербурге», по словамъ генералъ-адъютанта, встретившаго З. «на придворномъ балу». «Она была въ первомъ цвете молодости. Правильныя черты, большiе черные глаза, живость, самая странность наряда — все поневоле привлекало вниманiе». «Четырнадцати летъ она была прекрасна, читала романы и писала любовныя записки своему танцмейстеру». «Появленiе З.» въ свете «наделало шуму», сама З. «горела нетерпенiемъ быть замужемъ», чтобъ видеть у себя весь городъ». Вышла замужъ за Вольскаго, который «ей не былъ противенъ». Ея искренность, неожиданныя проказы, детское легкомыслiе производили сначала прiятное впечатленiе, и даже светъ былъ благодаренъ той, которая поминутно прерывала важное однообразiе аристократическаго круга». «Смеялись ея шалостямъ, повторяли ея странныя выходки». Но годы шли, а душе ея все еще было четырнадцать летъ». «Стали роптать, нашли, что Вольская не имеетъ никакого чувства приличiя, свойственнаго ея полу. Женщины стали отъ нея удаляться, а мужчины приблизились. Сперва З. огорчилась, но потомъ подумала, что она не въ проигрыше, и утешилась». «Молва приписывала ей любовниковъ». (Б. «несколько времени занималъ ея воображенiе», но «ей хотелось влюбиться въ Р.) З. «въ слезахъ негодованiя решилась возмутиться противъ власти несправедливаго света». «Выбрала своимъ «наперсникомъ» Минскаго, которому поверяла свои тайны. На даче у Л. «около трехъ часовъ сряду» провела на балконе, находясь «наедине съ Минскимъ», явно показывая презренiе «къ ненавистнымъ условiямъ». Первая написала письмо Минскому, въ которомъ «жаловалась, умоляла, сама не зная о чемъ; разсыпалась въ нежностяхъ, ласковыхъ уверенiяхъ и назначала ему вечеромъ свиданiе въ своей ложе». — «Это ни на что не похоже!» заявила «важная графиня Г., когда З., не отвечая на тонкiй мадригалъ генерала, вдругъ скользнула на балконъ. «Въ ней много хорошаго и гораздо менее дурного, нежели думаютъ. Но страсти ее погубятъ». «Она ужасно ветрена!» отзывается о З. «соседъ» графини. «Ветрена? Этого мало. Она ведетъ себя непростительно. Она можетъ не уважать себя сколько ей угодно, но светъ еще не заслуживаетъ отъ нея такого пренебреженiя», отвечала графиня. «Я люблю ее отъ души: она уморительно смешна», отзывается о З. Минскiй, предвидевшiй сближенiе съ З. — «связь безъ важныхъ последствiй, лишнюю женщину въ списке ветренныхъ своихъ любовницъ». З. признала его провосходство надъ собою и намерена была «сказать все», что имела на сердце».
«»). — .«Бледная дама». «Полюбивъ Володского, она почувствовала отвращенiе отъ своего мужа. сродное однемъ женщинамъ и понятное только имъ»... «Объявила, что любитъ Володского и не хочетъ обманывать мужа и въ тайне его безчестить и что она решилась развестись». После разговора съ мужемъ, «не дала ему времени опомниться, въ тотъ же день переехала съ Англiйской набережной въ Коломну и въ короткой записочке уведомила обо всемъ Володского, ничего подобнаго не ожидавшаго».
«»). — Уп. л. «Человекъ деловой и разсеянный». «Отдалъ» дочь на руки какой-то француженке, нанялъ учителей всякаго рода, и после ужъ объ ней не заботился». Когда же узналъ, что дочь въ четырнадцать летъ начала читать романы и писать любовныя записки своему танцмейстеру», отказалъ танцмейстеру, и вывезъ ее въ светъ, полагая, что воспитанiе ея кончено». Принялъ сватовство Вольскаго, т. к. «обрадовался случаю сбыть съ рукъ молодую невесту».
«»). «... Скоро удостоверился въ неверности своей жены. Это чрезвычайно его разстроило. Онъ не зналъ, на что решиться: притвориться ничего не замечающимъ казалось ему глупымъ; смеяться надъ несчастiемъ, столь обыкновеннымъ — презрительнымъ; сердиться не на шутку — слишкомъ шумнымъ; жаловаться съ видомъ глубоко оскорбленнаго чувства — слишкомъ смешнымъ. Къ счастiю, жена его явилась ему на помощь» и сказала, что «она решилась развестись». «Не могъ опомниться отъ такого чистосердечiя» и «былъ встревоженъ ея стремительностью», но «она не дала ему времени опомниться».
«Капит. »). — «Маiоръ»; «высокаго роста», «летъ тридцати пяти съ длинными черными усами, въ халате» «и съ трубкой въ зубахъ». «Находился въ Симбирске при прiеме рекрутовъ; стоялъ въ трактире». Гриневъ называетъ З. бариномъ. Савельичъ же отзывается о З. какъ о разбойнике. «Пригласилъ» Гринева обедать съ нимъ вместе, чемъ Богъ послалъ по-солдатски». «Велелъ подать пуншу и уговаривалъ Гринева попробовать», говоря, «что къ службе надобно привыкать, а безъ пуншу, что и служба». Такъ передавалъ «армейскiе анекдоты», что Гриневъ «со смеху чуть не валялся».
«честный офицеръ». Гриневъ считалъ З. «своимъ учителемъ» вызвался выучить Гринева «играть на бильярде»; «громко ободрялъ» Гринева, «дивился» его «быстрымъ успехамъ, и после несколькихъ уроковъ предложилъ играть въ деньги, по одному грошу, не для выигрыша, а такъ чтобы только не играть даромъ»; но скоро «взглянулъ на часы, положилъ кiй и объявилъ» Гриневу, что последнiй проигралъ сто рублей. На извиненiя Гринева З. отвечалъ: — «Помилуй! не изволь и безпокоиться. Я могу и подождать. А покаместъ поедемъ къ Аринушке. На следующiй день З. написалъ Гриневу письмо: «Любезный Петръ Андреевичъ, пожалуйста, пришли мне съ моимъ мальчикомъ сто рублей, которые ты мне вчера проигралъ. Мне крайняя нужда въ деньгахъ». Въ другой разъ «металъ, играя въ банкъ съ шестью гусарскими офицерами». «Не хочешь поставить карточку?» предлагаетъ З. Гриневу. Игра, по мненiю З., необходима «для нашего брата служиваго». «Въ походе, наприеръ, придешь въ местечко, чемъ прикажешь заняться. Ведь не все же бить жидовъ. Поневоле пойдешь въ трактиръ и станешь играть на бильярде. А для того надобно играть». «Играть даромъ» — «самая скверная привычка», утверждаетъ З. При первой встрече отказъ Гринева «сыграть партiю» показался З. «страннымъ», З. погляделъ на Гринева «съ сожаленiемъ». «Игралъ съ маркеромъ, который при выигрыше выпивалъ рюмку водки, а при проигрыше долженъ былъ лезть подъ бильярдъ». «Чемъ долее игра продолжалась, темъ прогулки на четверенькахъ становились чаще, пока наконецъ маркеръ остался подъ бильярдомъ». З. «произнесъ надъ нимъ несколько сильныхъ выраженiй, въ виде надгробнаго слова». — Женитьба, по признанiю З. «блажь». — «Женишься, ни за что пропадешь! говорилъ З. Гриневу. — Эй, плюнь!» Узнавъ, что Гриневъ едетъ съ дамой, спрашиваетъ: «Где же ты ее подцепилъ. Эхе, братъ». «При этихъ словахъ З. засвистелъ такъ выразительно, что все захохотали». Когда докладываютъ З., что задержаны «государевъ кумъ» и его хозяюшка, З. велитъ «кума» посадить въ «острогъ», а хозяюшку привести къ себе. Узнавъ въ «куме Гринева изумился: Какъ! Такъ это о тебе мне сейчасъ докладывали? Помилуй! Что-жъ это значитъ?» З. самъ вышелъ на улицу извиниться передъ Марьей Ивановной въ невольномъ недоразуменiи и приказалъ вахмистру отвести ей лучшую квартиру въ городе». Получивъ приказъ арестовать Гринева З., «съ видомъ чрезвычайно озабоченнымъ», подаетъ ему бумагу, говоря: «маленькая непрiятность». — Делать нечего! сказалъ З.: долгъ «повиноваться приказу. Вероятно, слухъ о твоихъ дружескихъ путешествiяхъ съ Пугачевымъ какъ-нибудь да дошелъ до правительства. Надеюсь, что дело не будетъ иметь никакихъ последствiй и что ты оправдаешься передъ комиссiей. Не унывай и отправляйся». З. дружески простился съ Гриневымъ. Когда же Савельичъ оповестилъ З. объ опасности, угрожающей старикамъ Гриневымъ, «прискакалъ во время и явился ихъ «ангеломъ избавителемъ», по словамъ Авдотьи Васильевны. Узнавъ, что Швабринъ раненъ отцомъ Гринева, сказалъ: — «Очень радъ. Гусары, возьмите его! Да сказать лекарю, чтобъ онъ перевязалъ ему рану и берегъ его, какъ зеницу ока. Швабрина надобно непременно представить въ секретную казанскую комиссiю. Онъ одинъ изъ главныхъ преступниковъ, и показанiя его должны быть важны...» Поймавъ главаря бунтовщиковъ, З. настоялъ на томъ, чтобы голова земскаго была на несколько часовъ выставлена на шесте у кабака».