В. («Евг. Онегинъ»). — «Шестого былъ у В. на бале: довольно пусто было въ зале». «Вчера у В.» былъ «пиръ». (Альб. V, 9).
«»). — «Блистаетъ младость въ его лице; какъ летнiй цветъ прекрасенъ онъ; но, мнится, радость его не знала съ детскихъ летъ; въ глазахъ потупленныхъ кручина; на немъ одежда славянина и на бедре славянскiй мечъ. Славянъ вотъ очи голубые, вотъ ихъ и волосы златые, волнами подшiе до плечъ». «Видалъ онъ дальныя страны, по суше, по морю носился, во дни былые, дни войны, на западе, на юге бился, деля добычу и труды съ суровымъ племенемъ Одена, и передъ нимъ враговъ ряды бежали, какъ морская пена въ часъ бури къ чернымъ берегамъ. Внималъ онъ радостнымъ хваламъ и арфамъ скальдовъ изступленныхъ, въ жилище сильныхъ пировалъ, и очи девъ иноплеменныхъ красою чуждой привлекалъ». Въ программе «на пиру у Рюрика пьетъ здоровье гражданъ и Новгорода». Противопоставляется Рюрику и Громвалу — (презренiе къ народу самовластiя). Въ отрывке изъ драмы В. спрашиваетъ Рогдая: — «ты виделъ Новгородъ, ты слышалъ гласъ народа; скажи, Рогдай, жива-ль славянская свобода? иль князя чуждаго покорные рабы решились оправдать гоненiя судьбы?» Ср. «Списокъ», стр. 164.
«.»). — Уп. л. Сирота, «стрелецкiй сынъ», воспитанный въ доме Ржевскихъ. По просьбе Гаврилы Афанасьевича, В. «записали въ полкъ»; Наташа, прощаясь съ нимъ, расплакалась, а онъ стоялъ, какъ окаменелый. Имъ въ безпамятстве бредила Наташа.
(«»). — См. .
Вальсингамъ «Пиръ во время чумы»). — См. . пира.
(«Ист. »). — Уп. л. Былъ отвезенъ въ городъ и отданъ «въ рекруты».
«Капит. »). — Висельникъ. Виселъ на перекладине виселицы, утвержденной на плоту, плывшемъ «внизъ по Волге». Надъ В., какъ и надъ его соседями-висельниками, «прибита была черная доска, на которой белыми буквами было написано: «Воры и бунтовщики». По словамъ Гринева, В. «по глупости своей» присталъ «къ Пугачеву».
(«Станц. »). — «Оборванный мальчикъ, рыжiй и кривой». Провожалъ Белкина до могилы смотрителя. Разсказалъ, что смотритель выучилъ его «дудочки вырезывать» и «орешками оделялъ», что проезжая барыня «дала ему пятакъ серебромъ». «— Прекрасная барыня: ехала она въ карете въ шесть лошадей, съ тремя маленькими барчатами и съ кормилицей и съ черной моськой, и какъ сказали ей, что старый смотритель умеръ, заплакала и сказала и сказала детямъ: «сидите смирно, а я схожу на кладбище»). По словамъ В. на могиле смотрителя она лежала долго», а тамъ, «пошла въ село и призвала попа, дала ему денегъ и поехала»... «а мне, прибавлялъ В., «дала пятакъ серебромъ... Славная барыня»...
Ваня «Евг. »). — Уп. л. Мужъ няни Лариныхъ. Старушка разсказываетъ, что когда они венчались — «мой Ваня моложе былъ меня, мой светъ, а было мне тринадцать летъ» (III, 18).
«» III). — Гордыней славился боярской; за споръ то съ темъ онъ, то съ другимъ, съ большимъ безчестьемъ выводимъ бывалъ изъ за трапезы царской, но снова шелъ подъ тяжкiй гневъ и умеръ, Сицкихъ ».
«Бор. Год»). — «Бродяга въ виде чернеца». «Летъ ему за 50, а росту онъ средняго, лобъ имеетъ плешивый, бороду седую, брюхо толстое». — «Утекъ», по его словамъ, «изъ монастыря»; «говоритъ складно». «Давно не читывалъ и худо разбираетъ» грамоту по складамъ; «ни о чемъ не думаетъ», съ техъ поръ, какъ оставилъ монастырь: «Литва-ли, Русь-ли, что гудокъ, что гусли — все намъ равно, было бы вино». «Вольному воля», говоритъ Мисаилъ, а В. подхватываетъ: «а пьяному рай». Когда Григорiй отказывается пить, В. недоволенъ: «когда я пью, такъ трезвыхъ не люблю; иное дело пьянство, а иное чванство. «Что онъ за постникъ? Самъ же назвался въ товарищи, неведо кто, неведомо откуда, — да еще спесивится; можетъ быть кобылу нюхалъ...» но увидевъ, что Григорiй разговариваетъ съ хозяйкой корчмы, замечаетъ: — «эй, товарищъ! Да ты къ хозяйке присуседился. Знать не нужна тебе водка, а нужна молодка: дело, братъ, дело! У всякаго свой обычай. А у насъ съ отцомъ Мисаиломъ одна заботушка — пьемъ до донушка, выпьемъ, поворотимъ и въ донышко поколотимъ». — На вопросъ пристава, кто онъ, отвечаетъ: «мы — Божiи старцы, иноки смиренные ходимъ по селенiямъ, да собираемъ милостыню христiанскую на монастырь». — «Плохо, сыне, плохо! ныне христiане стали скупы; деньгу любятъ, деньгу прячутъ. Мало Богу даютъ. Прiйде грехъ велiй на языцы земнiи. Все пустились въ торги, въ мытарство; думаютъ о мiрскомъ богатстве, не о спасенiи души. Ходишь, ходишь, молишь, молишь; иногда въ три дни трехъ полушекъ не вымолишь. Такой грехъ! Пройдетъ неделя, другая, заглянешь въ мошонку, анъ въ ней такъ мало, что соестно въ монастырь показаться; что делать? съ горя и остальное пропьешь; беда, да и только. — Охъ, плохо! Знать пришли наши последнiя времена!» Но приставъ, однако, держится другого мненья: «парень-то, кажется, голъ; съ него взять нечего; за то старцы...» Когда возникло подозренiе, что Варлаамъ — «Гришка», онъ самъ начинаетъ читать указъ: «тутъ ужъ разберу, какъ дело до петли доходитъ».
«» I). — «При Ольге, сынъ Одульфа, Варлафъ, прiялъ крещенье въ Цареграде съ приданымъ греческой княжны. Отъ нихъ два сына рождены».
«Капит. »). — «Усатый» гусаръ. «Выходи бесовъ кумъ!» говорилъ В. Гриневу: «Вотъ ужо тебе будетъ баня и съ твоею хозяюшкою!» В. «повелъ» Гринева «къ маiору». Придя «къ домику», В. «оставилъ» Гринева «при карауле», а самъ «пошелъ» о немъ «доложить»; «тотчасъ же воротился объявивъ» Гриневу, «что его высокоблагородiе некогда» его «принять, а что онъ велелъ его отвести» (Гринева) «въ острогъ, а хозяюшку къ себе привести». На вопросъ Гринева, — «что это значитъ?» В. «отвечалъ» — «Не могу знать, ваше благородiе, только его высокоблагородiе приказало ваше благородiе отвести въ острогъ, а ея благородiе приказано привести къ его высокоблагородiю, ваше благородiе!»
Вдова «»). — См. .
«Отр. . »). — «Ветренный».
«»). — Богатый помещикъ, соседъ Троекурова, «холостякъ». Имелъ «две звезды и 3000 душъ родового именiя». «Возвратился изъ за-границы въ свою деревню, которую отъ роду не видалъ». В. не любилъ «такъ-называемую природу». «Светскiй человекъ», «старый волокита». «Имелъ непрестанную нужду въ разсеянiи, непрестанно скучалъ». Привыкнувъ къ разсеянности, онъ не могъ вынести уединенiя. В. «было около пятидесяти летъ, но онъ («хилый», «развратный старикъ») казался гораздо старее. Излишества всякаго рода изнурили его здоровье и положили на немъ свою неизгладимую печать. Несмотря на то, наружность его была прiятна, замечательна, а привычка быть всегда въ обществе придавала ему некоторую любезность, особенно съ женщинами»; «любезный говорунъ» и неистощимый разсказчикъ, «съ учтивыми недомолвками;» («успелъ несколько разъ привлечь вниманiе Марьи Кирилловны любопытными своими разсказами» и «она съ удовольствiемъ слушала льстивыя и веселыя приветствiя светскаго человека». Она «не чувствовала ни малейшаго замешательства или принужденiя съ человекомъ, котораго видела она только во второй разъ отъ роду»). Въ доме Троекурова все «хвалилъ и восхищался». Въ доме В., «на берегу Волги», «построенномъ во вкусе англiйскихъ замковъ», находилась «галлерея картинъ, купленныхъ княземъ въ чужихъ краяхъ». «Онъ говорилъ о картинахъ не на условленномъ языке педагогическаго знатока, но съ чувствомъ и воображенiемъ»: «объяснялъ» «ихъ различныя достоинства и недостатки». «Радовался восхищенiю» молодой девушки, «красотой которой былъ пораженъ и оживленъ ея присутствiемъ».
«ея безмолвнымъ согласiемъ». Увидя ея слезы, «слегка нахмурился»; прочтя «наедине» ея письмо, «ни мало не былъ тронутъ откровенностью невесты. Напротивъ, онъ увиделъ необходимость ускорить свадьбу и для того почелъ нужнымъ показать письмо будущему тестю». Онъ сказалъ невесте, «что письмо очень его опечалило, но что онъ надеется современемъ заслужить ея привязанность, что мысль отречься отъ нея слишкомъ для него тяжела и что онъ не въ силахъ согласиться на свой смертный приговоръ». Во время венчанiя «былъ пораженъ бледностью и страннымъ видомъ» невесты. «После свадьбы, «наедине съ молодою женой, князь ни мало не былъ смущенъ ея холоднымъ видомъ. Онъ не сталъ докучать ей приторными изъясненiями и смешными восторгами; слова его были просты и не требовали ответовъ». «О любви онъ не хлопоталъ». — При встрече съ Дубровскимъ не потерялъ «присутствiя духа, вынулъ изъ бокового кармана дорожный пистолетъ и выстрелилъ», (ранилъ Дубровскаго въ плечо); «не теряя ни минуты, вынулъ другой пистолетъ». «Но ему не дали выстрелить»: «несколько сильныхъ рукъ вытащили его изъ кареты и выхватили у него пистолетъ».
— «достойный зять Троекурова. Это — настоящее созданiе Екатерининской эпохи, цветокъ, выросшiй на почве закона о вольности дворянства и обрызганный каплями росы вольтерьянскаго просвещенiя. Кн. Верейскiй — едва ли не самый раннiй экземпляръ новой разновидности нашего типа, которая развилась очень быстро. Подобными ему людьми до скуки переполняется высшее русское общество съ конца царствованiя Екатерины. За-границей они растрачивали богатый дедовскiй и отцовскiй запасъ нервовъ и звонкой наличности и возвращались въ Россiю платить долги. Кн. Верейскiй жилъ за моремъ и, прiехавъ умирать въ Россiю, напрасно пытался оживить угасшiя силы и затеями сельской роскоши, и расцветшей на сельскомъ приволье дочерью Троекурова. Онъ — иначе, тоньше редижированный Троекуровъ: его европейзованное варварство изъ остраго и буйнаго Троекуровскаго переродилось въ тихое; меланхолическое, не подъ гуманизующимъ влiянiемъ Монтескье и Вольтера, а просто потому, что тесть привезъ въ деревню изъ Петербурга мускулы и нервы, чего зять уже не привезъ изъ Парижа. Отсюда «непрестанная» скука кн. Верейскаго, которая съ его легкой руки стала непременной особенностью дальнейшихъ видовъ этого типа». [«Онегинъ и его предки»].
«. ночи», набр. I—II). — «Учился некогда у iезуитовъ». Одинъ изъ техъ людей, одаренныхъ убiйственной памятью, которые все знаютъ и все читали, и которыхъ стоитъ тронуть пальцемъ, чтобъ изъ нихъ полилась ихъ всемiрная ученость». Когда разсказчикъ о Клеопатре заявилъ «что въ числе латинскихъ историковъ есть некто Аврелiй Викторъ, о которомъ, вероятно, вы никогда не слыхивали», В. прервалъ его: — «Аврелiй Викторъ! Знаю!».
N«Отр. . пов»).
«Р. »). — «Какъ говорится, видная баба, впрочемъ, уже не въ первомъ цвете молодости», «известная въ свете своей красотой и любовными похожденiями». — Для отца Р. Пелама «она развелась со своимъ мужемъ, который уступилъ ее за десять тысячъ и потомъ обедывалъ» у жены «довольно часто». После смерти матери Р. Пелама, А. П., «виновница этой смерти, поселилась въ доме» его отца. «Французы (гувернеры) не могли ужиться съ А. П., которая не давала имъ вина за обедомъ или лошадей по воскресеньямъ». На одного изъ нихъ А. П. «косо поглядывала за столомъ, говоря вполголоса: «экiй обжора!» — «Виноватымъ въ смене французовъ», — говоритъ Р. Пеламъ, — «остался я. А. П. решила, что ни одинъ изъ нихъ не могъ сладить съ такимъ несноснымъ мальчишкой». Р. Пеламъ «бранился съ нею зубъ-за-зубъ».
«(Р. Пеламъ»). — Развелся съ женою, «уступивъ ее отцу моему, (говоритъ Р. Пеламъ), за десять тысячъ и потомъ обедывалъ у насъ довольно часто».
«Бор. Год»). — «Думалъ ли ты, Мнишекъ, что мой слуга взойдетъ на тронъ московскiй?».
«Русл. »). — Великiй князь. Старикъ, убеленный сединами. Когда его дочь Людмила исчезаетъ, Вл., «сраженный вдругъ молвой ужасной», «въ высокомъ тереме своемъ» проводитъ время, «влача въ душе печали бремя». Когда же Людмила вновь ожила, «старецъ въ радости немой, рыдая, милыхъ обнимаетъ».
«Намъ такъ мало осталось памятниковъ отъ до-историческихъ временъ Руси, что Владимiръ Красное-Солнышко столько же для насъ мифъ, сколько Владимiръ, просветитель Руси, историческое лицо; а сказки Кирши Данилова, въ которыхъ является действующимъ лицомъ языческiй Владимiръ, явно сложены въ позднейшiя времена. И потому Пушкинъ отъ преданiя только и воспользовался, что словомъ «Солнце», приложеннымъ къ имени Владимiра. Пожива небогатая! Во всемъ остальномъ его Владимiръ-Солнце — пародiя на какого-нибудь Карла Великаго. Таковы же , , , «вещаго Баяна», понявъ слово «баянъ» какъ нарицательное и равнозначительное словамъ: «скальдъ, бардъ, менестрель, трубадуръ, миннезингеръ». Но Б. («Слова о полку Игореве»), такъ неопределенъ и загадоченъ, что на немъ нельзя построить даже и остроумныхъ догадокъ, на которыя такъ щедры досужiе антикварiи, а темъ менее можно заключить изъ него что-нибудь достоверное. И потому весь Баянъ Пушкина — ни более, ни менее, какъ риторическая фраза». (
«Евг. Онег»). — См. , .
Z «Отр. . »). — По просьбе Владимiра (распустить слухъ, что В. при смерти боленъ), «въ театре объявилъ», что тотъ «занемогъ нервической горячкой» и «что, вероятно», его «уже нетъ на свете». По мненiю Владимiра, «отсталъ отъ своего века — и целымъ десятилетiемъ». Его «умозрительныя и важныя разсужденiя принадлежатъ къ 1818 году»; «неподвиженъ»; ci-devant un homme, стереотипъ». «Нравственныя разсужденiя» Владимiра «насчетъ управленiй именiй радуютъ» его, но полагаетъ, что «самое завидное состоянiе не то... Чины въ Россiи — необходимость: молодому дворянину необходимо служить хоть для однехъ станцiй, где безъ нихъ не добьешься лошадей». Съ своей стороны предлагаетъ Влад. «заранее привыкнуть къ строгости зрелаго возраста и добровольно отказаться отъ увядающей молодости», хотя и знаетъ, что проповедуетъ «втуне», но, прибавляетъ онъ, «таково мое назначенiе».
«Отр. . »). — Гвардеецъ, «постоянный admirateur» Лизы, очень занятый ею. По словамъ Саши, «прекрасный женихъ». По словамъ Лизы, «человекъ светскiй», «аристократъ»; по собственному признанiю, хотя и говоритъ въ «пользу аристокраiи», но не корчитъ «англiйскаго лорда». «Мое происхожденiе», прибавляетъ В., хоть я его не стыжусь, не даетъ на то никакого права, но я безъ прискорбiя никогда не могъ видеть униженiя нашихъ историческихъ родовъ». «Прошедшее для насъ не существуетъ. Жалкiй народъ!» «Охота тебе корчить г-на Фобласа и вечно возиться съ женщинами», укоряетъ В. его петербургскiй другъ, но самъ В. гордится темъ, что въ деревне его «успехъ превзошелъ» «ожиданiя». По его мненiю, это «много значитъ». «Старушки», пишетъ онъ другу, «отъ меня въ восхищенiи, барыни ко мне такъ и льнутъ». «Всякiй волочится, какъ умеетъ», прибавляетъ Вл., считая, что онъ «следуетъ духу времени», и привезъ въ деревню «fatuité insolente, которая здесь еще новость». Самъ называетъ себя «нахаломъ», хотя никто и не понимаетъ «въ чемъ именно состоитъ» его «нахальство», темъ более, что по виду онъ «чрезвычайно учтивъ и благопристоенъ». «Охота тебе Лафаэтомъ сидеть одному на оппозицiонной скамеечке», пишетъ онъ своему прiятелю, который находитъ, что В. отсталъ отъ своего века и сбивается на ci devant гвардiи, хрипуна 1807 года». Лиза его «боится, какъ несчастiя». «Онъ вечно умелъ найти место» возле Лизы», и «каждый часъ присвоивалъ себе новыя права, говорилъ о своихъ чувствахъ, то ревновалъ, то жаловался». Лиза бежала отъ него въ деревню, «съ отчаянiемъ признавая его власть надъ своею душой». Въ деревне, куда онъ прiехалъ «по одному делу, отъ котораго зависитъ счастiе моей жизни», (такъ заявилъ В. Лизе), онъ «пустился въ поэзiю». Въ Лизе, въ которую онъ, «часъ отъ часу более» влюбляется, находитъ «главную прелесть высшаго петербургскаго общества», — тихую, благородную прелесть», Маша, «выросшая подъ яблонями, воспитанная между скирдами, природой и нянюшкаками», ему гораздо милее нашихъ однообразныхъ красавицъ, которыя до свадьбы придерживаются мненiя маменекъ, а после свадьбы — мненiя мужей». «Глядя на управленiе мелкопоместныхъ дворянъ», принялся за «нравственныя размышленiя насчетъ управленiй именiй» и за разсужденiя о пользе «аристократiи», ибо только «дикость, подлость и невежество не уважаютъ прошедшаго, пресмыкаясь предъ однимъ настоящимъ». «И у насъ иной потомокъ Рюрика, пишетъ В., более дорожитъ звездою двоюроднаго брата, чемъ исторiей своего дома, т. -е. исторiей отечества!» «Конечно, есть достоинства выше знатности рода — именно достоинство личное». «Имена Минина и Ломоносова перевысятъ, м. б., все наши старинныя родословныя. Но неужто потомству ихъ смешно было гордиться сими именами?». Онъ мечтаетъ выйти въ отставку, жениться и уехать въ деревню, где онъ совершенно предался уже «патрiархальной жизни», и проситъ друга распустить по Петербургу слухъ что В. при смерти, «боленъ», такъ имеетъ намеренiе «просрочить» и хочетъ соблюсти «всевозможную благопристойность».
— прихожая, Москва — девичья, деревня же — нашъ кабинетъ». «Порядочный человекъ, по необходимости, проходитъ черезъ переднюю, редко заглядываетъ въ девичью, а сидитъ у себя въ кабинете». «Званiе помещика» В. считаетъ той же службой». «Заниматься тремя тысячами душъ, коихъ все благосостоянiе зависитъ исключительно отъ насъ, важнее, чемъ командовать взводомъ, или переписывать дипломатическiя депеши». «Небреженiе, въ которомъ мы оставляемъ нашихъ крестьянъ, непростительно, чемъ более имеемъ мы надъ ними правъ, темъ более имеемъ и обязанностей въ ихъ отношенiи. Мы оставляемъ ихъ на произволъ плута-приказчика, который ихъ притесняетъ, а насъ обкрадываетъ; мы проживаемъ въ долгъ наши будущiе доходы и разоряемся; старость насъ застаетъ въ нужде и хлопотахъ. Вотъ причина быстраго упадка нашего дворянства: дедъ былъ богатъ, сынъ нуждается, внукъ идетъ по мiру. Древнiя фамилiи приходятъ въ нищенство, новыя подымаются и въ третьемъ поколенiи исчезаютъ опять. Къ чему ведетъ такой матерiализмъ?
«пора положить этому преграды». [Ср. Евгенiй, Минскiй].
«»). — «Бедный армейскiй прапорщикъ»; женихъ Марьи Гавриловны. Находился «въ отпуску» и жилъ въ своей деревне. «Напуганный» прiемомъ въ доме Гаврилы Гавриловича, где принимали его «хуже, нежели отставного заседателя, онъ состоялъ съ Марьей Гавриловной «въ переписке» и «всякiй день» виделся наедине въ сосновой роще, или у старой часовни. «Тамъ они клялись другъ-другу въ вечной любви, сетовали на судьбу, и делали различныя предположенiя». «Переписываясь и разговаривая», они «дошли до следующаго разсужденiя: если мы другъ безъ друга дышать не можемъ, а воля жестокихъ родителей препятствуетъ нашему благополучiю, то нельзя-ли намъ обойтись безъ нея?» «Эта счастливая мысль пришла сперва въ голову В. Н.». Въ письмахъ, (наступившая зима, «прекратила ихъ свиданiя»), В. Н. умолялъ Марiю Гавриловну «предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потомъ къ ногамъ родителей, которые, конечно, будутъ тронуты наконецъ героическимъ постоянствомъ и несчастiемъ любовниковъ, и скажутъ имъ непременно: «дети! придите въ наши объятiя». Въ день, назначенный для тайнаго венчанiя «для себя велелъ заложить маленькiя сани въ одну лошадь, и одинъ, безъ кучера, отправился» въ Жадрино (въ церковь), но сбился съ дороги. Лишь къ разсвету («пели петухи и было уже светло»), В. Н. достигъ Жадрина: «церковь была пуста», на дворе священника «тройки его не было». Марья Гавриловна была уже обвенчана съ другимъ (См. Бурминъ).
«ненарадовскiе помещики», положили послать за В. Н. и объявить ему неожиданное счастье: согласiе на бракъ», — В. Н. ответилъ, приславъ «полусумасшедшее письмо». «Онъ объявлялъ имъ, что нога его не будетъ никогда въ ихъ доме и просилъ забыть о несчастномъ, для котораго смерть остается единою надеждою». Черезъ несколько дней В. Н. «уехалъ въ армiю». Онъ отличился въ сраженiи, былъ тяжело раненъ подъ Бородиномъ, и «умеръ въ Москве, накануне вступленiя французовъ».
«»). — Уп. л. «У Войнаровскаго въ рукахъ мушкетный стволъ еще дымился». [Родственникъ Мазепы и участникъ его тайныхъ замысловъ. Умеръ въ ссылке въ Якутске. Ср. поэму Рылеева «В—iй»].
«»). — «Молодой человекъ, летъ двадцатишести». Сердитъ на князя Горецкаго за то, что «если зоветъ онъ весь городъ, то долженъ звать» и его, такъ какъ считаетъ себя «человекомъ светскимъ» и не хочетъ «быть въ пренебреженiи у светскихъ аристократовъ», хотя и называетъ аристократами «техъ, которые протягиваютъ руку графини Фуфлыгиной». — «Мне дела нетъ ни до ихъ родословной, ни до ихъ нравственности, прибавляетъ В.». «Выше всего ценилъ свою себялюбивую независимость. Узнавъ, что Зинаида, полюбивъ его, «решилась развестись съ мужемъ», «не могъ опомниться отъ такого чистосердечiя», «былъ встревоженъ «ея» стремительностью». Когда же Зинаида, «въ короткой записочке» уведомила В. о своемъ переезде съ Англiйской набережной въ Коломну, В., «ничего тому подобнаго не ожидавшiй», былъ въ отчаянiи: никогда не думалъ онъ связать себя такими узами». «Онъ притворился благодарнымъ и приготовился на хлопоты любовной связи, какъ на занятiе должностное, или какъ на скучную обязанность поверять ежемесячные счеты своего дворецкаго».
«Егип. ночи», набр— «Вдова по разводу». Въ 3-емъ наброске В. названа .
«»). — См. .
«»). — Уп. л. «Богатый молодой человекъ, привыкшiй подчинять свои чувства мненiю другихъ». Влюбился въ Зинаиду потому, что генералъ-адъютантъ К., на одномъ придворномъ бале, решительно объявилъ, что Зинаида первая красавица въ Петербурге и что государь, встретясь на Англiйской набережной, целые полчаса изволилъ съ нею прогуливаться». В. «сталъ свататься».
«Евг. Он»). — «Съ блестящей Ниной Воронской, — сей Клеопатрою Невы». «Ослепительна была» «мраморной красою» (VIII, 16).
«Бор. Год»). — Когда народъ ушелъ изъ Москвы къ Новодевичьему монастырю просить Бориса на царство, В. былъ «наряженъ» съ Шуйскимъ «городъ ведать». — Онъ веритъ, что, можетъ быть, «правитель въ самомъ деле державными заботами наскучилъ и на престолъ безвластный не взойдетъ», хотя Шуйскiй и предсказываетъ иное. Сомневается, что Борисъ «сгубилъ царевича», Димитрiя «полно, точно-ль?» и, въ ответъ на категорическое утвержденiе Шуйскаго, восклицаетъ двукратно: «ужасное злодейство!» — «Слушай», — делаетъ В. догадку: — «верно губителя раскаянье тревожитъ; конечно, кровь невиннаго младенца ему ступить мешаетъ на престолъ». Шуйскiй словами, что Борисъ — «вчерашнiй рабъ» и т. д., вызываетъ у В. рядъ новыхъ соображенiй. «Такъ, родомъ онъ не знатенъ; мы знатнее. Ведь Шуйскiй, Воротынскiй... Легко сказать — природные князья...» «А слушай, князь, ведь мы бъ имели право наследовать Феодору». «Ведь въ самомъ деле». Но когда Ш., пользуясь этимъ, предлагаетъ В.: «давай народъ искусно волновать... своихъ князей у нихъ довольно», — В. решительно уклоняется отъ этого: «Не мало насъ, наследниковъ Варяга, да трудно намъ тягаться съ Годуновымъ», — заявляетъ онъ. «Давно лишились мы уделовъ, давно царямъ подручниками служимъ»... «Народъ отвыкъ въ насъ видеть древнюю отрасль воинственныхъ властителей своихъ». Когда Шуйскiй признался В., что «могъ единымъ словомъ изобличить» Бориса, вернувшись со следствiя объ убiйстве царевича Димитрiя, В. спрашиваетъ: «зачемъ же ты его не уничтожилъ?» На оправданiя Шуйскаго, В. отвечаетъ: «Нечисто, князь. Встретивъ Шуйскаго, после избранiя Бориса, В. напоминаетъ ему его предсказанiе: «Ты угадалъ». — А что? — Да здесь намедни, ты помнишь?» Когда Шуйскiй уходитъ, ответивъ: «теперь не время помнить, советую порой и забывать». «Лукавый царедворецъ!» восклицаетъ Воротынскiй.
«Капит. »). — «Услышавъ что «Гриневъ требуетъ лошадей, принялъ-было его «довольно грубо, но, когда вожатый Гринева «сказалъ В. тихо несколько словъ», то «суровость В. тотчасъ обратилась въ торопливую услужливость».
«Ст. »). — См. .
«»). — «Человекъ летъ пятидесяти, свежiй и бодрый, въ зеленомъ сюртуке, съ тремя медалями на полинялыхъ лентахъ». Позднее снова встретившись съ В., Белкинъ съ изумленiемъ смотрелъ на его «седину, на глубокiя морщины, давно небритаго лица, на сгорбленную спину, и не могъ надивиться, какъ три, или четыре года могли превратить бодраго мужчину въ хилаго старика», и «все кругомъ показывало ветхость и небреженiе». Уходъ Дуни, которой онъ самъ позволилъ «ехать съ гусаромъ», вызвавшимся «довести ее до церкви», состарилъ В. «Старикъ не снесъ своего несчастiя: онъ тутъ же слегъ»: «занемогъ сильной горячкой». Много ихъ въ Петербурге, молоденькихъ дуръ, сегодня въ атласе, да въ бархате, а завтра, поглядишь, метутъ улицу вместе съ голью кабацкою. Какъ подумаешь порою, что и Дуня, можетъ быть, тутъ же пропадаетъ, такъ поневоле согрешишь и пожелаешь ей могилы». На вопросъ («Здорова-ли» Дуня?), старикъ нахмурился и ничего не отвечалъ, но когда «ромъ прояснилъ его угрюмость», разсказалъ о своемъ горе, прерывая свой разсказъ слезами, «которыя живописно отиралъ своею полою».
«выпросилъ отпускъ на два месяца и, не сказавъ никому ни слова о своемъ намеренiи, пешкомъ отправился за своею дочерью. Изъ подорожной зналъ онъ, что ротмистръ Минскiй ехалъ изъ Смоленска въ Петербургъ». Ямщикъ, который везъ Минск., говорилъ, что Дуня «всю дорогу плакала, хотя, казалось ехала по своей охоте». «Авось», думалъ смотритель, «приведу я домой заблудшую овечку мою». Въ передней у Минскаго онъ просилъ доложить его высокоблагородiю, что старый солдатъ проситъ съ нимъ увидеться». При виде Минскаго, «сердце старика закипело, слезы навернулись на глазахъ, и онъ дрожащимъ голосомъ произнесъ только: — «Ваше высокоблагородiе... сделайте такую божескую милость!» «Ваше высокоблагородiе!» продолжалъ старикъ: «что съ возу упало, то пропало; отдайте мне, по крайней мере, бедную мою Дуню. Ведь вы натешились ею; не погубите жъ ее понапрасну». «Увидя «за обшлагомъ своего рукава свертокъ бумагъ» (положенныхъ Минскимъ), онъ вынулъ ихъ и развернулъ несколько смятыхъ ассигнацiй. Слезы навернулись на глазахъ его — слезы негодованiя! Онъ сжалъ бумажки въ комокъ, бросилъ ихъ на земь, притопталъ каблукомъ и пошелъ»... Но прежде, чем «отправиться домой» онъ хотелъ хоть разъ увидеть свою Дуню и хитростью (сказавъ, что баринъ велелъ ему «отнести къ его Дуне записочку») выведалъ у кучера Минскаго ея адресъ и решилъ «свое дело сделать». Не обращая вниманiя на окрикъ служанки, онъ вошелъ въ залу и не слушая ея, «шелъ далее». «Онъ подошелъ къ растворенной двери», «комнаты прекрасно убранной», «и остановился». «Никогда дочь его не казалась ему столь прекрасною; онъ поневоле ею любовался». «Прiятель советовалъ ему жаловаться» (Минскiй «сильною рукою схвативъ старика за воротъ, вытолкнулъ его на лестницу»), «но смотритель подумалъ, махнулъ рукой и решилъ отступиться». «Черезъ два дня» «отправился онъ изъ Петербурга обратно на свою станцiю и опять принялся за свою работу». В. не перенесь разлуки съ дочерью и спился. По словамъ Ваньки, В. научилъ его «дудочки вырезывать». «Бывало идетъ изъ кабака, а мы то за нимъ: дедушка, дедушка! орешковъ! а онъ насъ орешками наделяетъ. Все, бывало, съ нами возится».
«»). — «Сестра двоюродная» Параши, «супруга гофъ-фурьера». Уп. л.