Раевский Н.А.: Портреты заговорили
Д. Ф. Фикельмон о дуэли и смерти Пушкина.
Пункт I

Д. Ф. Фикельмон о дуэли и смерти Пушкина

В истории русской культуры вряд ли есть событие, равное по своему трагизму смерти Пушкина. Сто тридцать семь лет прошло с тех пор, но и сейчас тяжело и горько думать о безвременном уходе нашего гениального поэта.

В его последней драме и поныне многое остается невыясненным, темным, непонятным. Вероятно, многое никогда и не будет объяснено до конца. Действующие лица давно в могиле. То, что они в свое время скрыли, не занеся на бумагу, скрытым и останется.

Есть, однако, материалы, до сих пор просто неразысканные, и почти каждый год приносит в этом отношении что-либо новое.

Наиболее полным исследованием о гибели поэта по-прежнему является труд П. Е. Щеголева "Дуэль и смерть Пушкина". В настоящее время оно уже несколько устарело. Некоторые выводы автора являются спорными, но богатейшее собрание документов, разысканных Щеголевым, имеет непреходящую ценность.

В предисловии к первому изданию своей книги (1916 год) он писал: "Думается, что после систематически веденных мною в различных направлениях розысков, в будущем вряд ли можно будет разыскать много документального материала в дополнение к настоящему собранию". Однако Великая Октябрьская социалистическая революция, открывшая исследователям доступ к ряду ранее засекреченных архивов, позволила автору значительно пополнить собранные им ранее обширные материалы. Последнее прижизненное издание книги, третье, вышедшее в 1928 году,¹ дает, кроме того, новый взгляд на историю возникновения дуэли и, по-видимому, уличает автора анонимного пасквиля, послужившего поводом к поединку. Им, согласно заключению эксперта, оказался князь Петр Владимирович Долгоруков.²

После выхода в свет переработанной книги Щеголева прошло более сорока лет, и за это время был сделан ряд находок, среди которых по своему значению для истории гибели поэта наиболее важны письма членов семьи историка Н. М. Карамзина к его сыну Андрею Николаевичу. Эта ныне широко известная "Тагильская находка" была впервые опубликована (в выдержках) И. Л. Андрониковым в 1956 году ³ В 1960 году Институт русской литературы (Пушкинский Дом) выпустил полное научное издание писем.⁴

На желательность отыскания писем Карамзиных указывал еще Щеголев. Он надеялся также на опубликование писем Натальи Николаевны Пушкиной к мужу, которые, по его сведениям, в 1916 году хранились в Румянцевском музее. Версия о том, что эти ценнейшие документы находятся за рубежом у потомков графини Н. А. Меренберг, должна быть, по-видимому, отвергнута.⁵ Надо считать, что судьба писем Натальи Николаевны пока остается неизвестной.

В качестве примера я привел два источника, о которых было известно, что они когда-то существовали. Один из них нашелся, другой, можно надеяться, также со временем найдется.

Есть также источники, давно известные, но полузабытые. К числу их, на мой взгляд, следует отнести и французское письмо барона Густава Фризенгофа, мужа Александры Николаевны Гончаровой, от 14/26 марта 1887 года, о котором я упомянул в первом очерке. Оно написано со слов Александры Николаевны и проверено ею. В печати письмо было известно лишь в неполном и, как уже было сказано, местами неточном переводе.⁶ Я получил возможность прочесть его целиком по фотокопии, любезно предоставленной мне Пушкинским Домом. Пользоваться этим поздним и далеко не откровенным повествованием, составленным по просьбе племянницы Фризенгоф-Гончаровой писательницы А. П. Араповой,⁷ надо очень осторожно, но в нем есть все же интересные и ценные сведения, которым можно поверить. Я обозначаю этот источник как "письмо Фризенгоф".

О существовании дневника графини Д. Ф. Фикельмон с обширной записью о дуэли и смерти поэта знал до 1943 года только его последний владелец князь Альфонс Кляри-и-Альдринген. Я уже рассказал о том, как дальний потомок Кутузова пошел навстречу автору этих строк.

Я попытаюсь в дальнейшем прокомментировать дневниковую запись Д. Ф. Фикельмон. Этот документ уже прочно вошел в оборот пушкиноведения, но, насколько я знаю, до настоящего времени мало привлекал внимание исследователей.

Д. Ф. Фикельмон довольно подробно и, в общем, добросовестно излагает историю последней дуэли Пушкина. Однако о многом она умалчивает, несмотря на хорошую осведомленность. Прежде чем приводить текст ее записи, будет небесполезно восстановить в памяти читателей ряд дат и фактов, относящихся к последней драме поэта.

I

Значительная и притом наиболее существенная часть записи Д. Ф. Фикельмон посвящена Дантесу и его отношениям с Н. Н. Пушкиной.

Остановимся поэтому подробнее на личности убийцы поэта. 

⁸ родился в Кольмаре 5 февраля 1812 года. Таким образом, он почти ровесник Натальи Николаевны Пушкиной, которая появилась на свет на следующий день после Бородинского сражения - 27 августа 1812 года. Дантес - французский дворянин родом из Эльзаса, сильно онемеченной области Франции.⁹

Как и Гончаровы, Дантесы были дворянами недавними. Предок барона Жоржа, крупный земельный собственник и промышленник, получил дворянство лишь в 1731 году. Наполеон пожаловал отцу Дантеса Жозефу-Конраду баронскин титул. Через сто лет дворянства благосостояние Дантесов оказалось сильно подорванным. В 1833 году барон Жозеф-Конрад, обремененный большой семьей, располагал лишь доходом в 18 - 20 тысяч франков и намеревался посылать сыну в Петербург всего 200 франков в месяц. Таким образом, молодой человек принадлежал, собственно говоря, к весьма скромной дворянской семье,¹⁰ пользовавшейся, правда, некоторой известностью в Эльзасе. У Дантесов были, однако, очень большие родственные связи - главным образом, по материнской линии.

Убийцу Пушкина принято считать французом; таковым он всегда считал себя и сам. По крови он, однако, больше немец, чем француз. Мать Дантеса, графиня Мария-Анна-Луиза Гацфельд, была чисто немецкого происхождения. Ее родной брат состоял прусским послом во Франции в первые годы Второй Империи. Немкой была и бабушка Дантеса по отцу баронесса Райтнер фон Вейль.¹¹ Ее брат в конце XVIII века числится командором Тевтонского ордена. Германская кровь, несомненно, сказалась также в физическом облике Дантеса, высокого, атлетически сложенного блондина с голубыми глазами. Следует, наконец, отметить, что сын немки, барон Жорж-Шарль, как и большинство уроженцев Эльзаса, по-видимому, отлично владел немецким языком. Немецкая языковая стихия повлияла и на его французскую речь. Никто из русских не упоминает об его немецком акценте, но французское ухо его, видимо, улавливало. Через много лет после петербургской драмы Проспер Мериме, как мы увидим, отметил немецкий акцент барона. Есть полное основание думать, что так же он говорил и в молодые годы.

Тем не менее - повторю еще раз,- хотя по происхождению Дантес больше немец, чем француз, но и сам он и окружающие считают его французом.

В жизни барона Жоржа-Шарля и, что гораздо важнее, в драме Пушкина внешность его убийцы сыграла большую роль. Скажем поэтому о ней несколько подробнее.

По установившейся традиции принято считать Дантеса исключительно красивым мужчиной. Если ограничиться отзывами женщин, знавших его в молодости, то традицию придется признать отвечающей истине. Бароном восхищались женщины всех возрастов и положений. Влюбленная в мужа Екатерина Николаевна с умилением пишет ему сейчас же после высылки Дантеса из Петербурга: "Одна горничная (русская) восторгается твоим умом и всей твоей особой, говорит, что тебе равного она не встречала во всю свою жизнь и что никогда не забудет, как ты пришел ей похвастаться своей фигурой в сюртуке".¹² Светская барышня М. К. Мердер, любовавшаяся им на балах, отметила в своем дневнике: "Он удивительно красив". Даже престарелая девяностолетняя Наталья Кирилловна Загряжская, к которой Дантес явился представиться перед свадьбой, по его собственному рассказу, переданному внуком барона Луи Метманом, спросила его: "Говорят, что вы очень красивы, дайте на себя поглядеть (...)" и велела принести две свечи, чтобы получше его рассмотреть. - "En effet vous etes tres beau"¹³ - сказала она; закончив осмотр".¹⁴

Мужчины отзываются о внешности Дантеса менее единодушно. Польский врач Станислав Моравский, бывший в приятельских отношениях с бароном, описывает его наружность весьма критически. По словам мемуариста, "Это был молодой человек ни дурной, ни красивый, довольно высокого роста, неуклюжий в движениях, блондин, с небольшими белокурыми усами. В вицмундире он был еще ничего себе, но рядом с русскими офицерами, в особенности, когда надевал парадный мундир и ботфорты, мало кто завидовал его наружности". Моравский замечает, правда, что "постепенно Дантес становился все более салонным и ловким"¹⁵.

Описание Моравского вполне, как мне кажется, согласуется с рисунком В. Райта, впервые воспроизведенном в книге Щеголева.¹⁶ На нем изображен в профиль молодой офицер очень привлекательной внешности с правильными, крупными чертами лица. Обращает на себя внимание большой тяжелый подбородок Дантеса. Барон выглядит уверенным в себе, несколько высокомерным человеком. Он красив, но, по крайней мере, на мужской глаз, далеко не красавец. Обычно воспроизводимый портрет Дантеса в парадной кавалергардской форме, вероятно, порядком идеализирует его внешность.

Думается, что восторженные отзывы современниц О внешних данных Дантеса и его успех у женщин объясняются не так его красотой, как способностью нравиться. Молодой француз, несомненно, обладал в очень большой степени этим житейским ценным качеством. Нравился он не только женщинам, но и товарищам по полку, и другим офицерам гвардии (среди его приятелей был и сын историка Андрей Николаевич Карамзин), нравился многочисленным светским знакомым - мужчинам - и молодым и старикам.

Пушкин долгое время относился к одному из многочисленных поклонников своей жены далеко не враждебно. В ноябре 1836 года он вызвал Дантеса на дуэль, но после того, как столкновение на время было улажено, поэт в конце декабря писал отцу: ¹⁷ "Моя свояченица Екатерина выходит за барона Геккерна, племянника и приемного сына посланника Голландского короля. Это очень красивый и славный¹⁸ малый (un tres beau et bon garcon), он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной".

Выяснить, что за человек был Дантес пушкинского времени,- нелегко. В русских источниках мы большею частью находим лишь весьма отрывочные данные о молодом, фатоватом офицере гвардии, ничем как будто не выдававшемся, кроме своей наружности.

Надо сказать, что и сейчас, несмотря на ряд вновь опубликованных материалов, многое в отношении Дантеса остается неясным.

Неясен, например, вопрос об его образовании. Основным источником сведений о Дантесе (за исключением русского периода его жизни и отношений с Гончаровыми) по-прежнему является биографический очерк, составленный для Щеголева внуком барона Луи Метманом.¹⁹ бы считать, что молодой человек получил довольно основательное классическое образование.

По уверению его отца барона Жозефа-Конрада, Дантес будто бы был принят в известную Сен-Сирскую военную школу четвертым из ста пятидесяти.²⁰ Даже, если конкурсный экзамен тогда был менее труден, чем впоследствии, все же это крупный учебный успех. Мы, однако, не знаем, правду ли говорит отец Дантеса. Быть может, барон д'Антес оказался четвертым в алфавитном списке принятых - и только. Школы он, как известно, не кончил и пробыл в Сен-Сире всего десять месяцев. Не желая служить королю Людовику-Филиппу, юный легитимист²¹ уволился оттуда по собственному желанию. Несколько недель, по-видимому, состоял в контрреволюционных военных отрядах герцогини Беррийской, собранных в Вандее, затем вернулся в имение отца близ Сульца.

Таким образом сколько-нибудь основательной военной выучки у него быть не могло.

Отзывы об общем образовании Дантеса противоречивы. Его товарищ по полку князь А. В. Трубецкой считал, что барон "был пообразованнее нас, пажей",²² но его мнение неубедительно,- Пажеский корпус того времени давал своим воспитанникам очень неважное образование. Бывший французский лицеист²³ и юнкер мог, пожалуй, при случае блеснуть своими познаниями в среде русских товарищей-офицеров, учившихся еще меньше его. В противоположность Трубецкому лицейский товарищ и секундант Пушкина К. К. Данзас считал Дантеса человеком весьма скудно образованным.²⁴

Еще показательнее опубликованный в 1930 году дополнительный рассказ Луи Метмана. В свое время он составил биографию деда в духе семейной почтительности.²⁵ Через много лет в беседе с русским журналистом Л. Метман высказался значительно откровеннее.²⁶ По словам внука Дантеса, его дед "леностью (...) отличался еще в детстве. Этим в семье объясняли и пробелы его посредственного образования (les vides de sa mediocre instruction). Даже французский литературный язык давался Дантесу не так легко. Ему приходилось уже много лет спустя обращаться к помощи воспитателя своего внука Луи при составлении некоторых писем и документов. Домашние не припоминают Дантеса в течение всей его долгой жизни за чтением какого-нибудь художественного произведения. Единственные книги этого рода, которые внук видел у него в комнате, были французские издания "Войны и Мира" и "Севастопольских рассказов". Обе были переведены его знакомым Гован де Траншер, который их ему и прислал".

Таким образом, по достоверным семейным воспоминаниям образование барона Дантеса было посредственным (французский термин "mediocre" к тому же выразительнее русского), а литературой он почти совершенно не интересовался.²⁸

Моральные качества Дантеса... В Петербурге он был, приходится это признать, почти всеобщим любимцем - "славного малого" обожали женщины, любили, как уже было сказано, товарищи по полку. К нему благоволили начальники всех рангов, хотя недоучившийся французский юнкер оказался очень плохим служакой. Вероятно, здесь сказалось и то обстоятельство, что, прожив до приезда в Россию три с половиной года на положении молодого французского барича-помещика, он совершенно отвык от военной дисциплины. Во всяком случае, за три года службы в Кавалергардском полку Дантес подвергался дисциплинарным взысканиям (выговоры в приказе, дежурства вне очереди) 44 раза. 1 Объяснить все его многочисленные проступки только незнанием и неумением нельзя. Каждый из них в отдельности более или менее извинителен, но в совокупности они производят впечатление изрядной наглости.

Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы... -

сказал впоследствии лейб-гусар Лермонтов о кавалергарде Дантесе.

Избалованный молодой человек, видимо, чувствовал, что ему, модному иностранцу, протеже "высоких" и "высочайших" особ, в конце концов все сойдет с рук.

Та же наглость, которую Дантес обнаруживал при несении службы, чувствуется и в его отношениях с женщинами. П. В. Нащокин рассказал в 1851 году П. И. Бартеневу, что "Дантес был принят в лучшее общество, где на него смотрели, как на дитя, и потому многое ему позволяли, например, он прыгал на стол, на диваны, облокачивался головой на плечи дам и пр.".³⁰

Эти сведения о Дантесе Нащокин, по всей вероятности, узнал в свое время от Пушкина. В тетради Бартенева С. А. Соболевский надписал сбоку строк, посвященных проказам кавалергарда: "Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его детские шалости".

Однако барон Жорж и в очень молодые годы был далеко не наивен. Сын Вяземского Павел Петрович, родившийся в 1820 году, был еще совсем юн, когда встречался с Пушкиным. Вероятно впоследствии, вспоминая о Дантесе, он излагал впечатления родителей: "... человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, вовсе не Ловелас, не Дон-Жуан, а приехавший в Россию делать карьеру".³¹

Можно думать, что там, где это было нужно, он держал себя подобающим образом. Во всяком случае, остроумного, веселого кавалергарда принимали всюду - не исключая и тех домов, где красивой внешности было недостаточно, чтобы иметь успех. У Карамзиных он стал, например, своим человеком, бывал нередко и у Вяземских.

о противоестественных отношениях между Дантесом и Геккерном - допустим, что они ложны... Дело это очень неясное, как неясен и ряд других обстоятельств, касающихся убийцы Пушкина.

Пойдем дальше - не оправдаем, но поймем, почему этот иностранец не поступил на дуэли так, как, быть может, поступил бы русский противник поэта,- не выстрелил в воздух, рискуя через мгновение сам умереть. Ожидать такого самоотвержения от Дантеса было невозможно.

Но несчастье свершилось. Пушкин убит. Барон Жорж разжалован в солдаты и, как иностранец, выслан из России. Это, конечно, самый благополучный для него исход дуэльной истории...

Долгое время в России многие думали, что убийцу Пушкина всю жизнь мучили угрызения совести. На известной картине А. Наумова Дантес уходит с места поединка, понуро опустив голову. Такой авторитетный пушкинист, как Б. Л. Модзалевский, еще в 1924 году считал, что он "... всю дальнейшую жизнь ощущал на себе упрек лучшей части русского общества, выразителем настроений которого явился Лермонтов в своих пламенных строфах на смерть Пушкина. Всякая встреча с новым русским человеком в течение всей долгой жизни Дантеса была для него без сомнения тяжела и заставляла его насторожиться и чувствовать новое угрызение совести".³²

В действительности, Дантес, когда ему изредка случалось говорить с русскими о дуэли, старался - не всегда, впрочем, удачно,- приспособиться к собеседнику. Энтузиаста-пушкиноведа А. Ф. Онегина он уверял, что "... не подозревал даже, на кого поднимает руку, что, будучи вынужден к поединку, он все же не желал убивать противника и целил ему в ноги, что невольно причиненная им смерть великому поэту тяготит его (...)".³³ Однако, по совершенно достоверному свидетельству А. В. Никитенко, в 1876 году Дантес представился одной русской даме следующим образом: "барон Геккерен (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина". И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал,- прибавила М. А. С,- не могу вам передать, до чего он мне противен".³⁴

Однако его подлинные чувства яснее всего видны из позднего рассказа Л. Метмана, как мы знаем, значительно более откровенного, чем составленный им биографический очерк: "Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что, не будь этого несчастного поединка, его ждало незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами".

Запомним также, что, по свидетельству Метмана, петербургская драма была для его деда лишь одним us приключений молодости ("avantures de sa jeunesse"), которому он "отводил, однако, незначительное место" ("line place assez mediocre")³⁵

И, наконец, подлинную суть своей мелочной и черствой натуры Дантес в полной мере обнаружил, затеяв против родных убитого им поэта долго длившуюся судебную тяжбу.

Женясь на Екатерине Николаевне, он сумел добиться от опекуна, Дмитрия Николаевича Гончарова, обещания выдавать сестре ежегодно 5000 рублей ассигнациями. Сверх того, 10000 рублей было выдано единовременно в качестве приданого. Суммы, конечно, по тогдашним масштабам русских верхов, весьма скромные, но для почти разоренных Гончаровых и они были немалым бременем. Однако Дантес этим не ограничился. Уже после дуэли, в феврале 1837 года, он получил от братьев жены так называемую "запись". Этим полуофициальным документом обеспечивался переход к Екатерине Николаевне причитающейся ей доли наследства душезнобольного отца.³⁶

В скором времени дела Гончаровых пришли в такое состояние, что выплата содержания Екатерине Николаевне сначала стала неаккуратной, а в 1841 году вовсе прекратилась.

Дантес, конечно, отлично знает, что денег у его шурьев, действительно, нет, но упорно стоит на своем. Сначала прибегает к помощи посредников, а в 1848 году, уже после смерти жены, начинает формальный судебный процесс о взыскании причитающихся ему с Гончаровых сумм и жениной доли наследства. Мало того - по этому совершенно частному гражданскому делу он позволяет себе просить заступничества Николая I.

В течение двух лет его письма к царю остаются без ответа, но Дантес не унимается. 14 октября 1851 года член Законодательного собрания настойчиво просит императора об ответе. Ссылается при этом на "благоволение, которым его величество удостаивал отмечать автора письма во всех случаях". О том, что Николай I как никак утвердил приговор о разжаловании его в рядовые и выслал Дантеса из России, самоуверенный и наглый барон как будто и не помнит... Просит, во всяком случае, "не отказать об отдаче приказа, чтобы мои шурья (...) были принуждены оплатить мне сумму 25 000 (...)".³⁷

Обращение Дантеса, в это время уже вполне обеспеченного человека, было тем более неприлично, что, желая во что бы то ни стало получить с Гончаровых деньги, он нарушал интересы жены и детей убитого им поэта.

Николай I совершенно незаконного "приказа уплатить" не отдал, но все же препроводил просьбу барона Геккерна шефу жандармов Бенкендорфу "для принятия возможных мер, чтобы склонить братьев Гончаровых к миролюбивому с ним соглашению". На наследственное дело было обращено внимание министра юстиции.

"Склонить" Гончаровых, очевидно, не удалось, так кач в последующие годы французские послы еще дважды обращались к русскому правительству по делу Геккерна с Гончаровыми. Только в 1858 году, уже в царствование Александра II и через 21 год после дуэли, опека над детьми Пушкина решила, что "претензия Геккерна в данное время в уважение принята быть не может".

Итак, Дантес, став богатым человеком, так и не отступился от теперь уже совсем для него незначительной суммы. Эта совершенно неприличная тяжба с Гончаровыми рисует, его человеком расчетливым и сухим до крайности. Таков был Дантес в зрелые годы, таков, надо думать, был и з молодости. Веселый нрав, общительность и остроумие кавалергарда обманули многих. По-видимому, на некоторое время обманули и Пушкина...

Примечания

¹ ()

² ()

³ ("Новый мир", 1956, № 1, январь, стр. 153 - 209.)

⁴ (Пушкин в письмах Карамзиных 1836 - 1837 годов. М. -Л., 1960. В дальнейшем - Карамзины.)

⁵ (Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М. -Л , 1966, стр. 616.)

⁶ (Л. Гроссман. Женитьба Дантеса. Новые материалы о дуэли Пушкина. "Красная Нива", № 24, 9 июня 1924, стр. 10 - 12.)

⁷ ( Брянчаниновым (имени и отечества не помню), хорошо знавшим А. П. Арапову, она является также автором нескольких французских романов.)

⁸ (Правильнее д'Антес, но я сохраняю принятую в России транскрипцию. Д. ф. Фикельмон также писала "Danthes".)

⁹ (Деревенское население Эльзаса и сейчас говорит на одном из немецких диалектов.)

¹⁰ (... к весьма скромной дворянской семье... - Дантесы принадлежали к так называемой "наполеоновской знати". Представители старинных фамилий королевской Франции в то время (да и значительно позже) относились к ней свысока.)

¹¹ (Во французских источниках немецкая дворянская частица "von" заменена принятой но Франции "de".)

¹² ()

¹³ (Действительно, вы очень красивы (франц.).)

¹⁴ (Я. Полонский. Дантес (неизвестные материалы). "Последние новости", 1930, 15 мая. Автор приводит этот рассказ, называя фрейлину Загряжскую (без указания инициалов) - тетушкой Е. Н. Гончаровой. В действительности речь идет о тетке ее матери, кавалерственной даме Наталье Кирилловне Загряжской (1747 - 19 марта 1837 года), рассказы которой любил слушать Пушкин.)

¹⁵ (П. Д. Эттингер. Станислав Моравский о Пушкине. "Московский Пушкинист", II, стр. 259 - 261.)

¹⁶ (Щеголев, стр. 29. В настоящее время изящный рисунок Райта находится в экспозиции Всесоюзного музея А. С. Пушкина.)

¹⁷ ()

¹⁸ (В ряде авторитетных изданий слово "bon" переведено как "добрый". Мне представляется более правильным в данном контексте передать его прилагательным "славный".

В искренности этого отзыва Пушкина о Дантесе можно сомневаться - как известно, поэт заявил, что после свадьбы принимать у себя "доброго" или "славного" малого он не будет.)

¹⁹ (Щеголев, стр. 354 - 370.)

²⁰ (Там же, стр. 332.)

²¹ ("законного" короля, свергнутого Карла X.)

²² (Щеголев, стр. 420.)

²³ (Лицеи во Франции приблизительно соответствовали русским дореволюционным гимназиям.)

²⁴ (А. Аммосов. Последние дни жизни и кончина А. С. Пушкина. Со слов его лицейского товарища и секунданта К. К. Данзаса. СПб., 1863, стр. 5. В дальнейшем - Аммосов.)

²⁵ (... в духе семейной почтительности. - Л. Метман утверждает, например, что после смерти Екатерины Николаевны Геккерн-Дантес "неизменно отказывался от повой женитьбы" (Щеголев, стр. 363). По-видимому, отказывался лишь до поры до времени, что вполне естественно для молодого вдовца (в год смерти жены Дантесу был всего тридцать один год).

²⁷: "... б. профессор международного права Братиславского университета (Чехословакия) Георгий Николаевич Гарин-Михайловский (сын писателя) передал мне и разрешил предать гласности следующее: "В июле - августе 1913 года он, Гарин-Михайловский, проживал в пансионе в Монтре (Швейцария) и там близко познакомился с пожилой дамой (лет 50 - 55), графиней Жорж де Сурдон, урожденной д'Антес (Georges de Sourdon nee d'Anises) и ее дочерью Франсуаз (лет двадцати), жившими обычно в Дижоне. Графиня сказала Гарину-Михайловскому, что она дочь Дантеса, убившего Пушкина, от второго брака (...). По словам Гарина-Михайловского, совершенно невероятно, чтобы эта пожилая почтенная француженка выдумала свое происхождение от Дантеса. Вследствие великой войны (1914 - 1918) Гарин-Михайловский потерял ее след".)

²⁶ (Я. Полонский. Дантес (неизвестные материалы). "Последние новости", 1930, 15 мая.)

²⁷ (ИРЛИ, формуляр ф. 374, лл. 15 - 16.)

Через несколько месяцев после нашего разговора Г. Н. Гарин-Михайловский скончался.)

²⁸ ( барона д'Амбес (d'Ambes). Щеголев (стр. 367), ссылаясь на примечание издателя, указывает, что эти мемуары к Дантесу никакого отношения не имеют. По-видимому, однако, издатель просто не считал возможным раскрыть псевдоним.

Флерио де Лангль (Fleuriot de Langle), автор малоизвестной статьи "Дело д'Антеса - Пушкина" ("L'affaire d'Anthes - Pouchkine"), пишет: "Историки Второй Империи редко упоминают фамилию сенатора и думают, что он играл лишь малозначительную роль. Их мнение было бы, однако, совершенно иным, если бы они знали, что он является автором часто цитируемых ими "Воспоминаний", которые появились под псевдонимом барона д'Амбес. Эти анекдотические мемуары изобилуют чертами, свидетельствующими о том, насколько их составитель был интимно связан с жизнью двора, с секретами передних и с подноготной парламентской жизни с начала империи и до ее падения²⁹.

Вопрос об авторстве Дантеса-Геккерна нуждается в исследовании. Если "Воспоминания" действительно составлены им, то, вероятно, сенатор продиктовал их своим секретарям, придавшим труду литературную форму.)

²⁹ ("Le ruban rouge", 1963, № 19, декабрь, стр. 87.)

³⁰ (Рассказы о Пушкине, стр. 38.)

³¹ ("Русский архив", 1884, кн. II. стр. 436.)

³² (Б. Л. Модзалевский, Ю. Г. Оксман, М. А. Цявловский. Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина. Петроград, 1924, стр. 14.)

³³ (Отчет о речи Онегина. "Известия книжных магазинов т-ва М. О. Вольф", 1912, № 5, стр. 68. Цит. в кн.: В. В. Вересаев. Пушкин в жизни. Изд. 6-е, т. II, М., 1937, стр. 474.)

³⁴ (А. В. Никитенко. Записки и дневник. Изд. 2-е, т. II, СПб., 1005, стр. 560.)

³⁵ (Я. Полонский. Дантес (неизданные материалы). "Последние новости", 1930, 15 мая. Курсив мой.)

³⁶ ("Московский пушкинист", I, стр. 68 - 98.)

³⁷ ()