„НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПУШКИНЕ“
НЕЛЕГАЛЬНАЯ БРОШЮРА САРАТОВСКОЙ
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ
К ПУШКИНСКОМУ ЮБИЛЕЮ 1899 г.
Роберта Майер*
Девяностые годы — исходный период возникновения и дальнейшего развития социал-демократических кружков в Саратове. Наиболее значительным и основным кружком этого периода следует считать «Саратовскую социал-демократическую рабочую группу», основное ядро которой (к 1898—1899 гг.) составляли поднадзорные студенты, высланные из Харькова, Москвы и других городов, поднадзорные рабочие из Златоуста и других городов и местные рабочие саратовских железнодорожных мастерских, завода Беринг и Стального завода. В 1898—1899 гг. эта группа развернула очень интенсивную пропаганду с широким охватом рабочих, не только устную, но и печатную, прекращенную жандармским разгромом и арестом всей группы в августе 1899 г. Социал-демократическая работа конца этого периода характеризуется для Саратова: переходом от кружковой к массовой политической и экономической пропаганде среди рабочих; сочетанием экономической и политической борьбы против правительства и фабрикантов с указанием на необходимость создания своей единой организации для закрепления своих завоеваний; преодолением остатков народничества и борьбой против возникших мелкобуржуазных эсеровских групп; организацией «кассы взаимопомощи и борьбы»; организацией нелегальной библиотечки с марксистской литературой и появлением в марте 1895 г. ленинского текста «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов»; попыткой территориального объединения социал-демократических групп Саратова с организациями крупнейших промышленных городов Юга и отчасти Урала. Эта оживленная революционная работа в Саратове несомненно стоит в прямой связи с общим процессом промышленного подъема 90-х годов, который в 1898—1899 гг. в Саратовской губернии отмечается началом стачечной борьбы, сильными крестьянскими возмущениями и большим наплывом политических поднадзорных. Но саратовские социал-демократические группы далеко не были свободны от политических болезней, типичных для начавшегося с 1898 г. периода «разброда, распада, шатаний» (Ленин). Эти отступления и шатания объяснялись слабостью местного рабочего движения, недостаточно высоким уровнем пролетарского классового самосознания, слабой организованностью (обнаружившихся со всей ясностью после арестов) и отсутствием четкой и выдержанной революционной программы действия и руководства.
——
Нелегальная брошюра «Несколько слов о Пушкине» была издана саратовской социал-демократической рабочей группой в пушкинские юбилейные дни по поводу столетия со дня рождения поэта в 1899 г. Это одно из первых печатных политических выступлений саратовской группы. Документы Саратовского губернского жандармского управления (дело Сар. Губ. Жанд. Управления № 95 за 1899 г., ч. I) рассказывают историю этой брошюры следующим образом:
«13 мая около 5 часов пополудни во вновь открытой пивной по Астраханской улице собрались для знакомства с вновь неизвестным интеллигентом, который будто бы хочет заступить вместо Зиновьева, т. е. Фофанова, следующие лица: Гартман, Терешкин и Егоров. Когда они пришли к назначенному времени, то интеллигент был уже там. Приметы его: выше среднего роста, имеет небольшую бородку, носит пенснэ, волосы на голове отросшие, одет в черное пальто и коричневый пиджак, шляпа черная с проломом (принятыми мерами установлено, что это есть быв. студент Горного Института Конрад Сигизмундов Касперович). Сказанный интеллигент сообщил собравшимся: «Мы будем праздновать 26 Мая не в честь. Пушкина, как приготовляются все праздновать, а мы будем праздновать свой праздник 1 мая». (Журнал агентурного наблюдения сотрудника Щеглова, стр. 49, 50.)
«Назначенное на 23 мая сборище мастеровых не состоялось вследствие производимых экстренных работ в мастерских железной дороги до часу дня. Но между рабочими есть слух, что к предстоящему празднованию в память Пушкина идут большие приготовления, при этом указано как на особенно важные квартиры Шутарина, Хазина и Лушникова» (стр. 50, 51. Там же).
«28 мая Хазин, встретив сотрудника (провокатора группы. — Р. М.), спросил у него читал ли он книжечку о Пушкине и когда сотрудник ее похвалил, то было заметно, что Хазин был этим видимо очень доволен.
Того же числа по окончании работы Лушников привел в мастерские Малинина и Касперовича, которые оставались там с Хазиным очень долгое время.
«Несколько слов о Пушкине 26 Мая 1899», в 11 стр., полученную от Шутарина. По сведениям сотрудника таких книжечек между рабочими распущено много» (стр. 52, 53. Там же).
«... в мае месяце с. г. в квартиру его (маляра ж. -д. мастерских Петра Ив. Васильева. — Р. М.) приносил и оставлял для чтения «Листок Работника» и книжечку о памяти Пушкина — жестянщик тех же мастерских Петр Наумов. (Донесение вахмистра Егорова от 5/VI 1899 г. № 100 Начальнику СГЖУ.)
«9 июня Егоров дал сотруднику (провокатору. — Р. М.) брошюру, отпечатанную на гектографе, под названием «Несколько слов о Пушкине. 26 мая 1899». Несколько экземпляров такой же брошюры Егоров хотел передать и Ткачеву для завода Беринга. Такую же брошюру ждала на днях получить Рукавишникова от кого-то из интеллигенции». (Журнал агентурного наблюдения сотрудника Быкова, стр. 38.)
«Еще Рукавишникова сообщила, что брошюра о Пушкине у ней была и между прочим сказала, что у интеллигенции по поводу ее был спор. Так, по мнению одной стороны интеллигенции, называющей себя социал-демократами, брошюра написана в отрицательном духе, т. е. в духе народническом, с умалчиванием о некоторых произведениях и об их хорошей стороне.
Другая часть интеллигенции, т. е. народники, утверждают, что в брошюре сделана настоящая оценка Пушкина на основании его произведений» (стр. 39, 40. Там же).
«... в Саратове за последнее время образовалась группа революционных деятелей, состоящая преимущественно из лиц высланных из разных учебных заведений студентов, которые задались целью как ведение пропаганды среди рабочих преступных революционных идей, так равно издание таковых революционных сочинений, из коих ими в последнее время изданы гектографским способом следующие:
1. Брошюра под заглавием «Саратовский Рабочий» № 1, издание Сар. с. -д. группы в 36 стр.
2. «Сарат. Рабочий» № 2 в 45 стр.
«Несколько слов о Пушкине. 26 мая 1899 г.»
4. Письмо к Екатеринославским рабочим.
5. Воззвание от Рос. соц. -дем. партии.
(Донесение Нач-ка СГЖУ в Департамент Полиции от 31/VII 1899 г. № 3500, стр. 25.)
В мемуарной литературе о брошюре упоминается в воспоминаниях Н. И. Малинина1 2 — оба активные участники Сарат. соц. -дем. раб. группы 1898—1899 гг. Г. А. Лушников рассказывает:
«В конце мая была выпущена листовка приблизительно в трехстах экземплярах, приуроченная ко дню столетия рождения Пушкина, под заглавием: «Несколько слов о Пушкине». В выпущенной листовке, насколько помню, говорилось, что рабочим нет дела до юбилея, т. к. Пушкин поэт не рабочий (мы в это время увлекались Некрасовым), что он дружил с царем, изменил декабристам и воспевал только знать» («Коммун. Путь», Саратов, № 10/35, 1923 г., стр. 179).
Анализируя записи жандармских документов и текст брошюры, мы видим, что по существу брошюра была направлена непосредственно против существующего строя. Пушкин и юбилейная дата были избраны лишь мишенями, через которые удары направлялись по самым главным врагам рабочего класса — против самодержавия и буржуазии. С этой точки зрения основные политические установки этого документа, разоблачающие истинное лицо буржуазии и правительства и указывающие на непримиримую борьбу с ним путем объединения и создания единой парторганизации рабочего класса, не вызывают серьезных возражений. Что смысл, значение и сила брошюры были именно в критике самодержавия и буржуазии — об этом красноречиво говорит более поздний жандармский документ — протокол № 2 осмотра брошюры жандармским ротмистром Козловым.
Приводим полностью текст этого протокола (Дело № 102 Канцелярии Прокурора Саратовской Судебной Палаты о запасном унтер-офицере из крестьян дер. Паники, Кикинской волости, Вольского уезда Андрее Федотовиче Солдатове... 1900 г., стр. 7, 8):
«1900 года, декабря 9-го дня, в г. Вольске я, отдельного корпуса жандармов ротмистр Козлов, в присутствии нижепоименованных понятых произвел осмотр брошюры «Несколько слов о Пушкине», отобранной 5-го декабря у запасного унтер-офицера Андрея Федотова Солдатова, происходящего из крестьян деревни Паники, Кикинской волости, Вольского уезда приставом 2-го стана во время производства обыска у Солдатова по подозрению его в сбыте фальшивых монет, при чем оказалось: брошюра «Несколько слов о Пушкине» представляет из себя тетрадь размером ¼ листа писчей бумаги в одиннадцать страниц, не считая верхней обертки; на последней, кроме заглавия, имеется дата — 26 мая 1899 года и рамка, сделанная, как и заглавие, гектографским способом фиолетовыми чернилами. Внизу под датой приложена штемпельная печать тоже фиолетового, но более яркого цвета. Имеет она вид шестерни (зубцы по краям) и в средине буквы «С. С-Д. Г.» Обертка с обратной стороны чиста. — Произведение это есть подпольное издание, начинается оно так: «26 мая этого года в обеих столицах и в большинстве провинциальных городов будут чествовать А. С. Пушкина...» Далее говорится, что правительство также содействует этому торжеству деньгами и личным участием и делается это в то время, когда миллионы крестьян в буквальном смысле слова мрут от голода и страдают от болезней. Народу нет причин чествовать Пушкина, так как он свой талант употреблял не на благо народа, а служил своим талантом эксплоататорам и потому достоин не уважения, а презрения: он был другом царя, дворянства и буржуазии, льстил им и угождал их развратным вкусам, доказательством чего служит то, что он был награжден 30-тысячной рентой и званием камер-юнкера, тогда как друзья народа награждены были ссылками и тюрьмой. Император Николай I называется рыцарем кнута и палки (стр. 5) и злым гением великой свободы (стр. 6), а он, т. е. Пушкин, поет хвалу удаву в мундире, душившему в железных объятиях тридцать лет Россию (стр. 7). Далее говорится, что отпраздновать 10-летие смерти истинного друга народа — Чернышевского едва ли позволят. Чернышевский понимал, что у поляков и русских рабочих один и тот же враг — русское правительство (стр. 8), и правительство, страшась его честного голоса, посадило его в тюрьму и бросило на каторгу, где он и пробыл четверть века. Вспомнить Чернышевского нам, конечно, не позволят — явятся солдаты и жандармы, чтобы разогнать и арестовать нас. Правительство не хочет, чтобы мы знали и почитали своих истинных друзей, чтобы мы собирались и обсуждали свои дела: оно жестоко преследует нас за каждую попытку организоваться для борьбы с нашими врагами. Праздник Пушкина справляется гласно, на площадях, а праздник труда (1 мая) подводится под государственное преступление. Правительство желает нас видеть разъединенными, потому что сознает силу организованных рабочих и боится ее. Русский рабочий должен добиваться права сходок, печати, рабочих союзов, а пока мы будем собираться и объединяться тайно и время от времени в организованных дружных стачках выставлять общие требования (стр. 10). Развитой рабочий сам поймет выгоды организации и неизбежность непримиримой борьбы с правительством, и для сего нужно свободное от труда время и потому присоединимся к великому могучему крику, объединившему рабочие партии всего мира: «Восемь часов для труда, восемь для сна, восемь свободных». «Твердая организация дает нам силу и крепость в борьбе. Нас можно разбить по одиночке, но все вместе мы непобедимы» (стр. 11).
в пропаганде революционных идей, которые уже в те годы основательно подтачивали и разрушали основы государства.
И с этой стороны брошюра может быть признана несомненно важным и удачным политическим документом деятельности саратовской группы. Слабая сторона брошюры — отказ от поэта и голое отрицание пушкинского наследства. Такая постановка вопроса была ошибочной, и ее ни оправдывать, ни доказывать в наши дни нет никакой необходимости. Пролетариат — законный наследник культуры прошлого, накопленной всей историей человечества, которую он критически переработает, и ему незачем уступать Пушкина, «незачем говорить: Некрасов наш поэт, а Пушкин ваш поэт, — оба наши» (Луначарский).
**
*
Публикуемый ниже текст нелегальной брошюры «Несколько слов о Пушкине» воспроизводится по экземпляру, обнаруженному 5 декабря 1900 г. у запасного унтерофицера Андр. Федот. Солдатова3 при обыске по подозрению его в сбыте фальшивых монет. Обыск был произведен в дер. Паники, Кикинской волости, Вольского уезда, Саратовской губернии. А. Ф. Солдатов за эту брошюру был арестован и освобожден 11 декабря 1900 г. с оставлением под надзором полиции. 28 ноября 1901 г. согласно высочайшего повеления дознание было разрешено в административном порядке, «с тем, чтобы вменить Андрею Солдатову предварительное содержание по сему делу под стражей». 31 декабря 1901 г. было объявлено Солдатову, и мера пресечения — особый полицейский надзор — отменена.
1 В начале сентября этого года, много позднее сдачи в набор предисловия, Истпартом Саратовского Крайкома ВКП(б) были получены от Н. И. Малинина, одного из основных руководителей саратовской группы тех лет, его воспоминания «История Саратовской Рабочей Группы 1899 г.» Непосредственным поводом к написанию этих воспоминаний послужила информационная заметка в саратовской газете о найденной в Саратовском Краевом Архиве брошюре «Несколько слов о Пушкине». В своем письме Истпарту Н. И. Малинин писал: «1-го июня настоящего года в Саратовской Правде я прочитал о брошюре Пушкина — издания Саратовской рабочей группы. Как член этой группы и автор значительной части этой брошюры я написал статью по истории этой группы, представляемую сейчас вам»... Тридцатипятилетняя давность, прошедшая со дня издания этой брошюры (1899 г.), не сохранила в памяти автора сколько-нибудь точного представления о ее содержании и, как мы увидим ниже, оно передается им в совершенно извращенном виде. Он цитирует даже приписываемое Пушкину четверостишие, которое отсутствует в брошюре и совершенно не вытекает из той отрицательной характеристики Пушкина и его литературного наследства, которая была дана группой поэту в этой брошюре. Независимо от этих весьма существенных искажений, воспоминания все же дают ряд интересных фактических данных, раскрывающих общественно-политическую обстановку, в которых была задумана и издана брошюра. Поэтому мы считаем крайне важным процитировать полностью ту часть воспоминаний, где автор говорит о брошюре. Вот оно: «Ближайшей причиной к возбуждению вопроса о типографии был столетний юбилей со дня рождения поэта А. С. Пушкина. Этот юбилей был организован самодержавным правительством, которое уже почувствовало падение своего авторитета среди народа и решило поправить свою репутацию организацией своего единения с народом. Но при этом оно забыло про гнусную игру, проделанную по отношению к Пушкину императором Николаем первым — Палкиным, по выражению Герцена, забыло про высылку Пушкина из Петербурга на юг России и про пожизненную пенсию, выданную гнусному убийце Пушкина — Дантесу. Правительство стремилось «заботу» царя о Пушкине представить попечением о культуре и закрыть юбилеем свое настоящее лицо. Рабочая группа почувствовала себя обязанной раскрыть глаза рабочим на новую провокацию самодержавия и сделать это в возможно широких размерах. Она поручила мне и товарищу Львову составить особую брошюру об юбилее и решила по одобрении содержания брошюры рабочими-передовиками издать брошюру в нескольких сотнях экземпляров. Брошюрой надо было доказать, что ненависть самодержавия ко всему чистому и свободному, характерная для самодержавия сейчас, была типична для него на всем протяжении истории и в частности на отношении его к Пушкину. Рабочие заинтересовались организованным правительством юбилеем и потребовали от группы раскрытия причины этого необычного шага правительства погромщиков. Эта брошюра открыла глаза рабочим на истинное отношение самодержавия к Пушкину, указала на систематическое преследование самодержавием ряда выдающихся поэтов и общественных деятелей России и подчеркнула мысль о том, что лишь пролетариат, свергнув самодержавие, создаст условия, благоприятствующие росту культуры народа. Характеризуя отношение Пушкина к самодержавию, брошюра приводит следующее стихотворение Пушкина:
«Народ мы русский позабавим
И у фонарного столба
».
Эта брошюра говорит нам, как под непосредственным давлением самих рабочих раздвинулись задачи рабочего движения и как оно от экономических требований перешло к политическому обличению самодержавия. Ссылаясь на эту брошюру, мы утверждаем, что политическое возбуждение рабочего класса началось уже с конца XIX века... Через тридцать лет я, конечно, плохо помню содержание этой брошюры, заранее готов принять упреки за недостатки этой брошюры, происходящие от нашей недостаточной подготовленности, но должен сказать, что брошюра встретила самый горячий прием со стороны рабочих и разошлась вся в течение нескольких дней. Рабочих в особенности заинтересовала мысль о такой связи роста культуры с победами рабочего класса. Вечером самодержавие устроило по театрам спектакли с постановкой пьес Пушкина, устроило народные гулянья с иллюминациями, но благодаря брошюре и агитации рабочей группы пролетариат в этих празднествах не участвовал. В этот день за городом на горах мы устроили нелегальное собрание, собравшее более ста человек и носящее резко выраженный политический характер. После этого собрания один рабочий сказал мне, что этим собранием мы вбили еще один гвоздь в гроб самодержавия. Я понимаю, что сейчас, в момент величайшей революции, видевшей массу тысячных собраний, смешно говорить о значении нелегального собрания в сто человек где-то за городом. Но для правильной оценки этого собрания надо вспомнить обстоятельства того времени. Это собрание было за шесть лет до революции 1905 года, этого грозного оружия критики самодержавия пролетариатом. В 1899 году мы вырабатывали лишь критику оружия и собирали кругом партии массы рабочих. В то время такое собрание имело серьезное значение. Надо помнить, что в 1899 году в г. Саратове лишь началась подготовка рабочих к революции 1905 года»...
2 Г. А. Лушниковым по просьбе Саратовского Крайархива сообщено о брошюре следующее:
«26 мая 1899 г. исполнялось столетие со дня рождения Пушкина. Группа местной либеральной интеллигенции решила ознаменовать это событие торжественным собранием в одном из театров или в о-ве «Изящных искусств». Точно не помню. К этому торжеству привлекли несколько человек рабочих с завода Беринг. Наша группа (С. С. -Д. Р. Г. — Р. М.) от участия в этом торжестве отказалась и ознаменовала пушкинский юбилей по-своему, выпустив листовку около 300 экз. под заглавием «Несколько слов о Пушкине». Насколько помню, в этой листовке говорилось о том, что рабочим нет дела до Пушкина, так как Пушкин поэт не рабочий, а барский: дружил с царем, изменил декабристам и воспевал только знать. Мы в это время увлекались Некрасовым; особенно его «Размышлением у парадного подъезда», «Русскими женщинами» и др., считая его истинно народным поэтом. Застрельщиком такого настроения был я, за что мне впоследствии «попало» от И. И. Ракитниковой (эсерка. — Р. М. Беринга. А. Александров, Д. Лукьянов, А. Мартынов от рабочих завода Беринга возложили венок с надписью: «От мастеровых завода «Сотрудник» А. С. Пушкину». «Саратовский Дневник» № 111 от 27/V 1899, стр. 3.) Они поняли и оценили Пушкина, а мы своим поведением доказали свою некультурность, отсталость и т. д. Возражая Ракитниковой, я говорил, что если б Пушкин был действительно народным поэтом, он не написал бы своих возмутительных, барских возражений на книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», где он показал себя как истый барич и крепостник, видевший в крепостном праве «благо» народа. Пушкин, несмотря на свой большой талант, вел праздную, разгульную жизнь, состоящую из одних развлечений, ухаживаний и карточной игры, и мечтал быть лейб-гусаром. Благодаря своим патриотическим стихам, он стал получать от царя жалованье как «высочайшую милость». Вообще, по нашему мнению, Пушкин был далек от народа, а стремился быть близким к знати, хотел быть царедворцем. Рассуждая таким образом, наша рабочая группа от участия в юбилее Пушкина отказалась».
3 В своих показаниях на допросе жандармского ротмистра 8 декабря 1900 г. в г. Вольске, Саратовской губернии А. Ф. Солдатов так рассказывает историю обнаруженной у него брошюры:
«Признаю себя виновным в хранении гектографированной брошюры о Пушкине, но о том, что она преступного содержания, я не знал, так как, хотя и пытался прочитать ее, но с самого начала ничего не понял и потому оставил попытки. Точно так же я никому не давал читать эту брошюру. Попала она ко мне следующим образом: с сентября месяца 1897 г. по 2 июля 1899 г. я служил чернорабочим при Князевских мастерских железной дороги (Саратовский уезд, Александровской волости) и вот в конце июня месяца 1899 г., какого числа не упомню, вечером, убирая мастерскую, в помещении для запасных рабочих (слесарная) на одном из верстаков я нашел эту брошюру и взял ее себе. Никому о находке своей я ничего не говорил, так как не придавал ей никакого значения и на другой день у меня никто ее не спрашивал. Кто работал на этом верстаке, я сказать не могу, так как рабочие тут постоянно менялись. Вскоре я уехал домой, и она валялась у меня в сундуке, где и взята была при обыске приставом 2-го стана 5 декабря сего 1900 года. В феврале 1900 г. я снова ездил в Саратовский уезд на станцию Князевку, где работал сначала на солемолке, а потом чернорабочим при мастерских. Рассчитался к уборке хлеба и вернулся на родину 13 июля сего года.
Больше ничего в свое оправдание показать не могу» (Дело № 102... за 1900 г. Канцелярии Прокурора Сарат. Суд. Палаты, л. 5.).
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПУШКИНЕ
26-го мая этого года в обеих столицах и в большинстве провинциальных городов будут чествовать А. С. Пушкина по поводу столетия со дня его рождения.
Вся буржуазия готовится торжественно отпраздновать память «великого поэта земли русской», а правительство содействует ей и средствами, и личным участием.
Не жалеют ни времени, ни денег на праздник в то время, когда миллионы крестьян в буквальном смысле слова мрут от голода, когда цынга и тиф убивают голодный народ. Нам кажется неуместным кидать деньги на праздник в годину народного бедствия. Но может быть речи ораторов на этом празднике и печать заставят нас изменить свое мнение?.. И те и другие говорят, что Пушкин обладал замечательным поэтическим талантом, что он усовершенствовал русский язык, что он первый заговорил о русском народе и служил своей поэзией народу.
говорит, а что он говорит. Чем красноречивее человек говорит о народе и его страданиях, тем он полезнее народу, тем большего уважения он достоин, но если человек свой талант не употребляет на народное благо, если он служит им эксплоататорам, то он враг народа и не уважения, а презрения достоин.
Пушкин не был никогда другом народа, а был другом царя, дворянства и буржуазии: он льстил им, угождал их развратным вкусам, а о народе отзывался с высокомерием потомственного дворянина. Жизнь Пушкина прекрасно подтверждает справедливость наших слов. Мы знаем друзей народа, окончивших жизнь на виселице, мы знаем друзей народа, сидевших долгие годы в тюрьмах, сосланных в снега Сибири, но друзей народа в кругу придворных, награжденных званием камерюнкера, мы не знаем и убеждены, что там, в палатах царя, их нет. Ссылками и тюрьмой награждало и награждает русское правительство друзей народа и только один из них Пушкин был награжден 30-тысячной рентой и званием камер-юнкера. Этот факт наглядно показывает нам, что Пушкин не был другом народа.
Если мы посмотрим на чествование памяти Пушкина, то увидим, что на этот праздник собрались те же эксплоататоры всяких сортов, благоволением которых он пользовался при жизни. Вы видите расставленные стройными рядами войска, — это те, кто с оружием в руках пойдет на вас, если только вы осмелитесь требовать от хозяина лишний рубль за свой каторжный труд. В честь поэта поют панихиды архиереи и попы, — это духовная гвардия буржуазии, которая учит вас в церквах безмолвной покорности перед грозным начальством и сулит гнев божий за всякий ропот. Видите вы разряженную толпу т. н. «интеллигенции», — это те, кто заигрывает с вами на словах, а на деле свято блюдет интересы своего кармана. Тут же найдете вы и молодежь, которая учится на ваш счет по средним и высшим учебным заведениям, чтобы суметь потом поступить с вами по всей строгости законов, если вы выкажете недовольство своим положением, чтобы строить новые фабрики, для эксплоатации рабочей массы, чтобы блюсти интересы фабриканта в должности фабричного инспектора, инженера, директора и др... Все они собрались на праздник в честь Пушкина, потому что он их поэт, их по рождению, мыслям и чувствам: поклонение буржуазии и правительства говорит за это. Если мы обратимся к его произведениям, то увидим, что Пушкин никогда не интересовался народом, не любил его и не болел за него душою. Для характеристики поэта нужно знать время, в которое он жил. Пушкин жил в одну из самых тяжелых эпох русской истории, конец царствования Александра I и первые 12 лет царствования Николая I. Миллионы крестьян стонали под игом крепостного права. Стон великий, стон народный проносился по всей русской земле от края до края. Дворянство безжалостно эксплоатировало народ, мужик все свое время отдавал помещику и в награду за тяжелый труд отсылался на конюшню для позорного наказания плетьми. Когда же крестьянство, возмущенное своим бесправным положением, восставало против своих притеснителей, то услужливое правительство посылало на помощь помещикам свои войска. Были и в то время на Руси фабрики, но мало, гораздо меньше, чем теперь. Рабочие были совершенно разрознены, а потому вы сами поймете, как тяжело им жилось. Привольно жилось только барам, хотя и с ними иногда не церемонился православный царь. И вот в это-то время жил и писал свои стихи «знаменитый» Пушкин. Как же он отозвался на народное бедствие? Изобразил ли он в своих стихах забитого русского мужика? Страдал ли он страданиями русского рабочего, радовался ли его радостями? Нет, он едва ли даже подозревал о его существовании. В чаду столичной жизни, вращаясь среди тех же помещиков-капиталистов, среди той же знати, мог ли он отрешиться от чувства своей среды, мог ли он отречься от своего положения? Вместо того чтобы откликнуться на народное горе, он с презрением, с горделивым самодовольством отвертывается от непонятной ему черни:
Подите прочь! какое дело
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры...
Такими словами клеймит он толпу, обреченную судьбою на вечный труд и лишенную всех благ, которыми в изобилии пользовался Пушкин. Поэт обвинил в невежестве, в неспособности понять его стихи «толпу», забывая, что вся жизнь ее уходила на удовлетворение потребностей высших сословий, к которым принадлежал и сам Пушкин.
«угоднике черни буйной».
Мы уже говорили о том, что жизнь Пушкина протекала среди шума столичной жизни. Этот шум заглушал для него и стон мужика, задавленного непосильным трудом, и вопли матери, у которой взяли дочь в девичью, а сына забрили в солдаты. К Пушкину вполне применимы слова Некрасова из дивного стихотворения «Размышление у парадного подъезда»:
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро текущая
перед женщинами, начиная от княгинь и кончая калмычкой, отвечает страсти к любовным приключениям высшего общества того времени, как и буржуазии нашей эпохи. Дворянство и правительство с гордостью вспоминало о своей победе над голодающей «голыдьбой» во время пугачевского бунта, и Пушкин в «Истории Пугачевского бунта» прославлял полковника Михельсона, разбившего «вора и разбойника» Емельку Пугачева. Состоя камер-юнкером при дворе, он бескорыстно славословил доблести царя Николая I, этого рыцаря кнута и палки.
Его я просто полюбил.
Он добро, честно правит нами,
Россию вдруг он оживил,
И я ль в сердечном умиленье
Ему хвалы не воспою?!
Смотря на русскую жизнь глазами дворянства, конечно довольного своим положением, Пушкин превратил в своих стихах Россию, страну нищеты, рабства и невежества, в страну всеобщего довольства и мирного благополучия:
Овины дымные и мельницы крылаты, —
Везде следы довольства и труда.
Изобразив в радужных красках русскую жизнь, Пушкин с одушевлением, достойным лучшего дела, прославляет силу и мощь русского оружия:
Иль нам с Европой спорить ново?
Так высылайте же витии... И т. д.
Пушкин прославляет оружие, которое употреблялось всегда для гнусных целей: с помощью этого оружия подавлялась в России всякая попытка свергнуть власть дворянства над многомиллионным населением России, с помощью его секли крестьян, не шедших на барщину, и забастовавших фабричных. Оно же ополчалось на друзей свободы на Западе, когда они пытались бороться за народ. Вспомним «замирение» Польши и подавление революции в Венгрии в 48 году. Не лишне для характеристики Пушкина обратить внимание на отношение его к польскому восстанию 31 года. Судьба сделала его современником великой кровавой борьбы, которую порабощенная Польша вела со своим поработителем — русским тираном. Весь просвещенный мир с невольным участием следил за этой неравной борьбой. И в этот-то момент, зная, как задавленная, загубленная страна обливалась потоками невинной крови, Пушкин выступил с крайне крикливым стихотворением: «Клеветникам России», в котором патриотический задор Пушкина перемешивается с слепой ненавистью к полякам, которые осмелились восстать против могучего деспота — злого гения великой свободы. Все в Польше горели в это время любовью к родине, стремлением вырваться из царства рабов на приволье западноевропейской жизни, и для характеристики этих святых чувств Пушкин не находит другого слова, как «кичливый» и тут же противопоставляет русского, как «верного росса». Итак «верность» царю, тупая покорность начальству и барину, полное отсутствие протеста против издевательства, оскорблений и глумления, среди которых протекала жизнь русского человека крепостной эпохи, — вот те черты, которые Пушкин противопоставил «кичливости» ляха. Очевидно Пушкину — другу народа — не было неприятным то, что в русском человеке обеспечивало господство дворянства над крестьянином, что совершенно обезличивало его, то, наконец, что должно быть предметом стыда и негодования для каждого честного человека.
I декабрьским мятежом в 25 г.
а он, знаменитый русский поэт, занимался прославлением тирана, с беспощадною яростью уничтожавшего своих врагов, друзей свободы!
Прекрасная характеристика Пушкина: «Он поет хвалу удаву в мундире, душившему в железных объятиях тридцать лет Россию [Герцен], лобызает царственную руку, забывая о своих друзьях, погибших от этой же руки жертвой своего увлечения свободой»
Все вышеизложенное в достаточной степени обрисовывает поэта, объясняет присутствие на его празднике буржуазии, правительства и попов, дает возможность отрицать за ним право называться народным, национальным поэтом.
Кто с презрением отворачивается от народа, кто замалчивает страдания его и протягивает руку его гонителям, кто яростно набрасывается на поляков за их стремление к независимости, тот не поэт народа и свободы! С шумом и великолепием отправляет буржуазия свой праздник... Позволят ли нам мирно и тихо, в кругу своих товарищей, отпраздновать память нашего героя? Вот, например, осенью исполнится десять лет со дня смерти Н. Г. Чернышевского. Он не боялся открыто и горячо высказывать свое сочувствие угнетенным массам порабощенного нуждою населения и с живейшим вниманием следил за пробуждением этих масс. Его мысли и чувства принадлежали не буржуазии, гордящейся своим награбленным богатством и развитием, а тому страдальцу-народу, который вечно с утра до позднего вечера должен трудиться, чтобы дать возможность этой буржуазии жить в роскоши и изобилии. Когда вспыхнуло новое восстание в 63 г., Чернышевский не присоединился к воинственным диким крикам русского буржуазного общества, охваченного чувством слепого патриотизма и нетерпимости. Он понимал, что каждый человек, кто бы он ни был по своей национальности, имеет право бороться за свою свободу с теми врагами, которые похищают у него эту свободу. А в данном случае он понимал еще, что у поляков и у русских рабочих — враг один и тот же, этот враг — русское правительство, которое всюду с трогательною заботливостью поддерживает всеобщее рабство и охраняет интересы капиталистов. Чернышевский горячо восставал против всяких врагов свободы и видел их и в помещике, распоряжавшемся крепостным, как своею полною собственностью, и в капиталисте-фабриканте, отнимающем у свободного по названию рабочего большую долю его труда, и в русском правительстве, прямо и охотно помогавшем помещикам и капиталистам поработить народ. Эти взгляды Н. Г. навлекли на него преследование русского правительства. Оно, привыкнув встречать повсюду безгласную покорность, не хотело оставитьв покое друга народа и свободы. Страшась его честного голоса, оно приказало арестовать его, посадить в тюрьму, бросить на каторгу в далекую, глухую Сибирь. И там, оторванный от живого мира, великий талантливый писатель и честный человек должен был пробыть целую четверть века... Так расправляется русское самодержавие со своими врагами! Стоять за народные интересы и открыто обличать в грабительстве охраняемых законами грабителей-капиталистов — является таким тяжким преступлением, за которое русское правительство готово сгноить человека в тюрьме и на каторге или отправить его прямо на эшафот. И вот теперь этот честный друг народа, великий талант которого был загублен русским правительством, покоится в земле недалеко от нас, там, на кладбище. Можно ли будет нам спокойно вспомнить своего друга, пожертвовавшего ради нас и свободой, и талантом, и личным довольством? Разве солдаты и жандармы, которые теперь готовы принять участие в чествовании Пушкина, не явятся и к нам на наш скромный праздник, но уже для того, чтобы разогнать и арестовать нас? Правительство с буржуазией не хочет, чтобы мы знали и почитали своих истинных друзей, оно не хочет, чтобы мы собирались вместе и обсуждали свои дела, оно жестоко преследует нас за каждую раскрытую попытку организоваться для общей борьбы с нашими врагами, потому что оно знает, что это объединение несет с собою гибель как для правительства, так и для буржуазии. Поэтому-то мы и видим, что праздник буржуазии, иначе говоря, праздник рабства, насилия и эксплоатации, справляется гласно, всенародно, на площадях, с одобрения и при участии самого правительства, а праздник труда, стремящегося к освобождению (1-е мая), подводится под государственное преступление! Правительство желает нас видеть разъединенными, потому что сознает силу организованных рабочих и боится ее. Но это-то и заставляет нас теснее сближаться друг с другом, потому что в великой борьбе рабочих с капиталистами первые только тогда возьмут верх, когда они будут выступать против своих врагов как целый класс, как организованная армия сознательных врагов капитала. У русского рабочего больше врагов, чем у западноевропейских товарищей: последние успели уже добиться того, что им не мешают соединяться вместе в обширные организации, собираться для открытого обсуждения своих вопросов, выражать свои взгляды и выставлять свои требования в печати. Теперь они могут сосредоточить всю силу своих ударов против главного врага — буржуазии. А русскому рабочему приходится бороться за такие права, без которых трудно ему, почти невозможно создать всеобщую организацию, обеспечивающую полную победу и возможность воспользоваться этой победой, — а именно, он должен добиваться права сходок, печати, рабочих союзов.
— вот одна из тех целей, к которым мы должны стремиться. А пока эта свобода не признается нашими законами, выработанными правящими классами общества для оправдания их господства над простым народом, мы будем собираться и объединяться тайно и время от времени в организованных дружных стачках выставлять общие требования.
Но для того, чтобы под знаменем рабочего движения сплотить возможно большие массы рабочих, необходимо развивать их классовое самосознание, необходимо разъяснять им смысл великих современных событий, иначе говоря, необходимо для них просвещение. Развитой рабочий сам поймет выгоды организации и неизбежность непримиримой борьбы с буржуазией и правительством. Для развития же и образования необходимо прежде всего свободное от труда время. Если рабочий не хочет оставаться вечным послушным рабом капитала, он должен прежде всего добиться такого ограничения рабочих часов, при котором можно было бы удовлетворять свои высшие духовные потребности и следить за своим развитием. Западноевропейский рабочий понимает, что в сокращенном рабочем дне кроется источник его общественной силы и могущества, и он борется потому за дальнейшее его сокращение, борется за 8-часовой рабочий день.
Присоединимся же и мы к великому, могучему крику, объединившему рабочие партии всего мира: «Восемь часов для труда, восемь для сна, восемь свободных!» В этом всемирном крике слышится зловещее для мировой буржуазии прорицание ее надвигающейся гибели. Пускай она теперь, пока еще длятся дни ее господства, устраивает в честь своих героев-поэтов торжественные празднества. Мы с презрением отвернемся от этого шумного ликования буржуазии. Пускай она веселится под звуки военной музыки и церковного пения. Солдаты и попы — верные ее друзья и союзники!
Но пусть она также помнит, что ее веселье не бесконечно. Ее ликование продлится лишь до тех пор, пока русский рабочий не сплотится в цельную, единую и сильную партию. Твердая организация дает нам силу и крепость в борьбе. Нас можно разбить по одиночке, но все вместе мы непобедимы!!!
*