А. П. Керн
Анна Петровна Керн(1800—1879) вошла в историю русской поэзии, как вдохновительница лучшего создания нашей любовной лирики:
Я помню чудное мгновенье...
История отношений А. П. Керн к Пушкину рассказана ею в живых страницах ее воспоминаний, приводимых полностью в разделе «Воспоминания». Об этом романе поэта можно судить и по сохранившимся, довольно многочисленным его письмам к Анне Петровне, представляющим характерные образцы легкой, шутливой и немного фривольной эпистолярной беседы (отрывки из них также приведены в воспоминаниях Анны Петровны). К сожалению, ответные письма А. П. Керн не сохранились. Мы располагаем лишь несколькими ее приписками в письме к Пушкину А. Г. Родзянки, которое и воспроизводим здесь целиком.
За всеми деталями о жизни и личности этой подруги Пушкина отсылаем читателей к исчерпывающей биографии А. П. Керн, написанной Б. Л. Модзалевским по материалам Пушкинского Дома и по рассказам ряда лиц, в том числе и внуков Керн(серия «Друзья Пушкина». Под общей редакций М. О. Гершензона. Изд. Сабашниковых. М., 1924).
Это была живая, увлекающаяся, красивая и простодушная женщина, озарившая яркой романтической вспышкой годы пушкинского изгнания.
А. Г. Родзянко и А. П. Керн — А. С. Пушкину
10 мая 1825 г. Лубны
Виноват сто раз пред грезами Анны Петровны, виноват перед тобою, любезный и дорогой мой Александр Сергеевич, не отвечая три месяца на твое неожиданное и приятнейшее письмо, излагать причины моего молчания и не нужно, и излишнее, лень моя главною всему причиною, лень знает, что она никогда не переменится, хотя Анна Петровна ужасно как моет за это выражение мою грешную головушку; но не взирая на твое хорошее мнение о моих различных способностях, я становлюсь в тупик в некоторых вещах, и во-первых, в ответе к тебе. Но сделай милость, не давай воли своему воображению и не делай общею моей неодолимой лени; скромность моя и молчание в некоторых случаях должны стоять быть вместе обвинителями и защитниками ее. Я тебе похвалюсь, что благодаря этой же лени я постояннее всех Амадисов и Польских и Русских. И так одна трудность перемены и искренность своей привязанности составляют мою добродетель: следовательно, говорит Анна Петровна, не много стоит добродетель ваша, а она соблюдает молчание.
[Рукою Керн: ] молчание — знак согласия.
[Рукою Родзянки: ] и справедливо. Скажи пожалуй, что вздумалось тебе так клепать на меня? За какие проказы? за какие шалости? Но довольно, пора говорить о литературе с тобою, нашим Корифеем.
[Рукою Керн: ] Ей-богу, он ничего не хочет и не намерен вам сказать! Насилу упросила! Если бы вы знали, чего мне это стоило! Самой безделки: придвинуть стул, дать перо и бумагу и сказать — пишите. Да спросите, сколько раз повторить это должно было.
[Рукою Родзянки: ] Repetitia est mater studiorum. Зачем не во всем требуют уроков, а еще более повторений? Жалуюсь тебе, как новому Оберону: отсутствующий, ты имеешь гораздо более влияния на нее, нежели я со всем моим присутствием. Письмо твое меня гораздо более поддерживает, нежели все мое красноречие.
[Рукою Керн: ] Je vous protest qu’il n’est pas dans mes fers
а теперь чем? Ради бога, будь посредником.
[Рукою Керн: ] Ей-богу, я этих строк не читала.
[Рукою Родзянки: ] Но заставила их прочесть себе 10 раз.
[Рукою Керн: ] Право не 10, а 9, еще солгал.
[Рукою Родзянки: ] Пусть так. Тем-то Анна Петровна и очаровательнее, что со всем умом и чувствительностию образованной женщины она изобилует такими детскими хитростями. Но прощай, люблю тебя и удивляюсь твоему гению и восклицаю:
Моя поэма «Чуйка» скончалась на тех отрывках, что я тебе читал, а две новые сатиры пошлю в марте напечатать. Аркадий Родзянко.
— Сатиру — на меня. Если позволите, я вам ее сообщу.
Стихи насчет известного примирения.
Соч. Арк. Родз. сию минуту.
Эти стихи сочинены после благоразумнейших дружеских советов, и это было его желание, чтоб я их здесь переписала.