2. «Вот плоды моего воображения»
На авантитуле книги — ее название, повторенное и на титульном листе:
«Стихотворения Василия Пушкина».
Затем эпиграф:
«Се sont icy mes fantasies, par les quelles je ne tasche point à donner à connoistre les choses, mais moy. Montaigne».
(«Вот плоды моего воображения. Я совсем не хотел с их помощью дать понять о вещах, а только о себе самом. Монтень».)
Далее — типографская марка, и внизу листа — выходные данные:
«Санктпетербург
В типографии Департамента Народного Просвещения. 1822».
На обороте титульного листа:
«Печатать позволяется с тем, чтобы по напечатании, до выпуска из Типографии, представлены были в Цензурный Комитет семь экземпляров сей книги для препровождения куда следует, на основании узаконений. Санктпетербург, Сентября 30 дня, 1821 года. Цензор Статс. Совет, и Кавал. Иван Тимковский».
На фронтисписе — портрет стихотворца, автора книги: тонкий профиль, устремленный вдаль взгляд, нарядное белое жабо. Как уже говорилось, С. Ф. Галактионов создал свою гравюру по физионотрасу, который привез В. Л. Пушкин из Парижа, то есть воспроизвел его портрет почти двадцатилетней давности.
Пусть так — «Тот вечно молод, кто поет / Любовь, вино, Эрота…».
А теперь перевернем страницу.
Когда В. Л. Пушкин готовил сборник к печати, он должен был решить сложную задачу. Представляя читателю свой творческий отчет чуть ли за 30 лет, ему надо было отобрать лучшие из своих стихотворений — они-то и должны были «дать понятие» о нем самом — человеке и стихотворце. Отобранные стихотворения следовало выстроить в определенной последовательности, сгруппировать их наилучшим образом, одним словом — разработать своего рода стратегию и тактику завоевания читательского внимания и успеха.
напишет много позже А. С. Пушкин.
Василий Львович разделил сборник на три части. В первой — послания. Это было верное, продуманное решение. Отряды стихов Василия Львовича двинулись стройными рядами, одушевленные любовью к Отечеству и родному языку, под развевающимся знаменем, на котором сияли слова «Просвещение» и «Вкус». Послание «К В. А. Жуковскому» по праву заняло первое место в сборнике — ведь именно оно было первым манифестом карамзинской школы, первым ударом по литературным противникам-шишковистам. Мы уже говорили об этом послании, но многие высказанные в нем суждения столь справедливы и сегодня, сама форма высказываний столь афористична, что трудно отказать себе в удовольствии и не повторить хотя бы некоторые из них:
Нам нужны не слова, нам нужно просвещенье (36–38).
В первом разделе В. Л. Пушкин поместил также послания к П. А. Вяземскому и к арзамасцам. И вот что интересно. В сборнике послание к арзамасцам напечатано под названием «Кххх». Вероятно, Василий Львович пошел навстречу цензуре. Когда сборник вышел в свет, Д. В. Дашков писал П. А. Вяземскому: «…жаль и того, что ученый Арзамас превращен Ценсурою в карающий ваш глас»[548]. Но все равно, то, что В. Л. Пушкин сказал в этом послании друзьям-арзамасцам о своих заслугах в литературной борьбе, он, по-видимому, хотел заявить всем читателям. Конечно, упомянутый здесь «один стих» из «Опасного соседа», которым он «убил» «злого Гашпара» — А. А. Шаховского, был у всех на памяти — но ведь и напомнить его иногда не мешает. Жаль, конечно, что цензура не пропустила послания «К Д. В. Дашкову». Но что делать? Хорошо, что второе послание «К Д. В. Дашкову», написанное в 1813 году в Нижнем Новгороде, можно было в сборнике поместить: в стихотворении очень симпатичен образ терпящего лишения стихотворца, который «забытый в мире», поет «теперь на лире / Блаженство прежних дней», утешается дружбою и живет надеждою на радостную встречу с друзьями. Поэзия, дружба — неизменные ценности для стареющего поэта, который «Амуру… служить / Отрекся поневоле». Об этом речь идет и в послании к С. Л. Пушкину — «К брату и другу», и в «Ответе имянинника на поздравление друзей». Стихи Василия Львовича как нельзя лучше сохранили атмосферу непринужденного дружеского общения, веселья, шутки:
Приведенные стихи были впервые напечатаны в сборнике «Стихотворения Василия Пушкина». К стиху «Наш Астафьевский боярин» Василий Львович сделал примечание: «Астафьево — село, принадлежащее князю Петру Андреевичу Вяземскому» (51); к стиху «И печать ее со мной» — «Княгиня Вера Федоровна Вяземская подарила мне печать» (52).
В послании «К графу Ф. И. Толстому», также впервые напечатанному в сборнике, Василий Львович выражает сожаление о том, что подагра не позволяет принять ему приглашение на обед к приятелю, что он не сможет пировать вместе с ним и с друзьями, о каждом из которых он говорит добрые слова:
Вряд ли нужно пояснять, что «почтенный Лафонтен» — это И. И. Дмитриев, а Пушкин — А. М. Пушкин (заметим кстати, что здесь упоминание Вольтера цензура пропустила). Хотелось бы обратить внимание на то, что подагра и в этом послании стала поэтической темой. Неслучайно друзья писали о поэте-подагрике. Любопытно и то, что Василий Львович включил в свой текст монолог врача:
Умеет-таки Василий Львович быт превращать в поэзию! В этом отношении совершенно очаровательно послание к «любезному родственнику, поэту и камергеру» Павлу Николаевичу Приклонскому. В нем речь идет о том, что у Василия Львовича убежал его крепостной, его поймали, отдали в рекруты и вот теперь ему, то есть Василию Львовичу, надобно получить квитанцию за этого рекрута. Казалось бы, какая тут может быть поэзия? Оказывается, очень даже может быть.
Лавры и квитанция — смелое соединение высокого, поэтического и низкого, прозаического. Завершается послание просьбою к П. Н. Приклонскому ответствовать «скорей иль прозой, иль стихами», пожеланием здоровья, уверением в дружбе, надеждой оказаться у друга в Твери, и вот тогда-то
Замечательно! Послание начиналось так прозаически, а закончилось так поэтически: поэт «с пламенной душою» на «лире золотой» будет воспевать блаженство тверских жителей.
Завершается первый раздел посланием «К графине С. А. Мусиной-Пушкиной при доставлении стихов»:
Галантный кавалер Василий Львович отправил С. А. Мусиной-Пушкиной поэму В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев», присовокупив к ней галантные стихи: ведь это она, Софья Алексеевна, своим искусным чтением поэмы в кругу родных и друзей будет украшать «поэта дарованье», будет своим нежным голосом вселять «в сердца очарованье». Завершается послание обращением к красавицам, ради которых и берут поэты «златые лиры в руки», обращением к С. А. Мусиной-Пушкиной:
Тема для Василия Львовича важная. Важно и то, что он заявил ее в первой части своего сборника.
Во второй части сборника — басни, излюбленный В. Л. Пушкиным жанр, который, как он считал, лучше всего ему удавался; недаром эта часть вместила больше всего стихотворений и в свою очередь подразделяется на две книги (в каждой — по 12 басен).
В баснях (многие из них — переводы Лафонтена, Флориана и других французских авторов) Василий Львович следует за русским Лафонтеном — И. И. Дмитриевым. Это изящные сценки, легко и непринужденно написанные. Вот одна из них — «Кузнечик» (из Флориана):
Кузнечик завидует мотыльку, сетуя на свою безвестность и некрасивость. Но вдруг
Бедняжка-мотылек раздавлен, и кузнечик вынужден признать:
Сочинитель заключает басню сентенцией:
«счастлив кто живет на свете осторожно» («Лев больной и лисица»); что «веселость денег нам дороже во сто крат» («Сапожник и его сват»); что «в старости не ум, а сердце нужно нам» («Старый лев и звери»). Конечно, А. М. Пушкин, подтрунивая над Василием Львовичем, говорил, что его басни так пусты содержанием, что можно печатать только одни их названия. Но так ли это? Ведь с высказанными в баснях суждениями трудно спорить. В них — житейская мудрость, которая приобретается, как правило, с годами. И этой житейской мудростью Василий Львович делится с читателями.
Впрочем, иногда читатели «Стихотворений Василия Пушкина» встречали в его баснях и нечто иное:
(«Сурок и щегленок») (78).
В басне «Японец» за «Японией благословенной», конечно, виделась Россия. Слепой, глухой, немой житель этой благословенной страны полагал, что его соотечественники «добры, чтут правду и закон». Но когда «какой-то славный врач, в Японии известный, / Не худо бы и нам таких врачей иметь!», вылечил беднягу, то
На героя басни донесли, и он был навек изгнан из отечества. Грустная история!
В свой сборник Василий Львович включил басни, посвященные всегда животрепещущей теме зависти, — стихотворец с жаром выступал против завистников талантов. «Завистники соловья», «Овсянка и пеночка», «Сычи» — авторская позиция В. Л. Пушкина в этих баснях не может не вызывать уважения:
Как тут не вспомнить стихи племянника:
В раздел «Басни» В. Л. Пушкин поместил и свои стихотворные сказки. Они в самом деле близки к басенному жанру. Так, в сказке «Кабуд-путешественник» история путешествия осла в Мекку (хозяин отдал его дервишу, с тем чтобы осел вернулся оттуда ученым, заговорил на многих языках) рассказана для того, чтобы прийти к заключению:
Не удержался Василий Львович и от того, чтобы включить в забавное повествование выпад против давнего литературного врага — А. А. Шаховского:
В сказке «Красавица в шестьдесят лет» очерчен карикатурный портрет старой кокетки, которая
«Быль» и «Догадливая жена», где легким пером набросаны портреты молодых жен и их доверчивых старых мужей. Диалоги просто великолепны:
Что же касается сказки «Людмила и Услад», то в ней есть и мораль (собака дает урок верности неверной красавице), и свободный тон дружеского послания — В. Л. Пушкин начинает свою сказку обращением к К. Н. Батюшкову (которому эта сказка посвящена):
И балладные мотивы также здесь присутствуют. Можно даже, как нам кажется, говорить о некоторой перекличке текстов В. А. Жуковского и В. Л. Пушкина.
У В. А. Жуковского в балладе «Светлана»:
У В. Л. Пушкина в сказке «Людмила и Услад»:
Завершает сборник раздел «Смесь». Вот здесь отряды стихотворений В. Л. Пушкина «рассыпаны боем». Он включил сюда и патриотическое послание «К жителям Нижнего Новгорода», и сатиру «Вечер», и стихотворение «Суйда», в котором воспеваются прелести сельского уединения. Здесь элегии, песни, романсы, эпиграммы, мадригалы, стихи в альбом, подражания, буриме. Угодно ли прочесть подражание Парни, читайте стихотворение «Скромность»:
Хотите ли познакомиться с многочисленными подражаниями Василия Львовича Горацию, которого он очень любил, пожалуйста:
Нравятся эпиграммы? Ну что же:
Больше по душе мадригалы? И мадригалы есть:
А стихи в альбом? Как точно сумел Василий Львович дать поэтическое определение альбома:
В поэтических мелочах, стихотворениях «на случай» сказался дар В. Л. Пушкина — салонного стихотворца. В них отразились и его добродушный характер, и его жизненная философия. В стихотворении «На случай шутки А. М. Пушкина, который утверждал, что я умер» Василий Львович писал, что он действительно умер для шума и утех, для амура и карточной игры, но для друзей и для муз остался жить:
Очень похожий автопортрет создал В. Л. Пушкин в стихотворении «Люблю и не люблю»:
С детским простодушием Василий Львович рассказывает о своих привычках и пристрастиях. Он любит по моде одеваться, любит приятные общества, любит декламировать Расина, читать Г. Р. Державина и И. И. Дмитриева, «для сердца утешенья» хвалить Н. М. Карамзина, любит «петь граций хоровод», изливать друзьям свою душу, со слезами вспоминать в стихах свою резвую юность. Он не любит нахалов, не любит страдать подагрой, не любит глупых журналов и злых суждений, не любит играть в карты, не любит строптивых сердец и дурных актеров. В стихотворении «Люблю и не люблю» — весь Василий Львович. Может быть, потому и не включил он это стихотворение в свой сборник.
«Стихотворений Василия Пушкина» буриме — стихи на заданные рифмы — «Рассуждение о жизни, смерти и любви». Некогда, будучи молодым автором, он читал эти стихи в доме М. М. Хераскова, который не понял его литературной игры. Но ее вполне оценил В. А. Жуковский, включив буриме В. Л. Пушкина в изданное им в 1810–1811 годах «Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских…» (части 1–5). А ведь «Рассуждение о жизни, смерти и любви» — на философскую тему. Но оказывается, что и о чрезвычайно важных и серьезных предметах можно говорить шутливо и весело:
Примечания
548. Цит. по: Пушкин В. Л. Стихотворения / Сост., коммент., вступ. ст. С. И. Панова. СПб., 2005. С. 305.
549. Жуковский В. А. Светлана // Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. В 20 т. Т. 3: Баллады. М., 2008. С. 38.