Соловьев В. С.: Александр Сергеевич Пушкин (старая орфография)

АЛЕКСАНДРЪ СЕРГЕЕВИЧЪ ПУШКИНЪ

ЮБИЛЕЙНОЕ ИЗДАНІЕ. 

Сто летъ тому назадъ, 26 мая 1799 года, въ день Вознесенья, въ Москве родился ребенокъ, которому суждено было стать величайшей славой и гордостью русскаго словеснаго художества, генiальнымъ поэтомъ, чье имя знакомо всякому грамотному русскому, и который былъ пророкомъ, когда сказалъ о себе:

"Слухъ обо мне пройдетъ по всей Руси великой,
И назоветъ меня всякъ сущiй въ ней языкъ -
И гордый внукъ славянъ, и финнъ, и ныне дикiй
Тунгузъ и другъ степей калмыкъ"...

Отецъ поэта, Сергей Львовичъ Пушкинъ, происходилъ изъ стариннаго дворянскаго рода, о которомъ въ русской исторiи упоминается еще во времена царя Ивана Грознаго. Многiе Пушкины занимали при нашихъ царяхъ разныя важныя должности, служили послами, воеводами и царскими наместниками. Мать Александра Сергеевича - Надежда Осиповна, до замужества Ганнибалъ, была внучкой одного изъ любимцевъ Петра Великаго, Абрама Петровича Ганнибала. Этотъ Ганнибалъ, родомъ изъ Африки, попалъ какъ пленникъ, въ Константинополь, къ турецкому султану, а оттуда былъ привезенъ нашимъ посланникомъ въ Россiю и взятъ къ царскому двору. Петръ-Великiй очень полюбилъ маленькаго арапа, крестилъ его, держалъ все время при себе, а когда тотъ выросъ, отправилъ его для дальнейшаго обученiя наукамъ (главнымъ образомъ инженерному искусству) во Францiю. До самой своей кончины Петръ не забывалъ крестника и оказывалъ ему большое вниманiе. Пушкинъ, у котораго и въ наружности, и въ огненномъ, вспыльчивомъ характере видны были следы его африканскаго происхожденiя, не разъ упоминалъ о своемъ прадеде въ стихотворенiяхъ и описалъ его въ романе "Арапъ Петра Великаго".

Въ детскiе годы Пушкинъ представлялъ изъ себя толстаго, неповоротливаго ребенка, и заставить его играть или бегать было очень трудно. Если къ нему начинали ужь очень сильно приставать, онъ убегалъ къ бабушке и пря-

!!!!!!Пропущены страницы 4-5

Отъ ужаса не шелохнусь, бывало;
Едва дышу, прижмусь подъ одеяло,
Не чувствуя ни ногъ, ни головы."

После смерти Арины Родiоновны Пушкинъ не разъ вспоминалъ о ней:

"Вотъ домикъ,

Уже старушки нетъ, ужь за стеною
Не слышу я шаговъ ея тяжелыхъ,
Ни утреннихъ ея дозоровъ...
А вечеромъ, при завываньи бури,
Ея разсказовъ, мною затверженныхъ
Отъ малыхъ летъ, но никогда не скучныхъ".

Семи летъ съ Пушкинымъ произошолъ крутой переворотъ - изъ вялаго, неповоротливаго мальчика онъ внезапно сделался резвымъ, бойкимъ, шаловливымъ и началъ всехъ поражать своими способностями. Въ это время его стали учить, но ученье шло не особенно хорошо. Учителя попались плохiе: они не умели прiохотить увлекающагося, но лениваго ребенка къ наукамъ, и маленькiй Пушкинъ ленился напропалую. Обладая прекрасной памятью, онъ выучивалъ уроки только слушая, какъ ихъ отвечала его сестра, но если его спрашивали первымъ, то ему нередко приходилось отделываться однимъ молчанiемъ. Единственное, чему Пушкинъ отлично научился, былъ французскiй языкъ, на которомъ постоянно говорили въ доме его родителей, какъ и почти во всехъ зажиточныхъ дворянскихъ домахъ того времени.

Но если Пушкинъ не любилъ учиться, за то любовь къ чтенiю развивалась въ немъ не по днямъ, а по часамъ. У Сергея Львовича была прекрасная библiотека, составленная изъ произведенiй лучшихъ иностранныхъ и русскихъ писателей, и маленькiй Александръ съ жадностью читалъ одну книгу за другою. Лишенiе чтенiя было для мальчика самымъ большимъ наказанiемъ. Отецъ Пушкина былъ образованнымъ человекомъ, а братъ отца, Василiй Львовичъ, считался однимъ изъ лучшихъ тогдашнихъ стихотворцевъ. Въ доме Пушкиныхъ часто бывали известные писатели - Дмитрiевъ, Жуковскiй, Батюшковъ. Мальчикъ всегда вертелся около большихъ, вслушивался въ ихъ разговоры, и это, вместе съ чтенiемъ, не могло не отозваться на быстромъ развитiи дарованныхъ ему природой замечательныхъ способностей.

Десяти летъ, онъ уже писалъ стихи, а затемъ целыя комедiи, которыя самъ же и разыгрывалъ передъ своей сестрой, бывшей единственной его слушательницей, такъ какъ онъ терпеть не могъ, чтобы кто нибудь изъ постороннихъ узнавалъ про его сочинительство. Произошло это отъ того, что когда въ доме узнали, что маленькiй Александръ пишетъ стихи, то его начали сильно этимъ дразнить и доводили вспыльчиваго мальчика чуть не до бешенства. Такъ разъ онъ написалъ шуточный разсказъ въ стихахъ, где описывалась война между карликами и карлицами. Стихи эти (написанные по французски, какъ и все первыя произведенiя Пушкина) попались въ руки француза-учителя, который, прочтя первыя строчки, не могъ удержаться отъ смеха. Маленькiй поэтъ до того на это обиделся, что вырвалъ тетрадку изъ рукъ француза и тутъ же бросилъ ее въ топившуюся печку.

Мало по малу. Пушкинъ делался все шаловливее и своенравнее. Учителя и воспитатели всячески старались обуздать несдержаннаго ребенка, но не умели за это дело взяться. Вместо того, чтобы действовать на мальчика лаской и уговорами, имевшими всегда громадное влiянiе на горячiй, но любящiй и впечатлительный его характеръ, они прибегали къ строгостямъ, хотели усмирить его наказанiями и этимъ заставляли его поступать, какъ разъ наоборотъ тому, къ чему его хотели принудить силой. Родители также не могли справиться съ сыномъ и поэтому решили отдать его въ какое нибудь учебное заведенiе, где бы онъ постоянно жилъ, и где, какъ они надеялись, характеръ его, подъ влiянiемъ товарищей и опытныхъ наставниковъ, изменится къ лучшему.

Какъ разъ въ это время императоръ Александръ I решилъ основать такое заведенiе, куда бы воспитанниковъ принимали съ большимъ разборомъ, и где бы они, слушая науки у лучшихъ и ученейшихъ профессоровъ, приготовлялись съ честью и уменьемъ служить своему отечеству. Въ это то заведенiе, названное Лицеемъ, въ числе другихъ мальчиковъ (всего ихъ набралось тридцать человекъ) былъ принятъ и Пушкинъ. Для поступленiя въ Лицей нужно было сначала выдержать довольно трудный экзаменъ, между темъ Пушкинъ, какъ мы уже знаемъ, не отличался прилежанiемъ и не много вынесъ изъ уроковъ своихъ учителей, и поэтому ему трудно было разсчитывать попасть въ число лицеистовъ. Но выдающiяся способности и тутъ сослужили ему верную службу. Познанiя его были не изъ блестящихъ: по математике, напримеръ, онъ отвечалъ совсемъ плохо, но вместе съ темъ во всехъ ответахъ мальчика видно было столько ума, онъ такъ быстро схватывалъ и понималъ все, что ему говорили, такъ мастерски читалъ наизусть большiе отрывки изъ произведенiй лучшихъ русскихъ и французскихъ писателей, что присутствовавшiй на экзамене министръ народнаго просвещенiя, графъ Разумовскiй, велелъ его принять въ число воспитанниковъ Лицея. Императоръ Александръ, принимавшiй близко къ сердцу все, что касалось Лицея и безпрерывно о немъ заботившiйся, велелъ отвести для этого заведенiя часть своего собственнаго дворца въ Царскомъ Селе (около Петербурга) и обставить во всемъ какъ можно лучше. Каждому лицеисту была отведена особая комната, где онъ спалъ и подготавливалъ уроки; преподавателями были назначены лучшiе профессора, а свободное отъ занятiй время воспитанники могли гулять по великолепному царскосельскому парку, где было много прекрасныхъ памятниковъ, поставленныхъ тамъ императрицей Екатериной Великой и императоромъ Александромъ Первымъ.

Открытiе Лицея произошло съ большимъ торжествомъ, въ присутствiи государя и царской фамилiй, 19 октября 1811 года. Пушкинъ провелъ безвыездно шесть летъ въ стенахъ этого заведенiя, которое горячо любилъ до самой своей смерти.

только развиваться и совершенствоваться. Среди школьныхъ товарищей великаго нашего поэта было много такихъ, которые потомъ сделались важными государственными деятелями (какъ, напримеръ, государственный канцлеръ князь Горчаковъ, графъ Корфъ), другiе получили известность какъ писатели (баронъ Дельвигъ, Кюхельбекеръ). Первое время товарищи не особенно дружелюбно относились къ Пушкину, такъ какъ чувствовали его превосходство по уму и по развитiю и видели, что онъ прочелъ много такихъ книгъ, о которыхъ они даже не слыхали, и все, что прочелъ, отлично помнитъ (память Пушкина была такъ велика, что онъ съ одного раза запоминалъ очень длинные отрывки). Почти все лицеисты имели какiя нибудь шуточныя прозвища, и Пушкина, за его превосходное знанiе французскаго языка, прозвали французомъ. Дело происходило во время отечественной войны 1812 года, когда все французское стало въ Россiи ненавистно, и поэтому такое прозвище казалось очень обиднымъ впечатлительному мальчику. Товарищи, видя, что прозвище не. нравится Пушкину, стали еще больше дразнить его и продолжали звать "французомъ" до самаго выпуска изъ Лицея. Сначала товарищей немало отталкивала отъ Пушкина любовь его къ насмешкамъ. Будучи очень наблюдательнымъ, онъ въ каждомъ подмечалъ слабыя или смешныя стороны и потомъ очень зло и остроумно вышучивалъ товарища, доводя того иногда просто до слезъ. Но вместе съ темъ сердце у Пушкина было такое доброе и отходчивое, что если онъ, бывало, разсердится на кого нибудь и. отомститъ за обиду своимъ злымъ языкомъ, то сейчасъ же начнетъ просить прощенья у обиженнаго имъ товарища и затемъ прилагать все усилiя, чтобы загладить свою выходку. Видя, такимъ образомъ, что, при всей своей вспыльчивости и горячности, Пушкинъ обладаетъ золотымъ сердцемъ, и заметивъ его скромность, заставлявшую его не только не важничать и не кичиться передъ другими своими способностями и познанiями, а даже бежать отъ всякой заслуженной похвалы, товарищи скоро переменили свое мненiе о Пушкине и сердечно его полюбили. Эта любовь не окончилась въ Лицее, и Пушкинъ до конца жизни оставался въ близкихъ и сердечныхъ отношенiяхъ почти со всеми своими товарищами.

Учился Пушкинъ въ Лицее, какъ и дома, очень неровно. Онъ поражалъ учителей своей памятью, способностью необыкновенно быстро все понимать, своимъ уменьемъ разсказывать, но вместе съ темъ часто бывало, что онъ не зналъ даже содержанiя того урока, который у него спрашивали. Вообще кажущаяся лень его не покинула, какъ не покинула и любовь къ чтенiю. Императоръ Александръ подарилъ Лицею большую и отличную библiотеку, изъ которой лицеисты имели право брать все книги, какiя имъ, нравились. Пушкинъ широко пользовался _% этимъ правомъ. Дни и ночи, забросивъ уроки, проводилъ онъ за чтенiемъ, и если потомъ онъ поражалъ своей начитанностью, то этимъ во многомъ былъ обязанъ лицейской библiотеке. На ряду съ развитiемъ его умственныхъ способностей шло и развитiе способностей поэтическихъ, и скоро стало видно, что изъ ветреннаго и лениваго лицеиста выработается знаменитый писатель. Преподаватель русскаго языка, Кошанскiй, чтобы развить у своихъ учениковъ любовь къ литературе и научить ихъ правильно и красиво писать, началъ заставлять лицеистовъ писать сочиненiя, какъ въ прозе, такъ и въ стихахъ. Занятiе это понравилось юношамъ, и они стали заниматься сочинительствомъ не только на урокахъ Кошанскаго, но и въ свободное отъ занятiй время. Когда Кошанскiй въ первый разъ сказалъ своимъ ученикамъ, что заставитъ ихъ писать стихи, и спросилъ, не занимался ли кто нибудь изъ нихъ этимъ раньше, Пушкинъ признался, что уже давно писалъ французскiе стихи и комедiи. Чтобы не увеличить самонадеянность и безъ того самолюбиваго мальчика, Кошанскiй первое время очень строго относился къ стихамъ Пушкина и редко хвалилъ ихъ, хотя они этого вполне заслуживали. Но потомъ, увидя, что его ученикъ обладаетъ настоящимъ поэтическимъ талантомъ, Кошанскiй всеми силами сталъ самъ содействовать развитiю этого таланта, исправляя Пушкинскiе стихи, указывая ихъ недостатки и знакомя молодого сочинителя съ правилами писанiя стиховъ и съ произведенiями техъ древнихъ поэтовъ, изученiе которыхъ могло приносить ему пользу. Подъ влiянiемъ уроковъ Кошанскаго среди лицеистовъ образовался кружокъ или общество, деятельнымъ членомъ, а потомъ и душою котораго сделался Пушкинъ и которое усиленно занималось развитiемъ писательскихъ способностей своихъ членовъ. Этотъ кружокъ почти каждый день собирался въ одной изъ комнатъ Лицея, и всякiй изъ участвовавшихъ долженъ былъ что нибудь разсказать. Пушкинъ также принималъ деятельное участiе въ этихъ собранiяхъ и разсказалъ на нихъ несколько повестей, которыя впоследствiи, переделавъ, напечаталъ.

Но лицеисты не удовольствовались одной устной передачей своихъ разсказовъ: скоро они решили издавать рукописный журналъ, въ которомъ помещались бы стихи, разсказы и всевозможныя другiя ихъ произведенiя. Такихъ журналовъ въ Лицее со временемъ возникло несколько, и въ числе ихъ главныхъ сотрудниковъ всегда былъ Пушкинъ. Талантъ его все более и более разцветалъ и скоро онъ началъ писать такъ хорошо, что друзья стали его уговаривать послать свои стихи въ какой нибудь журналъ, где, по ихъ уверенiямъ, такiе стихи непременно напечатаютъ. Но Пушкинъ, по своей скромности, боялся, что похвалы преувеличены, и наотрезъ отказался послать стихи. Тогда друзья поэта, видя, что съ нимъ не сговоришься, взяли несколько стихотворенiй и тайкомъ отъ самого Пушкина послали ихъ въ одинъ изъ лучшихъ тогдашнихъ журналовъ, где ихъ, действительно, и напечатали. Это было въ 1814 году когда автору стиховъ минуло только пятнадцать летъ. Но эти первыя напечатанныя стихотворенiя Пушкина не были подписаны полнымъ именемъ автора. Имя молодого поэта стало известно только съ следующаго, 1815 года. Въ этомъ году въ Лицее былъ назначенъ первый экзаменъ, на которомъ должны были присутствовать постороннiе; на него прiехало изъ Петербурга много важныхъ государственныхъ людей и въ ихъ числе самый известный поэтъ того времени, воспевавшiй еще Екатерину Великую - Гаврiилъ Романовичъ Державинъ. Пушкинъ давно восторгался его стихами, многiе изъ нихъ зналъ наизусть, и потому съ нетерпенiемъ ждалъ случая увидеть поближе знаменитаго поэта. Вотъ какъ онъ самъ после вспоминалъ объ этомъ экзамене. - "Наконецъ меня вызвали. Я прочелъ мои "Воспоминанiя въ Царскомъ Селе", стоя въ двухъ шагахъ отъ Державина; голосъ мой отроческiй зазвенелъ, а сердце забилось съ упоительнымъ восторгомъ... Не помню, какъ я кончилъ чтенiе; не помню, куда убежалъ. Державинъ былъ въ восхищенiи, онъ меня требовалъ, хотелъ обнять... Меня искали, но не нашли"... Въ одномъ изъ своихъ стихотворенiй Пушкинъ также вспоминаетъ объ этомъ памятномъ для него дне:

"Успехъ насъ первый окрылилъ:

И, въ гробъ сходя, благословилъ".

После этого слухъ о новомъ поэте, написавшемъ въ шестнадцать летъ такiе стихи, отъ которыхъ пришелъ въ восторгъ самъ Державинъ, распространился по всему Петербургу, ч и съ этого времени известность Пушкина начала возрастать не по днямъ, а по часамъ. Лучшiе тогдашнiе писатели - Жуковскiй, Карамзинъ, Батюшковъ, Дмитрiевъ - сблизились въ это время съ Пушкинымъ и, не смотря на разницу летъ, относились къ нему, какъ къ равному,-- такъ великъ былъ его талантъ. Жуковскiй, слава о которомъ гремела въ то время по всей Россiи, до того полюбилъ Пушкина и такъ ценилъ его, какъ поэта, что читалъ ему все свои новыя стихотворенiя, и если они не нравились молодому лицеисту, то самъ признавалъ ихъ неудачными и уничтожалъ. Жуковскiй всю жизнь оставался искреннейшимъ другомъ Пушкина, поддерживалъ его въ трудныя минуты и, вместе съ Карамзинымъ, принесъ ему очень много пользы. Александръ Сергеевичъ не даромъ впоследствiи называлъ его своимъ ангеломъ-хранителемъ.

Такiе раннiе и быстрые успехи побудили Пушкина еще съ большимъ рвенiемъ приняться за развитiе своего поэтическаго таланта. Отделываясь кое-какъ отъ лицейскихъ уроковъ, пропуская ихъ и не заглядывая по целымъ неделямъ въ учебныя книги, онъ въ тоже время проводилъ дни и ночи надъ сочинительствомъ. До окончанiя курса онъ напиралъ такимъ образомъ около ста двадцати стихотворенiй и началъ первое свое большое произведенiе - "Русланъ и Людмила". Но напечаталъ молодой поэтъ лишь очень немногiя изъ этихъ стихотворенiй, такъ какъ по своей скромности продолжалъ считать, что пишетъ не настолько хорошо, чтобы печатать, и посылалъ въ журналы только то, что, после долгой работы, признавалъ достойнымъ этого. Лицейскiе наставники Пушкина могли, конечно, ставить ему въ упрекъ его небрежное отношенiе къ урокамъ и приписывать это лености: кому изъ нихъ пришло бы въ голову, что имя этого "ленивца" черезъ сто летъ будетъ на устахъ у каждаго русскаго человека, какъ имя одного изъ самыхъ великихъ, самыхъ дорогихъ сыновъ Россiи! Но мы уже не имеемъ права обвинять Пушкина въ лености, зная, какъ всю свою недолгую жизнь онъ неустанно трудился надъ темъ, что было его высокимъ, даннымъ ему отъ Бога призванiемъ.

которую вела въ то время петербургская молодежь. Но призванiя своего, даже въ это время кипучей юности, онъ не забывалъ. Онъ продолжалъ много писать, и стихи его были такъ хороши, что Жуковскiй, подаривъ ему свой портретъ, написалъ на немъ: "Ученику отъ. побежденнаго учителя". Тогда же Пушкинъ окончилъ свою большую поэму (повесть въ стихахъ) "Русланъ и Людмила". Но темъ временемъ, какъ слава юнаго поэта все больше и больше росла и распространялась по всей Россiи, надъ нимъ самимъ чуть не стряслась большая беда. По молодости и. вследствiе своей неисправимой горячности Александръ Сергеевичъ наделалъ много необдуманныхъ поступковъ, написалъ несколько стихотворенiй, въ которыхъ насмехался надъ некоторыми важными сановниками, и государь решилъ выслать его въ наказанье на некоторое время изъ Петербурга. Сначала Пушкина хотели сослать куда нибудь подальше - говорили даже про Соловецкiй монастырь - но заступничество Карамзина и бывшаго наставника поэта, директора Лицея Энгельгардта, котораго очень любилъ императоръ Александръ, спасли Пушкина, и его только перевели на службу на югъ Россiи, сначала въ Екатеринославъ, а потомъ въ Бессарабiю.

этихъ поездокъ онъ написалъ две поэмы: "Кавказскiй Пленникъ", и "Бахчисарайскiй Фонтанъ" и несколько небольшихъ стихотворенiй. Изъ Крыма Пушкинъ поехалъ въ Бессарабiю, въ городъ Кишиневъ, где началъ служить подъ начальствомъ генерала Инзова. Жизнь въ Кишиневе вполне соответствовала горячему и общительному характеру Пушкина. Въ это время населенiе Кишинева было очень смешаннымъ: на каждомъ шагу встречались евреи, болгары, турки, французы, итальянцы, греки, молдаване. Вследствiе этого городъ носилъ полу-восточный, полу-европейскiй характеръ, жили въ немъ весело, шумно,-- и Пушкинъ его полюбилъ. Въ Кишиневе* Пушкинъ повелъ шумную жизнь, полную всевозможныхъ развлеченiй, шалостей и приключенiй. Не было большого собранiя или пирушки, где бы онъ не появлялся въ одежде, которую самъ выдумывалъ и которою резко выделялся среди другихъ кишиневскихъ жителей, напримеръ: въ молдаванской шапке (феске) на голове, архалуке, бархатныхъ шароварахъ и съ железною дубинкою въ рукахъ. Изъ за своей безпощадной насмешливости, вспыльчивости и готовности каждую минуту выйти изъ себя, Пушкинъ нажилъ себе въ Кишиневе много враговъ, и жалобы на него такъ и сыпались Инзову. Но генералъ, добрый по природе, и къ тому же искренно полюбившiй поэта, относился къ нему по отечески и только журилъ за постоянныя шалости. Не смотря однако на такой шумный образъ жизни Александръ Сергеевичъ не переставалъ заботиться объ увеличенiи своего образованiя и развитiи своихъ поэтическихъ способностей. По прежнему, какъ и въ Лицее, онъ съ жаромъ читалъ все книги, какiя только могъ достать у знакомыхъ, или какiя ему присылали изъ Петербурга. Въ тоже время онъ собиралъ народныя песни, преданiя, изучалъ нравы и обычаи местныхъ жителей и совершилъ несколько поездокъ по Бессарабiи. Во время этихъ поездокъ Пушкинъ осмотрелъ места, съ которыми связаны историческiя воспоминанiя: Измаилъ, поле Кагульской битвы, Бендеры, Варницы, где находился лагерь шведскаго короля Карла XII во время прутскаго похода Петра Великаго. Писалъ онъ очень много и кроме целаго ряда небольшихъ стихотворенiй и поэмъ "Кавказскiй Пленникъ" и "Бахчисарайскiй Фонтанъ", о которыхъ мы уже говорили, написалъ въ Кишиневе поэму "Цыгане", поводомъ къ которой послужила его встреча съ цыганскимъ таборомъ, где онъ прожилъ несколько дней. Въ это же время началъ онъ одно изъ лучшихъ своихъ произведенiй - романъ въ стихахъ "Евгенiй Онегинъ".

Изъ Кишинева Пушкинъ переехалъ въ Одессу и поступилъ въ канцелярiю новороссiйскаго генералъ-губернатора, которымъ тогда былъ известный впоследствiи наместникъ Кавказа, графъ, а потомъ светлейшiй князь, Михаилъ Семеновичъ Воронцовъ. Сначала Александръ Сергеевичъ былъ очень радъ своему перемещенiю: его привлекала богатая Одесса, съ прекраснымъ театромъ, обширнымъ и образованнымъ обществомъ. Онъ впоследствiи описалъ этотъ городъ въ следующихъ стихахъ:

"Тамъ долго ясны небеса,
Тамъ хлопотливо торгъ обильный
Свои подъемлетъ паруса;

Все блещетъ югомъ и пестреетъ
Разнообразностью живой.
Языкъ Италiи златой
Звучитъ по улице веселой,

Французъ, испанецъ, армянинъ,
И грекъ и молдаванъ тяжелый".

Но скоро Пушкинъ увиделъ, что въ Одессе ему нельзя жить такъ безпечно и подчиняясь лишь своимъ прихотямъ, какъ въ Кишиневе, и что хотя графъ Воронцовъ и очень къ нему благоволилъ, но все же это уже не было отеческое обращенiе старика генерала Инзова. Поэтому Пушкинъ не особенно жалелъ, когда ему пришлось покинуть Одессу. После четырехлетняго пребыванiя на юге, летомъ 1824 года, онъ поехалъ въ Псковскую губернiю, въ деревню своей матери, село Михайловское. Александръ Сергеевичъ очень любилъ Михайловское и съ радостью туда ездилъ, но на: этотъ разъ, подъ влiянiемъ разныхъ неудачъ и непрiятностей, прiездъ въ деревню былъ для него нерадостенъ.

Мало-по-малу тяжелое настроенiе, въ какомъ находился Пушкинъ по прiезде своемъ изъ Одессы въ Михайловское, разсеялось и два года, проведенные имъ въ деревне, принадлежали къ лучшимъ годамъ его творчества. Онъ велъ совершенно деревенскiй образъ жизни, описанный имъ въ "Евгенiи Онегине". Вставалъ онъ рано и сейчасъ же отправлялся къ протекавшей недалеко отъ дома, подъ горою, речке купаться, а затемъ возвращался домой и работалъ - писалъ, подготовлялся къ писанiю чтенiемъ книгъ, делалъ нужныя выписки и размышлялъ о томъ, что слагалось у него въ голове. Пушкинъ всю жизнь очень тщательно отделывалъ все свои произведенiя, какъ стихи, такъ и прозу, онъ былъ самъ для себя самымъ строгимъ критикомъ и выпускалъ свой трудъ въ светъ только тогда, когда былъ имъ доволенъ. Поэтому все его произведенiя такъ чудно законченны, такъ совершенны по форме и отделке.

просыпался утромъ, то тутъ же, въ постели, бралъ карандашъ и бумагу и начиналъ писать, причемъ иногда увлекался до того, что вставалъ съ постели только къ обеду. Въ остальное время онъ много гулялъ пешкомъ или ездилъ верхомъ, но и среди этихъ прогулокъ поэзiя не оставляла его:

"Бродя надъ озеромъ моимъ,
Пугаю стадо дикихъ утокъ,--
Внявъ пенью сладкозвучныхъ строфъ,
Оне слетаютъ съ береговъ"...

няней Ариной Родiоновной. Вотъ какъ писалъ онъ объ этомъ брату: "Знаешь ли мои занятiя? До обеда пишу записки, обедаю поздно, после обеда езжу верхомъ, вечеромъ слушаю сказки и вознаграждаю темъ недостатки своего воспитанiя. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма". Въ двухъ верстахъ отъ Михайловскаго лежитъ село Тригорское, принадлежавшее П. А. Осиповой, у которой было много детей, и въ доме которой вообще бывало всегда много народа, и царило оживленiе и веселiе. Пушкинъ близко сошелся съ этимъ семействомъ, бывая у нихъ почти каждый день, и это знакомство имело на него большое влiянiе, такъ какъ сердечное и дружеское отношенiе всего семейства Осиповыхъ оказывало поддержку поэту въ минуты нападавшихъ на него тоски и унынiя.

никого предупредить, даже Осиповыхъ, уехалъ въ Москву. По прiезде туда онъ тотчасъ отправился въ Кремлевскiй дворецъ къ государю, который отдалъ приказанiе, чтобы Пушкина представили ему тотчасъ по его прiезде. Государь обошелся съ Александромъ Сергеевичемъ очень милостиво. "Довольно ты подурачился, сказалъ онъ поэту, надеюсь, теперь будешь разсудителенъ, и мы больше ссориться не будемъ". Къ этому государь прибавилъ, что съ этихъ поръ онъ самъ будетъ для Пушкина цензоромъ, т. е. будетъ решать, можно ли напечатать то или другое его произведенiе. Весть о прiезде Пушкина и о милостивомъ прiеме его государемъ быстро распространилась по Москве, и онъ былъ радостно всеми встреченъ. Везде Александръ Сергеевичъ былъ первымъ гостемъ, везде его встречали восторженными похвалами и поклоненiемъ. После двухлетняго пребыванiя въ деревне Пушкинъ съ радостью окунулся въ веселую столичную жизнь и началъ принимать деятельное участiе во всехъ празднествахъ и торжествахъ, сопровождавшихъ коронацiю. Въ одномъ доме, въ присутствiи многочисленнаго собранiя ученыхъ и литераторовъ Пушкинъ прочелъ законченную имъ незадолго до отъезда изъ Михайловскаго, историческую драму "Борисъ Годуновъ". Вотъ какъ вспоминаетъ объ этомъ чтенiи известный писатель Погодинъ: "По окончанiи чтенiя мы долго смотрели другъ на друга, а потомъ бросились къ Пушкину; начались объятiя, поднялся шумъ, раздался смехъ, полились слезы, поздравленiя. Пушкинъ одушевился, видя такое действiе своего чтенiя, ему было прiятно наше волненiе. Онъ началъ намъ, поддавая жару, читать песню о Стеньке Разине, какъ онъ выплывалъ ночью на Волгу на востроносой своей лодке; предисловiе къ "Руслану и Людмиле"; началъ разсказывать о; другой пьесе, которую хотелъ написать о "Дмитрiи Самозванце". О, какое удивительное то было утро, оставившее следы на всю жизнь! Не помню, какъ мы разошлись, какъ докончили день, какъ улеглись спать. Да едва ли кто и спалъ изъ насъ въ эту ночь. Такъ были мы все потрясены!"

Изъ Москвы Пушкинъ вернулся на короткое время въ Михайловское, а оттуда поехалъ въ Петербургъ, где съ техъ поръ и жилъ до самой своей смерти, уезжая изъ него только на сравнительно короткое время. Сначала веселая столичная жизнь увлекла Пушкина, но скоро онъ сталъ съ сожаленiемъ вспоминать о своемъ тихомъ уединенiи въ Михайловскомъ, что видно изъ одного письма его къ П. А. Осиповой, где онъ пишетъ: "Для меня шумъ и суета петербургской жизни делаются все более и более несносными, и я съ трудомъ ихъ переношу. Вашъ прекрасный садъ и прелестный берегъ Сороти я съ удовольствiемъ променялъ бы на Петербургъ".

Весной 1829 года Пушкинъ уехалъ на Кавказъ, где у насъ велась въ то время война съ турками, и пробылъ некоторое время въ действующей армiи, принявъ участiе въ несколькихъ сраженiяхъ. Онъ описалъ эту поездку въ разсказе, озаглавленномъ "Путешествiе въ Арзрумъ". Кроме того видъ Кавказа снова внушилъ поэту рядъ прекрасныхъ стихотворенiй. Съ Кавказа Пушкинъ вернулся въ Петербургъ, а оттуда скоро уехалъ въ Москву. Въ это время онъ задумалъ жениться. Въ Москве онъ познакомился съ Наталiей Николаевной Гончаровой, восемнадцатилетней девушкой, отличавшейся замечательной красотой, и въ самый день Светлаго Воскресенья 21 апреля 1830 г. сделалъ ей предложенiе, которое и было принято. По случаю женитьбы сына, Сергей Львовичъ выделилъ ему часть своего именiя, Болдина, въ Нижегородской губернiи, и Александръ Сергеевичъ долженъ былъ туда поехать. Уезжая, онъ думалъ, что разстается съ своей красавицей-невестой на самое короткое время, но судьба судила иначе: Пушкинъ провелъ въ Болдине всю осень и часть зимы. Дело въ томъ, что въ это время въ Россiи появилась холера. Москва была оцеплена, со всехъ сторонъ карантинами, чрезъ которые никого не пропускали. Какъ ни рвался поэтъ въ Москву, но никакъ не могъ туда попасть, и долженъ былъ оставаться въ деревне, тревожась все время за жизнь близкихъ ему людей. Эта тревога была темъ более велика, что письма тогда шли очень медленно, засылались, по ошибке, совсемъ не въ те места, куда они были адресованы, и Пушкинъ по неделямъ не имелъ ни о комъ никакихъ известiй. Находясь въ такомъ тяжеломъ состоянiи духа, онъ спасался одной работой, за которой проводилъ целые дни. Въ два-три месяца онъ написалъ около тридцати стихотворенiй, пять повестей, окончилъ "Евгенiя Онегина", написалъ несколько поэмъ, принадлежащихъ къ числу лучшихъ его произведенiй (напримеръ, "Домикъ въ Коломне", "Моцартъ и Сальери", "Скупой Рыцарь", "Каменный Гость").

Вернувшись, наконецъ, въ декабре въ Москву, онъ деятельно занялся приготовленiями къ свадьбе, которая и состоялась въ феврале 1881 года. Проживъ до весны въ Москве, молодые переехали затемъ въ Петербургъ, около котораго, въ Царскомъ Селе, и поселились на лето. Въ это время въ Петербурге тоже была холера. Пушкинъ все лето безвыездно прожилъ въ Царскомъ, среди небольшого кружка друзей (между прочимъ, тамъ это лето жилъ Жуковскiй), и могъ, гуляя по царскосельскому парку, предаваться воспоминанiямъ о годахъ своей юности, проведенныхъ среди деревьевъ и памятниковъ этого же парка.

"Воспоминаньями смущенный,
Исполненъ сладкою тоской,
Сады прекрасные, подъ сумракъ вашъ священный,
Вхожу съ поникшей головой!
Такъ отрокъ Библiи, безумный расточитель,

Увидевъ, наконецъ, родимую обитель,
Главой поникъ и зарыдалъ!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я думалъ о тебе, прiютъ благословенный,

Воображалъ сей день счастливый,
Когда средь нихъ возникъ Лицей,
И слышалъ снова шумъ игривый,
И виделъ вновь семью друзей!"...

"Клеветникамъ Россiи" и "Бородинская годовщина", а также некоторыя изъ своихъ сказокъ: "О царе Салтане", "О мертвой царевне", "О золотомъ петушке" и другiя. По возвращенiи въ Петербургъ Александръ Сергеевичъ решилъ писать исторiю Петра Великаго, къ памяти котораго всегда чувствовалъ особое уваженiе и любовь, и просилъ у государя разрешить ему для этого входъ въ государственные архивы, где хранятся все государственныя бумаги. Разрешенiе это было ему дано, и Пушкинъ съ жаромъ принялся за работу. Но исторiю Петра Великаго ему такъ и не удалось написать. Въ архивахъ ему случайно попалось подъ руку несколько бумагъ, относившихся къ Пугачевскому бунту, онъ быстро увлекся изученiемъ этого событiя и весь ушелъ въ него. Начавъ писать "Исторiю Пугачевскаго бунта", Пушкинъ не удовольствовался одной работой въ архиве, а решилъ поехать и лично осмотреть все те места, где злодействовали шайки Пугачева. Поэтому осенью 1833 года онъ объехалъ губернiи Казанскую, Оренбургскую, Симбирскую и Пензенскую. Плодомъ этой поездки были "Исторiя Пугачевскаго бунта" и романъ "Капитанская дочка", действiе котораго происходитъ во времена Пугачева.

По возвращенiи въ Петербургъ, Пушкинъ представилъ Исторiю Пугачевскаго бунта государю, который остался ею очень доволенъ и приказалъ выдать автору въ долгъ 20000 рублей для ея напечатанiя, такъ какъ на свои средства Пушкинъ ея издать не могъ. Кроме того, въ виде награды, Александру Сергеевичу было пожаловано придворное званiе камеръ-юнкера. Но, не смотря на милость къ нему императора Николая Павловича, не смотря на то, что уже никто не отрицалъ у него чести быть первымъ русскимъ поэтомъ, положенiе Пушкина было тяжелое. Какъ у всякаго замечательнаго человека, у него было множество враговъ, число которыхъ онъ самъ постоянно увеличивалъ; такъ какъ его перо бывало очень остро и не давало пощады глупости и порокамъ. Эти враги, среди которыхъ было несколько важныхъ въ то время лицъ, старались делать поэту какiя только было возможно непрiятности, распространяли про него разные неблаговидные слухи и прямо отравляли его жизнь. Онъ могъ бы найти отраду и забвенiе всехъ бедъ у своего домашняго очага; но и въ семье нашему великому поэту было не легче, чемъ въ свете: близкiе родные причиняли ему большiя непрiятности и хлопоты, а страстно любимая имъ жена не въ состоянiи была въ должной мере понять его прекрасную душу и его генiй. Какъ ни скрывалъ Пупiкинъ это всехъ свои страданiя, но все же въ многочисленныхъ его письмахъ мы можемъ прочесть и понять печальную повесть сердца, которое уже предчувствовало роковую судьбу свою.

О душевномъ настроенiи поэта можно судить по следующему письму, написанному имъ, за полтора года до его смерти, П. А. Осиповой: "... Я ошеломленъ и нахожусь въ сильнейшемъ раздраженiи. Поверьте мне, жизнь, какая она ни на есть прiятная привычка, все же заключаетъ въ себе горечь, которая делаетъ ее подъ конецъ отвратительной. Светъ - это гадкая лужа грязи". Благодаря своему горячему и впечатлительному характеру Пушкинъ принималъ слишкомъ близко къ сердцу все непрiятности, которыя ему делали, раздражался, и по этому самъ попадалъ въ западни, поставленныя его врагами. Зимой 1836 года въ Петербурге была распущена гнуснейшая сплетня, касавшаяся семейной жизни нашего великаго поэта. Не смотря на явную ея вымышленность, сплетня эта вызвала ссору Пушкина съ однимъ блестящимъ гвардейскимъ офицеромъ, незадолго передъ темъ перешедшимъ въ русское подданство (онъ самъ былъ французъ) барономъ Дантесъ. Разжигаемая недоброжелателями,, ссора дошла до того, что Александръ Сергеевичъ вызвалъ Дантеса на поединокъ. 27 января 1887 года, въ 5 часовъ дня, противники встретились за Черной речкой (около Петербурга), и Пушкинъ былъ смертельно раненъ въ верхнюю часть бедра, причемъ пуля, пробивъ кость, глубоко задела въ животъ. Дантесъ тоже былъ раненъ, но легко.

день после поединка, подъездъ его квартиры былъ до того полонъ посетителей, что секундантъ Пушкина, его лицейскiй товарищъ Данзасъ, долженъ былъ обратиться въ расположенный по близости Преображенскiй полкъ, съ просьбой поставить у крыльца часовыхъ, чтобы возстановить хоть какой нибудь порядокъ. Толпы народа и экипажи весь день загораживали улицу передъ домомъ, где умиралъ поэтъ; извощиковъ нанимали, говоря: "къ Пушкину",-- и извощики везли прямо туда.

Когда объ опасномъ положенiи раненаго поэта узналъ императоръ Николай Павловичъ, то онъ прислалъ ему собственноручную записку, где значилось: "Если Богъ не приведетъ намъ свидеться въ здешнемъ свете, посылаю тебе мое прощенiе и последнiй советъ умереть христiаниномъ. О жене и детяхъ не безпокойся, я беру ихъ на свои руки". Ходившему за умирающимъ придворному доктору Арендту государь велелъ сказать, что онъ не ляжетъ, пока не получитъ известiя о положенiи Пушкина. За несколько часовъ до кончины поэта государь вызвалъ къ себе Жуковскаго, распросилъ его о здоровье Александра Сергеевича и еще разъ велелъ ему передать, что беретъ на свое попеченiе его семью. "Вотъ какъ я утешенъ!" - воскликнулъ Пушкинъ, когда Жуковскiй передалъ ему царскiя слова. "Скажи государю, что я желаю ему долгаго, долгаго царствiя, что я желаю ему счастiя въ его семье, что я желаю ему счастiя въ его Россiи".

бы своей обязанностью, своимъ долгомъ, поклониться телу поэта. Стихи молодого, тогда, еще неизвестнаго, поэта Лермонтова "На смерть Пушкина" переписывались въ тысячахъ экземплярахъ, перечитывались и заучивались наизусть. После отпеванiя тело усопшаго было отвезено въ Псковскую губернiю и тамъ похоронено въ Святогорскомъ Успенскомъ монастыре, вблизи такъ любимаго покойнымъ Михайловскаго, въ той могиле, которую онъ самъ приготовилъ для себя за годъ до смерти. Теперь надъ этой могилой возвышается памятникъ изъ белаго мрамора, и на немъ написано только три слова: "Александръ Сергеевичъ Пушкинъ". Этой скромной надписи вполне достаточно, потому что мало, очень мало найдется въ Россiи людей, которые бы не знали, кто такой Александръ Пушкинъ, и не гордились бы его дорогимъ именемъ.