Разговоры Пушкина (собрали: С. Гессен; Л. Модзалевский)
1831 - 1832 гг.

1831 г.

„Я непременно буду писать о „Страннике“, — сказал он [Пушкин] мне... — „Пора нам перестать говорить друг другу вы“, сказал он мне, когда я просил его в собрании показать жену свою. И я в первый раз сказал ему: „Пушкин — ты поэт, а жена твоя — воплощенная поэзия“.

С. -Петербург [у С. Ф. Тимирязевой]².

Однажды после обеда, когда перешли в кабинет и Пушкин, закурив сигару, погрузился в кресло у камина, матушка начала ходить взад и вперед по комнате. Пушкин долго и молча следил за ее высокой и стройной фигурой и, наконец, воскликнул: „Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на вас и на ваш рост, так мне все кажется, что судьба меня, как лавочник, обмерила“.

20 января.

Москва.

Когда известие о смерти барона Дельвига³ пришло в Москву, тогда мы были вместе с Пушкиным, и он, обратясь ко мне, сказал: „Ну, Войныч, держись: в наши ряды постреливать стали“.

16 февраля.

*... Аккурат два дня до его свадьбы⁴ оставалось, — зашла я к Нащокину с Ольгой. Не успели мы и поздороваться
как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидал меня из сеней и кричит: „Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!“ — поцеловал меня в щеку и уселся на софу... — „Спой мне, говорит, Таня, что-нибудь на счастье, слышала, может быть, я женюсь?“ — „Как не слыхать, говорю, дай вам бог, Александр Сергеевич!“ — „Ну, спой мне, спой“ ... Запела я Пушкину песню, — она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича петь, потому она, будто, сказывают, не к добру... Вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин... Кинулся к нему Павел Войнович: „Что с тобой, что с тобой, Пушкин?“ — „Ах, говорит, эта ее песня всю мне внутрь перевернула, — она мне не радость, а большую потерю предвещает!..“

Москва.

До сих пор еще толкуют о славном бале наших молодых, хваля особенно ласку и ловкость Ольги⁵... Поэт Пушкин также в восхищении от нее; говорит, что невозможно лучше Ольги соединять вместе роль девушки, только что поступившей в барыню и хозяйки. Он мне говорил на бале: „Я глаз не спускаю с княгини О. А., не понятно, как она всюду поспевает, не только занимается всеми, кои тут, но даже и отсутствующим посылает корнеты с конфектами; я бы ее воспел, да не стихи на уме теперь“.

Он жене моей говорил на бале: „Пора мне остепениться; ежели не сделает этого жена моя, то нечего уже ожидать от меня“.

18 февраля.

Свадьба Пушкина происходила 18 февраля 1831 г. Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец, одно из них упало на пол... Поэт изменился в лице и тут же шепнул одному из присутствовавших: „Tous les mauvais augures“ [все дурные предзнаменования].

После 18 февраля.

Я уверена, что он был добрым мужем, хотя и говорил однажды, шутя, Анне Николаевне [Вульф]⁶, которая его поздравляла с неожиданною в нем способностью вести себя, как прилично любящему мужу: „Се n’est que de l’hypocrisie“ [Это только притворство].

Апрель.

Москва.

[При чтении Погодиным Пушкину своей трагедии „Петр I“]....Помню одну поправку. Расстрига-протопоп Иаков, в первом действии, осуждая действия Петровы, говорит о захваченных им церковных деньгах. Когда я прочел:

И всякая копейка горячим углем
На голову его падет в последний день⁷,

„Каплей, каплей“, воскликнул Пушкин, вскочив и потирая руки.

5—8 апреля.

Цензур[ные] поправки статьи о Польск[ой] ист[ории]⁸ — Пушкин от нее в восторге: „Никто ныне, сказал он, не тревожит души моей, кроме вас“.

11 мая.

[Пушкин], решительно не любя Тасса, умоляет тебя приняться за Данта⁹. „Мне надо написать к нему умное и большое письмо, — говорит он, — но кочевой я так не привык еще к оседлой жизни, что не знаю, как и когда приниматься за дело“.

Июнь—август.

Царское Село.

[Жуковский и Пушкин] восхищались стихами [Хвостова]¹⁰ по случаю концерта, в котором пели Лисянская и Пашков¹¹:

Лисянская и Пашков там
Мешают странствовать ушам.

„Вот видишь, — говорил ему Пушкин, — до этого ты уж никак не дойдешь в своих галиматьях“¹².

Июнь—август.

Иногда [Пушкин] читал нам отрывки своих сказок и очень серьезно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: „Поп — толоконный лоб и служитель его Балда“¹⁴. „Это так дома можно, — говорил он, — а ведь цензура не пропустит!“ Он говорил часто: „Ваша критика, мои милые, лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится“.

Когда разговорились о Шатобриане¹⁵, помню он говорил: „De tout ce qu’il a ecrit il n’y a qu’une chose qui m’aye plu; voulez vous que je vous l’écris dans votre album. Si je pouvais croire encore au bonheur, je le chercherais dans la monotonie des habitudes de la vie“ [Во всем том, что он писал, имеется только одна вещь, которая мне понравилась; желаете ли вы, чтобы я написал ее в ваш альбом? Если бы я еще мог верить в счастье, я бы искал его в однообразии жизненных привычек].

Июнь—август.

Царское Село.

Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит: „Послушайте, скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чем говорю. Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная от будочника и до царя“¹⁶.

Однажды говорю я Пушкину:

„Мне очень нравятся ваши стихи „Подъезжая под Ижоры“¹⁷.

„Отчего они вам нравятся?“

„Да так, — они как будто подбоченились, будто плясать хотят“.

Пушкин очень смеялся.

„Ведь вот, подите, отчего бы это не сказать в книге печатно: „подбоченились“, а вот как это верно. Говорите же после этого, что книги лучше разговора“...

Наговорившись с ним, я спрашивала его (поутру у него в комнате):

„Что же мы теперь будем делать?“

„А вот что! Не возьмете ли вы меня прокатиться в придворных дрогах?“

„Поедемте“.

* Однажды в жаркий летний день гр. [А. В.] Васильев¹⁸, зайдя к нему, застал его чуть не в прародительском костюме. „Ну, уж извините, — засмеялся поэт, пожимая ему руку, — жара стоит африканская, а у нас там, в Африке, ходят в таких костюмах“.

Однажды Пушкин, гуляя по Царскому Селу, встретил коляску, вмещавшую в себе ни более, ни менее как Николая Павловича. Царь приказал остановиться и, подозвав к себе Пушкина, потолковал с ним о том, о сем, очень ласково. Пушкин прямо с прогулки приходит к Смирновой... „Что с вами?“ — спросила Смирнова, всматриваясь в его лицо. Пушкин рассказал ей про встречу и прибавил: „Чорт возьми, почувствовал подлость во всех жилах!“ Я это слышал от самой Смирновой.

Петербург.

В 1831 г. один знакомый [гр. Е. Е. Комаровский]²⁰ встретил [Пушкина] в Петербурге на улице задумчивого и озабоченного. „Что с вами?“ — „Все читаю газеты“ — „Так что же?“ — „Да разве вы не понимаете, что теперешние обстоятельства чуть ли не так же важны, как в 1812 году?“ отвечал Пушкин²¹.

Покойный гр. Е. Е. Комаровский рассказывал, что ... однажды встретил Пушкина на прогулке, задумчивого и тревожного. „Отчего невеселы, Александр Сергеевич?“ — „Да все газеты читаю“. — „Что ж такое?“ — „Разве вы не понимаете, что теперь время чуть ли не столь же грозное, как в 1812 году!“

Июнь—октябрь.

²²... Пушкин увидал его в окно и позвал к себе. Перед тем появился в печати „Конек-Горбунок“. „Этот Ершов²³, — сказал Пушкин графу Васильеву (который тоже писал стихи), — владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком“.

... „Конек-Горбунок“] отозвался, между прочим, Ершову, — как рассказывал он сам: „Теперь этот род сочинений можно мне и оставить“.

Царское Село.

...Я сказал ему взволнованным голосом:

„Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич; но я внук вам по Лицею и желаю вам представиться“.

„Очень рад, — отвечал он, улыбнувшись и взяв меня за руку, — очень рад“.

„А ваш выпуск будет который? — спросил он, взглянув на золотые петлицы на моем воротнике, — ведь вы после Деларю²⁵?“

„Деларю был мой старший 5-го курса, а я 6-го“.

„Так я вам не дед, даже не прадед, а я вам пращур. Ну, что у вас делается в Лицее? Если вы не боитесь усталости, — прибавил он, — то пойдемте со мной“.

„Ну, а литература у вас процветает?“ спросил он.

„Мы, по крайней мере, об ней хлопочем: у нас издаются журналы и газеты“.

„Принесите их мне. Ну, а что Сергей Гаврилович Чириков²⁶?“

„Каким это образом?“

„Он с нами поет в рекреационное время, по вечерам, разные арии из Сбитенщика и Водовоза; он запевает, а мы ему хором подтягиваем“.

Александр Сергеевич от души засмеялся.

„А мы в нем и не подозревали голоса, — сказал он, — пригласите его когда-нибудь ко мне“.

„Что ваш сад и ваши палисадники? А памятник в саду вы поддерживаете? Видаетесь ли вы с вашими старшими? Выпускают ли теперь из Лицея в военную службу? Есть ли между вами желающие? Какие теперь у вас профессора? Прибавляется ли ваша библиотека? У кого она теперь на руках? Что Пешель²⁷? Боится ли он холеры?“

На эти вопросы Александра Сергеевича я едва успевал отвечать. В свою очередь мне ужасно хотелось расспросить его об нем самом, но он решительно не давал мне времени и, конечно, делал это не без намерения. Я понимал, что ему не о чем было более говорить с 17-летним юношею, как об его заведении... Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и если он замечал их, то кивал им головой. Когда я спросил: „Отчего они ему вытягиваются?“ он отвечал: „Право, не знаю, разве потому, что я с палкой“.

Обойдя кругом озеро, он сказал:

„Вы раскраснелись, — кажется, устали“.

„Это не от усталости, а от эмоции и удовольствия итти с вами“.

Он улыбнулся и протянул мне руку.

С полдороги начала меня смущать мысль, что я ему надоел и употребляю во зло его доброту. Я стал искать предлога с ним раскланяться. Дойдя до Камероновой колоннады, я остановился и на прощанье спросил у него:

„Не желает ли он получать из Лицейской библиотеки книги, журналы, газеты и какие именно?“

„Из книг — я вам напишу какие, а из журналов — нельзя ли вам присылать мне „Телеграф“ и „Телескоп“? Да главного не забудьте: заходить ко мне“.

Мы расстались — и я, разумеется, был в восторге.

... Александр Сергеевич схватил отца моего за руку и громко вскрикнул: — „Граф, видели вы, что девочка сделала?“ — „Какая девочка?“ — „Я не видал!“ ответил папенька. „Да вот эта в панталончиках и в пастушеской шляпе: это — какой-то силач!“ — „Эта? Это моя дочь Маша!“ — „Что она сделала?“ — „Да вот такие два чугунных стула подхватила, как два перышка, и отнесла их на террасу. Папенька позвал меня и представил Пушкину; я ему сделала книксен“... — „Очень приятно познакомиться, барышня, — крепко пожимая мне руку, смеясь сказал Александр Сергеевич: — а который вам год?“ — „Тринадцать“, — ответила я, — „Удивительно!“ И они оба с папенькой начали взвешивать на руке тяжелые чугунные стулья, потом заставили меня еще раз поднять их. — „Удивительно! — повторил Пушкин. — Такая сила мужчине в пору. Поздравляю вас, граф, что у вас растет Илья-Муромец“.

Октябрь.

Вскоре по выходе „Повестей Белкина“³⁰ я на минуту зашел к Александру Сергеевичу, они лежали у него на столе. Я и не знал, что они вышли, а еще менее подозревал, что автор их — он сам.

„Какие это повести? И кто этот Белкин?“ спросил я, заглядывая в книгу.

„Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно“.

Далее я не хотел расспрашивать.

Конец года.

* В исходе 1831 года Пушкин, готовясь издавать журнал, посетил Николая Ивановича Греча³¹, предлагая ему быть сотрудником. Греч отвечал, что принял бы предложение с величайшим удовольствием, но не знает, как освободиться от своего польского (крепкое словцо)³²„Да нельзя ли как-нибудь убить его?“

„Если встречу Булгарина где-нибудь в переулке, раскланяюсь и даже иной раз поговорю с ним; на большой улице — у меня не хватает храбрости“.

После 1831 г.

* Он не раз... скорбел о легкомыслии, которому поддался, сочинив свою „Гавриилиаду“³³... „Не знаю, что бы я дал, чтобы и помин об ней уничтожить!“ всегда говорил он.

* Пушкин, когда прочитал следующие стихи из оды Державина к Храповицкому:

За дела сатирик чтит...

сказал так: „Державин не совсем прав: слова поэта суть уже его дела“.

 Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как он, вообще, был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! „Зачем нужно, — говорил он, — чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жестокое и небратское. С одним буквальным исполнением закона недалеко уйдешь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха — автомат: много, много, если оно достигнет того, до чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? — Мертвечина. Человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но если нет среди них одного такого, который бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт. А, кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой, да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрипка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного сословия“³⁵.

1832 г.

³⁶ я виделся с ним всего только раза два или три; это было именно в 1832 г., когда я по окончании турецкого и польского походов, приехал в столицу и напечатал первые опыты свои. Пушкин по обыкновению своему засыпал меня множеством отрывочных замечаний, которые все шли к делу, показывали глубокое чувство истины и выражали то, что, казалось, у всякого из нас на уме вертится, только что с языка не срывается.

„Сказка сказкой, — говорил он, — а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке, а как это сделать... Надо бы сделать, чтоб выучиться говорить по-русски и не в сказке... Да нет, трудно, нельзя еще! А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!“

Помню я, как однажды Пушкин шел по Невскому проспекту с Соболевским. Я шел с ними, восхищаясь обоими. Вдруг за Полицейским мостом заколыхался над коляской высокий султан. Ехал государь... [Соболевский] тогда только-что вернулся из-за границы и носил бородку и усы цветом ярко-рыжие. Заметив государя, он юркнул в какой-то магазин, точно в землю провалился ... „Что, брат, бородка-то французская, а душенка-то все та же русская?“

Смирдинский праздник удался вполне: все были дружно-веселы. Пушкин был необыкновенно оживлен и щедро сыпал остротами, из которых одну, в особенности, я удержал в памяти. Семенов³⁸ за обедом сидел между Гречем и Булгариным, а Пушкин vis-à-vis с ним; к концу обеда Пушкин, обратясь к Семенову, сказал довольно громко: „Ты, Семенов, сегодня точно Христос на Голгофе“ ... Греч зааплодировал, а все мы расхохотались ...

Начало года.

И. И. Дмитриев, в одно из своих посещений английского клуба на Тверской, заметил, что ничего не может быть страннее самого названия: Московский английский клуб. Случившийся тут Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что у нас есть названия еще более странные:

„Какие же?“ спросил Дмитриев.

„А императорское человеколюбивое общество“, отвечал поэт.

Первая половина года.

... Греч, в своих остротах, менее всех щадил Булгарина, а раз как-то при мне у того же Семенова Пушкин сказал Гречу: „Удивляюсь, Николай Иванович, вашей дружбе с Булгариным?..“ — „Тут нет ничего удивительного, — отвечал Греч, — я дружен с ним, как мачеха с пасынком“.

Конец августа 1832 г.

... Встречается со мною на улице Пушкин и объявляет, что вступает на поприще журналистики. Я его поздравляю и желаю терпения. Пушкин: „Ах, если бы издавать с вами, то было бы славно“. Я: „А почему нет. Я не прочь — вы знаете“.

Август — сентябрь.

Опыт предшествовавших занятий Пушкина по изданию „Московского Вестника“ и „Литературной Газеты“ заставил друзей убедиться в несвойственности природы Пушкина к трудам постоянным и к занятиям, неизбежным при издании журнала или газеты. Пушкин искал себе товарища и обратился ко мне, по поводу чего в том же 1832 г. я имел несколько совещательных свиданий с Пушкиным. Вот, между прочим, в чем состоял наш разговор.

Пушкин— Вы признаете, что теперь становится у нас потребностию и публике и словесности издание газеты, в которой бы все благонамеренные отзывы находили место, в которой бы беспристрастно оценивались и свои, и иностранные произведения, ну, словом, газеты, которая бы уважала свое собственное достоинство. Такая газета будет иметь огромное влияние на установление правильных понятий в словесности. Конечно, для разнообразия и удовлетворения нынешних требований читателей нужно, чтобы и политический отдел нашей газеты был довольно полон и отчетлив... Итак, кончим. Это дело у нас с вами пойдет ладно. Перцов⁴⁰ говорил, что вы находите нужным иметь для газеты собственную типографию? Но на это нужны большие деньги.

Я. — Для издания ежедневной газеты собственная типография необходима. Перцов показывал мне смету нужных для того расходов. Сумма не велика. Если нужно, я готов ссудить конторе газеты до 2.000 р. Она в год или полтора, конечно, легко может выплатить эту ссуду. Но дело не в том...

Пушкин— Знаю. Перцов сказывал мне, что вы останавливаетесь войти в дело, потому что опасаетесь меня...

Я. — Не вас...

Пушкин. — Ну, моего характера. Вы полагаете меня неуживчивым, думаете, что я поведу со всеми моими врагами страшную войну.

Я. — В деле важном должно говорить откровенно. Вы даете мне пример, и я им пользуюсь. Да, я опасаюсь не вас, не вашего характера, не даже ваших врагов, но ваших друзей. Не знаю, есть ли у вас враги личные, непричастные словесности. Но в словесности, — назовите, — кто не отдает вам полной справедливости, даже первенства? Согласитесь, что этим немногие пользовались при жизни. Конечно, некоторые из многочисленных ваших друзей имеют недругов в словесности, они заведут бесконечные распри. Все это несовместно с назначением столь положительной газеты и ни к чему доброму не поведет.

. — Они для меня угомонятся. Мы будем их унимать; а когда не уймутся, то скажу, что по уговору с вами от меня вовсе не зависит помещение статей в газете... Я полагаю, мы разделим так наши занятия: я возьму на себя все, что относится до словесности, а вы — отдел политики и главное по всему заведывание... Разве вы на это не согласны?

Я. — Говоря откровенно, — нет. Для того, чтобы отдел словесности шел безостановочно, необходимы срочные, постоянные ежедневные занятия. Это для вас будет обременительно, затруднит ход газеты, возьмет все ваше время, и русская словесность потеряет от того...

. — Как вы меня отделали. Да как же вы полагаете это устроить?

Я. — Я составлю программу газеты и все сметы. Вы пригласите с своей стороны, а я с своей сотрудников; по получении вами от правительства окончательного разрешения на издание газеты, мы с вами составим акт о правах каждого из нас по этому нашему предприятию; необходимый капитал вношу я заимообразно. Для того же, чтобы не остановить предварительных по сему действий, вы теперь же выдадите мне законную доверенность. Когда же получится окончательное разрешение правительства, я возьму все труды на себя. Вы не будете иметь по газете постоянных занятий, и за все, что ни пришлете в газету, будет и от русской словесности, и от газеты большое спасибо.

Пушкин. — Да, это очень любезно. Но мне совестно обременять вас одного. По крайней мере, я должен взять на себя разбор вновь выходящих книг по предметам, мне знакомым.

— Если вздумается вам разобрать какую книгу, тем лучше. Но возлагать на себя обязанность: разбирать и разбирать поспешно и срочно выходящие книги, даже по некоторым частям словесности, будет для вас весьма затруднительно и представляет то же неудобство.

Пушкин. — Вы решительно меня бракуете.

Я. — Я решительно берегу вас для России и берусь работать и за вас и за себя.

Вслед за тем были сделаны некоторые предварительные распоряжения. Требуемый в подобных случаях правительством примерный нумер газеты, под заглавием „Дневник. Политическая и литературная газета“, был набран в типографии и представлен по принадлежности.

„Дневника“ и слухи распространились по городу об издании его в большом размере, Пушкин сказал мне, что он узнал, что Н. И. Греч готовится встретить новую газету сильными нападками.

При первом после того свидании моем с Пушкиным, я имел с ним следующий разговор:

Я. — Вы видите, что я был прав, опасаясь только ваших друзей. Тот же день, — продолжал я, — заехал я к Н. И. Гречу и показал ему примерный нумер нашей газеты. Он, конечно, знал уже подробности об ее издании, но все остальное, вам сказанное, совершенно несправедливо.

Пушкин. — Могу уверить вас, что в подобном случае нельзя было показать бо́льшего добродушия, как показал Н. И. Греч.

— Он искренно желает вам лично всякого успеха, как знаменитому нашему писателю.

Пушкин. — Н. И. Греч даже дал мне хорошие советы насчет выбора лучших словолитен и наставление к лучшему устройству собственной типографии нашей газеты.

27 сентября.

Москва.

... Давыдов⁴² сказал, что ему подано весьма замечательное исследование и указал на Бодянского, который, увлеченный Каченовским⁴³⁴⁴ с живостью обратился к Бодянскому⁴⁵ и спросил:

„А скажите, пожалуйста, чтó значит слово харалужный“ — Не могу объяснить. — Тот же ответ на вопрос о слове „стрикусы“. Когда Пушкин спросил еще о слове кмет, Бодянский сказал, что, вероятно, слово это малороссийское от кметыти и может значить примета„То-то же, — говорил Пушкин, — никто не может многих слов объяснить, и не скоро еще объяснят“⁴⁶.

Примечания

¹ С ранней юности Вельтман писал стихи, но только с конца 20-х гг. начал их помещать в журналах. Выйдя в 1831 г. в отставку, он всецело посвятил себя литературному труду и, на этой почве, ближе сошелся с Пушкиным. „Странник“ — роман Вельтмана, вышедший в свет в 1831—1832 гг. В библиотеке Пушкина сохранился экземпляр 3 ч. „Странника“, с надписью: „Александру Сергеевичу Пушкину Вельтман“; заметок в тексте нет (Б. Л. Модзалевский, Библиотека Пушкина, стр. 22). — Ср. в письме Пушкина к П. В. Нащокину от 1 июня 1831 г.

² Тимирязева Софья Федоровна (1799—1875), р. Вадковская, по первому браку Безобразова. Жена ген. -майора (1830), Астраханского военного губернатора, впоследствии сенатора Ивана Семеновича Тимирязева (1790—1867). Их сын — Федор Иванович (р. 1832), впоследствии (1879) Саратовский губернатор. С. Ф. Тимирязева была роста 2 арш. 8½ вершков.

³ „Литературную Газету“. Пушкин был глубоко потрясен его смертью. „Ужасное известие получил я в воскресенье, — писал он П. А. Плетневу. — Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная ... Боратынский болен от огорчения. Меня не так-то легко с ног свалить. Будь здоров — и постараемся быть живы“ (Письмо от 21 января 1831 г.).

⁴ Пушкин венчался с Н. Н. Гончаровой 18 февраля 1831 года, в Москве, в церкви старого вознесения. Письма его самого этой поры и воспоминания современников свидетельствуют о тревожном состоянии Пушкина перед женитьбой, что придает вероятие рассказу Татьяны Дементьевны.

⁵ Булгакова Ольга Александровна (1814—1865), младшая дочь Московского почт-директора, 28 января 1831 г. вышедшая замуж за князя Александра Сергеевича Долгорукова (1809—1873).

⁶ Вульф Анна Николаевна (1799—1857), дочь П. А. Осиновой от 1-го брака, приятельница Пушкина.

⁷

И не избегнет кары он; в аду
Истлеет грешник. Всякая копейка
Церковная падет горящей каплей

⁸ Статья Погодина „Исторические размышления об отношениях Польши к России (По поводу разных статей о том же предмете, помещаемых в иностранных журналах)“, „Телескоп“ 1831, № 7.

⁹ Торквато Тассо (1544—1595) и Данте Алигиери (1265—1321), величайшие итальянские поэты. Речь идет, вероятно, о задуманной С. П. Шевыревым магистерской диссертации. Последняя напечатана в 1833 г. под названием „Данте и его век“. Таким образом возможно, что в выборе Шевыревым темы сказалось влияние Пушкина.

¹⁰ Хвостов граф Дмитрий Иванович (1757—1835), известный бездарнейший стихотворец-метроман, подвергавшийся постоянным насмешкам со стороны пушкинского кружка.

¹¹ Пашков Николай Иванович (1800—1873), певец-любитель, музыкант. Будучи в Италии, учился у лучших итальянских певцов и, вернувшись в Россию, приобрел большую известность в великосветских салонах Москвы и Петербурга.

¹² „Галиматьями“ Жуковский называл свои литературные шутки, до которых был большим охотником.

¹³ Смирнова Александра Осиповна (1800—1882), р. Россет, фрейлина императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны. Красивая, интересная и высококультурная женщина, она была близким другом Пушкина, Жуковского, Гоголя, Лермонтова и др. Была замужем (с 1831 г.) за Николаем Михайловичем Смирновым, впоследствии калужским губернатором.

¹⁴ Сказка эта была впервые напечатана уже после смерти Пушкина в № 5 „Сына Отечества“ за 1840 год, под заглавием „Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде“, с соответствующими цензурными изменениями Жуковского. Таким образом, Пушкин все-таки не предугадал всей скорбной судьбы своей сказки.

¹⁵ Шатобриан Франц Огюст (1768—1848), знаменитый французский писатель.

¹⁶ Эти „слова Пушкина имеются в „Записках А. О. Смирновой“ (ч. I, стр. 20), но там они переданы не так кратко и производят впечатление сочинительства О. Н. Смирновой“. Примечание М. А. Цявловского.

¹⁷ „Подъезжая под Ижоры“ — К** (Е. В. Вельяшевой) — стихотворение Пушкина 1828 г. напечатано в „Северных Цветах“ на 1830 г. Вельяшева Екатерина Васильевна (р. 1813), кузина А. Н. Вульфа, дочь старицкого исправника, штаб-ротмистра В. И. Вельяшева. Пушкин познакомился с нею в Тригорском. В 1834 году вышла замуж за А. А. Жандра (1812—1865).

¹⁸ Васильев граф Алексей Владимирович (1809—1895) жил в это время в Царском Селе на одной квартире с братом Н. Н. Пушкиной.

¹⁹ Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886), сын писателя, известный публицист, славянофил.

²⁰ Комаровский граф Егор Евграфовач (1803—1875), женатый на Софии Владимировне Веневитиновой (1808—1876), сестре поэта Д. В. Веневитинова.

²¹ 1830—1831 гг. исполнены были серьезных политических событий: более или менее крупные революционные вспышки во Франции, Италии, Бельгии, Ирландии, Испании, наконец, в Польше, с другой стороны, свирепствовавшая в России холера, — все это вместе взятое создавало крайне напряженное настроение как в народе, так и в правительстве.

²² 1832 года корнетом из прапорщиков Тираспольского Конно-Егерского полка.

²³ Ершов Петр Павлович (1815—1869), писатель, приобревший известность своею сказкой „Конек-Горбунок“. Последняя впервые частью напечатана была в 1834 г. в 3 т. „Библиотеки для Чтения“. Пушкин в 1831 г. читал ее в рукописи и набросал первые четыре стиха.

²⁴ О датировке этого эпизода см. статью Н. О. Лернера, ПС, VI, стр. 44—45.

²⁵ Деларю Михаил Данилович (1811—1868), лицеист V курса, поэт пушкинской плеяды и близкий приятель Пушкина.

²⁶ С. Г. Чириков, лицейский гувернер; см. выше, стр. 2.

²⁷ —1842), лицейский врач с основания Лицея до смерти, пользовавшийся неизменно доверием и любовью лицеистов.

²⁸ Миллер Павел Иванович, лицеист VI курса, однокашник Я. К. Грота, выпущен в 1832 г. с чином IX класса. Впоследствии действительный статский советник: служил в почтовом Департаменте.

²⁹ Каменская Мария Федоровна, р. гр. Толстая (1817—1898), дочь известного медальера и вице-президента Академии Художеств гр. Ф. П. Толстого и жена писателя П. П. Каменского.

³⁰ „Повести Белкина“ вышли в свет в октябре 1831 г. под заглавием „Повести покойного Ивана Петровича Белкина“, изданные А. П.

³¹ Греч Николай Иванович (1787—1867), известный журналист и писатель, друг Ф. В. Булгарина, литературный противник Пушкина.

³²

³³ О „Гавриилиаде“ см. выше, стр. 116.

³⁴ Арапова Александра Петровна, рожд. Ланская, дочь Н. Н. Пушкиной от второго брака.

³⁵ П. А. Ефремов справедливо замечал, что едва ли Гоголь буквально передал слова Пушкина, ибо не может представить, „чтобы Пушкин мог называть закон деревом „мертвечина, человек в них выветрился до того, что выеденного яйца не стоит“ (это слог Гоголя!)“. Ефремов, VIII, стр. 354—355.

³⁶ Пушкин ездил в Оренбург в сентябре 1833 г. для собирания материала по истории Пугачевского бунта. Подробно см. ниже.

³⁷ Даль Владимир Иванович (1801—1872), автор знаменитого „Толкового словаря“. Будучи по профессии врачом, он принимал участие в турецкой и польской кампаниях в качестве ординатора при подвижном Госпитале главной квартиры. С 1832 г. посвятил себя, главным образом, литературной деятельности (псевдоним „Казак Владимир Луганский“), Тогда же, через Жуковского, старого своего знакомца, Даль познакомился с Пушкиным и рядом других выдающихся писателей.

³⁸ —1863), лицеист II курса, писатель, цензор.

³⁹ Терпигорев Николай Николаевич, служил в 1830-х гг. в Департаменте народного просвещения.

⁴⁰ Перцов Эраст Петрович (1804—1873), писатель, знакомый Пушкина.

⁴¹ Тарасенко-Отрешков Наркиз Иванович (1805—1873), писатель-экономист, впоследствии камер-юнкер, был членом Опеки над детьми и имуществом Пушкина. Издание газеты под заглавием „Дневник“ не осуществилось.

⁴² Давыдов Иван Иванович (1794—1863), академик, с 1831 г. профессор по кафедре русской словесности.

⁴³

⁴⁴ По приглашению министра народного просвещения С. С. Уварова Пушкин посетил Московский университет.

⁴⁵ Бодянский Осип Максимович (1808—1877), впоследствии известный славист, тогда студент Московского университета.

⁴⁶ В бумагах Пушкина оказалась записка, о „Слове“ А. Х. Востокова, где, между прочим, названы как раз слова „харалуг“ и „стрикус“, заинтересовавшие Пушкина. Имеются и отрывки статьи его о „Слове“, относящиеся, вероятно, к 1834 г.

⁴⁷ Эпизод этот рассказчиком ошибочно отнесен к 1833 г.