Разговоры Пушкина (собрали: С. Гессен; Л. Модзалевский)
1827 - 1828 гг.

Около 1827 г.

... Когда Дельвиг объявил, что меньшой [его брат]¹ уже сочинил стихи, он [Пушкин] пожелал их услышать, и малютка-поэт, не конфузясь ни мало, медленно и внятно произнес, положив обе ручонки в руки Пушкина: „Индиянди, Индиянди, Индия! Индиянда, Индиянда, Индия!“ Александр Сергеевич, погладив поэта по голове, поцеловал и сказал: „Он точно романтик“.

Однажды пригласил он [Пушкин] несколько человек в тогдашний ресторан Доминика и угощал их на славу. Входит граф Завадовский² и, обращаясь к Пушкину, говорит:

„Однако, Александр Сергеевич, видно туго набит у вас бумажник!“

„Да ведь я богаче вас, — отвечает Пушкин: — вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный с тридцати шести букв русской азбуки“.

...Стихами и рисунками в моем альбоме Пушкин не ограничился. Он имел терпение скопировать все росчерки и наброски пером на бумажной обложке переплета: подлинную взял себе, а копиею подменил ее и так искусно, что мы с графинею⁴ долгое время не замечали этого „подлога“...

„Зачем вы это сделали?“ спрашивали мы его.

„Старую обложку я оставил себе на память!“ смеялся милый шалун.

Когда хоронили жену [Ф. Ф.] Кокошкина⁶ (рожденную Архарову)⁷ и выносили ее гроб мимо его кабинета, куда отнесли лишившегося чувств Федора Федоровича, дверь вдруг отворилась, и на пороге явился он сам, с поднятыми на лоб золотыми очками, с распущенным галстухом и с носовым платком в приподнятой руке:

„Возьми меня с собою“, продекламировал он мрачным голосом, вслед за уносимым гробом.

„C’est la scène la plus réussie de toutes, celles que je lui ai vu représenter!“ [Из всех сцен, им разыгранных, это была самая удачная], заключил свой рассказ Сергей Львович Пушкин⁸.

„Rivalité de métier“ [Соперничество по ремеслу].

1827 г.

Москва.

[В юности Пушкин], конечно, не мог быть равнодушен к шестнадцатилетней девочке.

„Vous aviez seiz ans, lorsque je vous ai vue, — говорил он мне впоследствии, — pourquoi ne me l’avez vous pas dit“.

„Et alors?“ смеялась я ему.

„C’est que j’adore ce bel âge!“ [„Вам было 16 лет, когда я вас видел, зачем вы мне не сказали, что вам 16 лет“? — Что же из этого? — „То, что я обожаю этот прелестный возраст“].

[Малый театр].

В тот вечер играли комедию Мариво: „Обман в пользу любви“⁹ (Les fausses confidences) в переводе П. А. Катенина. Он привел ко мне в уборную „кающегося грешника“, как называл себя Пушкин. „Размалеванные брови...“ напомнила я ему, смеясь.

„Полноте, бога ради, — перебил он меня, конфузясь и целуя мою руку, — кто старое помянет, тому глаз вон! Позвольте мне взять с вас честное слово, что вы никогда не будете вспоминать о моей глупости, о моем мальчишестве!?“

Встретившись с Максимовичем на обеде у С. С. Уварова¹⁰, Пушкин сказал последнему: „Мы г. Максимовича¹¹ давно считаем нашим литератором; он подарил нас Малороссийскими песнями“.

Пушкин сказал: „Мы давно знаем вас, Максимович, и считаем литератором. Вы подарили нас Малороссийскими песнями“.

Начало января.

Москва.

В 27-м году, когда он пришел проститься с А. Г. Муравьевой¹², ехавшей в Сибирь к своему мужу Никите, он сказал ей: „Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в свое Общество; я не стоил этой чести“.

Март.

Москва.

В субботу на Тверском [бульваре] я в первый раз увидел Пушкина; он туда пришел вместе с Корсаковым¹³, сел с несколькими знакомыми на скамейку, и, когда мимо проходили советники гражданской палаты Зубков¹⁴ и Данзас¹⁵, он подбежал к первому и сказал: „Что ты на меня не глядишь? Жить без тебя не могу“. Зубков поцеловал его.

2 марта.

Разбор ваш „Памятника Муз“¹⁶ сокращен по настоятельному требованию Пушкина. Вот его слова, повторяемые с дипломатическою точностию:

„Здесь есть много умного, справедливого, но автор не знает приличий: можно ли о Державине¹⁷ и Кар[амзине] сказать, что „имена их возбуждают приятные воспоминания“, что „с прискорбием видим ученические ошибки в Держ[авине]. Державин все — Державин. Имя его нам уже дорого. Касательно жив[ых] писателей также не могу я, объявленный участником в журнале, согласиться на такие выражения. Я имею связи. Меня могут почесть согласным с мнением рецензента. И вообще не должно говорить о Державине таким тоном, каким говорят об N. N., об S. S. Сим должен отличаться „М[осковский] Вестник“. Оставьте одно общее суждение“.

Вторая половина марта.

Пушкин приехал к кн. Зинаиде Александровне Волконской... У одной из статуй отбили руку. Хозяйка была в горе. Кто-то из друзей поэта вызвался прикрепить отбитую руку, а Пушкина попросил подержать лестницу и свечу...

„Нет, нет, — закричал Пушкин, — я держать лестницу не стану. Ты — белокурый. Можешь упасть и пришибить меня на месте“¹⁸.

В 1827 году, когда мы издавали „Московский Вестник“, Пушкин дал мне напечатать эпиграмму:

Лук звенит, стрела трепещет...¹⁹

Встретясь со мной дня через два по выходе книжки, он сказал мне: „А как бы нам не поплатиться за эпиграмму“. — Почему? — „Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека или от белой лошади. N. N. (Пушкин назвал тогда по имени лицо, на которое написана эпиграмма) может вызвать меня на дуэль, а он не только белый человек, но и лошадь“.

[У Н. О. и С. Л. Пушкиных].

... Мы говорили о Льве Сергеевиче²⁰, который в то время служил на Кавказе, и я, припомнив стихи, написанные им ко мне, прочитала их Пушкину... Пушкин остался доволен стихами брата и сказал очень наивно: „И он тоже очень умен. Il a aussi beaucoup d’espriti“.

Середина апреля.

„Как вы смели отозваться неуважительно об этой особе? — задорно сказал он [В. Д. Соломирский]²¹. — Я хорошо знаю графиню, это во всех отношениях почтенная особа, и я не могу допустить оскорбительных об ней отзывов“.

„Зачем же вы не остановили меня, когда я только начинал рассказ? — отвечал Пушкин. — Почему вы не сказали мне раньше, что вы знакомы с графиней Б[обринской]²². А то вы спокойно выслушали весь рассказ и потом каким-то Дон-Кихотом становитесь в защитники этой дамы и берете ее под свою протекцию“...

1 мая.

К Пушкину... Сказал много лестного: „За вами смотреть надо“.

Лето.

[В лодке на Неве].

...Мы заговорили о Веневитинове, и он сказал „Pourquoi l’avez vous laissé mourir?²³ Il etait aussi amoureux de vous, n’est ce pas?“ [Почему вы допустили его умереть? Он тоже был влюблен в вас, не правда ли?].

15 сентября.

Михайловское.

Обедал я у Пушкина в селе его матери24... Говоря о недостатках нашего частного и общественного воспитания, Пушкин сказал: „Я был в затруднении, когда Николай спросил мое мнение о сем предмете. Мне бы легко было написать то, чего хотели, но не надобно же пропускать такого случая, чтоб сделать добро. Однако я, между прочим, сказал, что должно подавить, частное воспитание. Несмотря на то, мне вымыли голову“²⁵.

Играя на биллиарде, сказал Пушкин: „Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей „Истории“, говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову — пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая и об 14 декабря“.

Октябрь.

Недавно был литературный обед, где шампанское и венгерское вино пробудили во всех искренность ... Пушкин сказал: „Меня должно прозвать или Николаевым, или Николаевичем, ибо без него я бы не жил. Он дал мне жизнь и, что гораздо более, — свободу: виват!“.

Стихотворения, назначенные к напечатанию в „Северных Цветах“²⁷ на 1828 г., были в октябре уже просмотрены императором, и находили неудобным посылать к нему на просмотр одно стихотворение „Череп“, которое, однако же, непременно хотели напечатать в ближайшем выпуске „Северных Цветов“. Тогда Пушкин решил подписать под стихотворением „Череп“ букву „Я“, сказав: „Никто не усумнится, что Я — я“. Но, между тем, многие усумнились и приписывали это стихотворение поэту Языкову.

14 октября.

Отправлен я был сего месяца 12-го числа в г. Динабург с государственными преступниками и, на пути приехав на станцию Залазы, вдруг бросился к преступнику Кюхельбекеру²⁹ ехавший из Новоржева в С. -Петербург некто г. Пушкин [и] начал после поцелуя с ним разговаривать. Я, видя сие, наипоспешне отправил как первого, так и тех двух за полверсты от станции, дабы не дать им разговаривать, а сам остался для прописания подорожной и заплаты прогонов. Но г. Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег; я в сем ему отказал, тогда он, г. Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорит, что — „по прибытии в Петербург, в ту же минуту доложу его императорскому величеству как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег; сверх того, не премину также сказать и генерал-адъютанту Бенкендорфу“³⁰.

Конец года.

Когда Пушкин читал еще неизданную тогда главу поэмы своей [„Евгений Онегин“] при стихе:

Друзья мои, вам жаль поэта...

один из приятелей его сказал: „Вовсе не жаль!“ — „Как так?“ спросил Пушкин. — „А потому, — отвечал приятель, — что ты сам вывел Ленского более смешным, чем привлекательным. В портрете его, тобою нарисованном, встречаются черты и оттенки карикатуры“. Пушкин добродушно засмеялся, и смех его был, по-видимому, выражением согласия на сделанное замечание.

Одна умная женщина, кн. Голицына³¹, урожденная гр. Шувалова, известная в конце минувшего столетия своею любезностью и французскими стихотворениями, царствовавшая в петербургских и заграничных салонах, сердечно привязалась к Татьяне [из „Евгения Онегина“]. Однажды спросила она Пушкина: „Что думаете вы сделать с Татьяною? Умоляю вас, устройте хорошенько участь ее“. — Будьте покойны, княгиня, — отвечал он, смеясь, — выдам ее замуж за генерал-адъютанта. — „Вот и прекрасно, — сказала княгиня. — Благодарю“.

—1828 гг.

Он говорил друзьям: „Бог даст, мы напишем исторический роман, на который и чужие полюбуются“.

На бале у Ла-Ферроне³² „Кто ты такой?“ — Я Пушкин. — „Я не знаю, кто ты такой?“ — Я дворянин Пушкин. — „Вздор! Если бы ты был дворянином, ты бы явился в дворянском мундире; ты видишь, все в мундирах, ты один во фраке“.

„М[осковского] Телеграфа“ [Н. А. Полевом], сказал, между прочим: „Я удивляюсь, как этот человек попадает именно на то, что может быть интересно!“

—1829 гг.

Он был, как все игроки, суеверен, и раз, когда я попросила у него денег для одного бедного семейства, он, отдавая последние пятьдесят рублей, сказал: „Счастье ваше, что я вчера проиграл“.

1827—1830 гг.

³³... Однажды он взял с собой любовницу. „Никогда более не возьму никого с собою, — говорил он мне после, — бедная Лизанька едва не умерла со скуки: я с нею почти там не виделся“.

1828 г.

Когда Пушкин принес их [стихи „Вы избалованы природой“]³⁵ матушке³⁶, они были без подписи; на вопрос матушки: зачем он не подписал своего имени — он отвечал, как будто оскорбленный этим требованием: „Так вы находите, что под стихами Пушкина нужна подпись? Проститесь с этим листком: он недостоин чести быть в вашем альбоме“.

... Тогда только что вышел во французском переводе роман Манцони³⁷ „ I promessi sposi“ („Les fiancés“), он [Пушкин] говорил о них: „Je n’ai jamais lu rien de plus joli“ [Я никогда не читал ничего более прелестного].

[На обеде у Данзаса]³⁸.

* Обед прошел очень весело; князь Эристов³⁹ на рассказы князя. Вдруг, в самом разгаре какого-то развеселого анекдотца, он прервал его вопросом:

„Скажи, пожалуйста, Дмитрий Алексеевич, какой ты советник: коллежский или статский?“

„Я статский советник, — отвечал несколько смущенный князь, — но зачем понадобилось тебе это знать?“

„Затем, что от души желаю скорее видеть тебя „действительным“ статским советником“, проговорил Александр Сергеевич, кусая губы, чтобы не увлечься примером присутствовавших, оглашавших столовую дружным смехом, почин которого был сделан князем Эристовым.

26 января.

...Мы вместе с Александром Сергеевичем имели поручение от его матери Надежды Осиповны, принять и благословить образом и хлебом новобрачных Павлищева и сестру Пушкина, Ольгу⁴⁰ ... ́гой Александр Сергеевич, грустный, как всегда бывают люди в важных случаях жизни, сказал мне, шутя: „Voilà pourtant la première fois que nous sommes seuls — Vous et moi“. — „Et nous avons bien froid, n’est ce pas?“ — „Oui, Vous avez raison, il fait bien froid — 27 dégrés“ [„Итак, вот первый раз, что мы одни — вы и я“. — И мы сильно замерзли, не правда ли? „Да, вы правы, очень холодно — 27 градусов“], а, сказав это, закутался в свой плащ, прижался в угол кареты, — и ни слова больше мы не сказали до самой временной квартиры новобрачных.

Февраль.

Увидевши меня по приезде из Москвы, когда были изданы две новые главы „Онегина“⁴¹„Говорят, что вы повторяете себя: нашли, что у вас два раза упомянуто о битье мух“. Он расхохотался, однако спросил:

„Нет, в самом деле говорят это?“ — Я передаю вам не свое замечание, скажу больше: я слышал это из уст дамы. — „А ведь это очень живое замечание: в Москве редко услышишь подобное“, прибавил он.

2 марта.

Дельвиг погостил у меня короткое время ... между прочим, передал мне одну твою фразу, и ею меня несколько опечалил. Ты сказал ему: „Мы нынче не переписываемся с Боратынским, а то бы я уведомил его — и пр.“. — Неужели, Пушкин, короче прежнего познакомясь в Москве, мы стали с тех пор более чуждыми друг другу?..

Февраль—март.

Желая повидаться с Мицкевичем, я спросил о нем у Пушкина. Он начал говорить о нем и, невольно увлекшись в похвалы ему, сказал, между прочим: „Недавно Жуковский говорит мне: „Знаешь ли, брат: ведь он заткнет тебя за пояс“. — Ты не так говоришь, — отвечал я: — он уже заткнул меня“.

Апрель.

Пушкин пересматривал со мной весь мой разбор и со множеством мест согласился. „Чувствий у Боратынского, Языкова и Дельвига не найдете. Боратынский и Языков мои ученики — я уж у них учиться не буду“.

23 апреля.

 Человек поэта встретил нас в передней словами, что Александр Сергеевич очень болен и никого не принимает.

„Кроме сожаления о его положении, мне необходимо сказать ему несколько слов, — отвечал я. — Доложи Александру Сергеевичу, что Ивановский хочет видеть его.

Лишь только выговорил я эти слова, Пушкин произнес из своей комнаты:

„Андрей Андреевич, милости прошу!“

Мы нашли его в постели худого, с лицом и глазами, совершенно пожелтевшими. Нельзя было видеть его без душевного волнения и соболезнования.

„Правда ли, что вы заболели от отказа в определении вас в турецкую армию?“

„Да, этот отказ имеет для меня обширный и тяжкий смысл“, отвечал Пушкин.

„А именно?“

„В отказе я вижу то, что видеть должно — немилость ко мне государя“.

„Но справедливо ли это?.— в армию. Чем же можно определить вас? Не иначе как юнкером. Нарушить коренное и положительное правило, т. е. переименовать вас в офицеры, согласитесь, это дело невозможное. Здесь кстати привести весьма примечательные слова покойного императора: „Если государь будет нарушать законы, кто же после сего будет уважать и исполнять их?“ Но тут еще не все. Если б и удовлетворили ваше желание, — к чему повело бы оно? Строевая и адъютантская служба — не ваше назначение. Нет сомнения, что, при докладе государю о вашей просьбе, его величество видел дело яснее и вернее, чем мы, теперь его разлагающие. Притом можно ли сомневаться, чтобы наш великий монарх не знал цены вашему гению, если только можно в глаза говорить по убеждению; можно ли сомневаться, чтобы сердцу государя не было приятнее сберечь вас, как царя скудного царства родной поэзии и литературы, для пользы и славы этого царства, чем бросить вас в дремучий лес русской рати и предать на произвол случайностей войны, не знающих различий между исполинами и пигмеями? Мне кажется, что все это стоит вашего внимания и даже решительно имеет право на особенное утешение ваше, как и на глубокую, так вам свойственную, благодарность к царю-отцу, уже вполне делом высказавшему свое лестное к вам благоволение. Подумайте об этом и скажите свое мнение: я готов слушать ваши опровержения“.

При этих словах Пушкин живо поднялся на постели; глаза и улыбка его заблистали жизнью и удовольствием; но он молчал, погруженный в глубину отрадной мысли.

Я продолжал:

„Если б вы просили о присоединении вас к одной из походных канцелярий: Александра Христофоровича⁴³, или графа К. В. Нессельроде⁴⁴⁴⁵ — это иное дело, весьма сбыточное, вовсе чуждое неодолимых препятствий“.

„Ничего лучшего я не желал бы... И вы думаете, что это еще можно сделать?“ воскликнул он с обычным своим одушевлением.

„Конечно, можно“.

„До отъезда вашего в армию?“

„Вам известно, что день отъезда его величества назначен послезавтра: стало быть, расстояние от сегодняшнего числа до 25-го слишком коротко. Мне кажется, что Александру Христофоровичу удобнее будет доложить об этом государю в дороге“.

„Вы не только вылечили и оживили меня, вы примирили с самим собою, со всем... и раскрыли предо мною очаровательное будущее. Я уже вижу, сколько прекрасных вещей написали бы мы с вами под влиянием басурманского неба для второй книжки вашего „Альбома Северных Муз“⁴⁶.

„Благодарю за последнее и уверен, что мусульманская муза послужила бы вам не хуже бессарабской и бахчисарайской. Но знаете ли, что я сделал бы на вашем месте? Я предпочел бы поездку в армию графа Эриванского — в колыбель человеческого рода, в землю св. Ноя, в отчизну Зороастров, Киров и Дариев, где еще звучит эхо библейских, мифологических и древне-исторических преданий... — эти живые развалины природы, сколько раскрыл бы пред вами радужных красок, неуловимых теней и высоких идей!. . Ведь и брат ваш там? Но когда зоркий глаз ваш, ваша пытливая мысль исчерпали бы и истощили до дна поэтические и исторические сокровища этой романтической земли, тогда от вас зависело бы испросить позволение перешагнуть к нам — в Европейскую Турцию“.

„Превосходная мысль! об этом надо подумать!“ воскликнул Пушкин, очевидно оживший.

„Итак, теперь можно быть уверену, что вы решительно отказались от намерения своего ехать в Париж?“

Здесь печальное, угрюмое облако пробежало по его челу.

„Да, после неудачи моей, — сказал Пушкин, — я не знал, что делать мне с своею особою, и решился на просьбу о поездке в Париж“.

„А вы что думаете об этом намерении?“

„Александр Христофорович уверен, что вы сами не одобрите этого намерения. Что же касается до меня, я думаю, что оно, выраженное прежде просьбы вашей об определении в армию, не имело бы ничего особенного и, так сказать, не бросалось бы в глаза, но после... Впрочем, зачем теперь заводить речь о том, что уже не существует? Завтра, часов в семь утра, приезжайте к Александру Христофоровичу: он сам хочет говорить с вами. Может быть, и теперь вы с ним уладите ваше дело.

Между тем, я обрадую его вестью об улучшении вашего здоровья и расскажу ему о нашей с вами беседе. Прощайте! Да хранит вас бог любви и вдохновения. От всей души желаю, чтоб к завтрему вы были совершенно здоровы и чтоб судьба свела нас с вами по ту сторону сторожевых Балканов. Будем верны золотым надеждам! Что впереди, то не потеряно“.

„Постойте, еще на минуту! Мне отрадно повторить вам, что вы воскресили и тело, и душу мою! В память этих незабвенных для меня минут позвольте передать вам то, что на этот раз я имею, с братскою моей надписью“.

Тут Пушкин взял экземпляр его поэмы „Цыгане“, лежавший возле его постели, и написал на заглавном листе:

„23-го апреля 1828 г. СПб. Такому-то от Пушкина“.

Весна.

Петербург [у Демута].

... „Демут“, где обыкновенно квартировал А. С. Пушкин. Я каждое утро заходил к нему, потому что он встречал меня очень любезно и привлекал к себе своими разговорами и рассказами. Как-то в разговоре с ним я спросил у него — знакомиться ли мне с издателями „Северной Пчелы“?⁴⁸ — „А почему же нет? — отвечал, не задумываясь, Пушкин. — Чем они хуже других? Я нахожу в них людей умных. Для вас они будут особенно любопытны!“ Тут он вошел в некоторые подробности, которые показали мне, что он говорит искренно ...

Апрель—май.

⁴⁹ в Бессарабии, где тот был с важным поручением от правительства, но поступал так, что его удалили от всяких занятий по службе. Пушкин стал расспрашивать его об этом очень ловко и смело, так что несчастный Свиньин вертелся, как береста на огне. „С чего же взяли, — спрашивал он у него, — что будто вы въезжали в Яссы с торжественною процессиею, верхом, с многочисленною свитой, и внушили такое почтение соломенным молдавским и валахским боярам, что они поднесли вам сто тысяч серебряных рублей?“

„Сказки, милый Александр Сергеевич, сказки! Ну, стоит ли повторять такой вздор?“ восклицал Свиньин...

[112 bis]

„Ну, а ведь вам подарили шубы?“ спрашивал опять Пушкин, и такими вопросами преследовал Свиньина довольно долго...

Рассуждая о стихотворных переводах Вронченки⁵⁰„Да, они хороши, потому что дают понятие о подлиннике своем, но та беда, что к каждому стиху Вронченки привешена гирька“.

[гостиница Демут].

Многие его [Пушкина] замечания и суждения невольно врезывались в памяти. Говоря о своем авторском самолюбии, он сказал мне: „Когда читаю похвалы моим сочинениям, я остаюсь равнодушен: я не дорожу ими, но злая критика, даже бестолковая, раздражает меня“. Я заметил ему, что этим доказывается неравнодушие его к похвалам. „Нет, а может быть, авторское самолюбие“... Я уговаривал Пушкина напечатать остроумную его отповедь „Атенею“, но он не согласился, говоря: „Никогда и ни на одну критику моих сочинений я не напечатаю возражения, но не отказываюсь писать в этом роде на утеху себе“⁵¹.

6 мая

[воскресенье].

„Походите с нами“, и я ходил по саду. „Вы здесь гуляете в качестве чиновника, а не в качестве наблюдателя и поэта (на мне орден). У меня нет детей, а все [выблядки]. Не присылайте ко мне вашего журнала“⁵².

К Пушкину... [он] говорил о Карамзине: „Летописатель 19 столетия. Я вижу в нем то же простодушие, искренность, честность — он ведь не нехристь, — и здравый ум, — по крайней мере, я знаю это о двух последних томах.

Чинов не означал, а можем ли мы познакомить с нынешней Россией, например, не растолковавши, кто такие действительный тайный советник и коллежский регистратор?“

30 декабря.

В 1828 г. я часто встречался с Пушкиным и однажды предложил ему вписать что-нибудь из своих стихов в мой альбом. Он при мне же вписал известные стихи: „Муза“⁵³— „Я их люблю, — отвечал Пушкин: — они отзываются стихами Батюшкова“⁵⁴.

— 1829 г. начало.

[А. С.] Норов⁵⁶ встретился с ним [Пушкиным] за год или за полтора до его женитьбы. Пушкин очень любезно с ним поздоровался и обнял его. При этом был приятель Пушкина [В. И.] Туманский⁵⁷. Он обратился к поэту и сказал ему: „Знаешь ли, Александр Сергеевич, кого ты обнимаешь? Ведь это твой противник. В бытность свою в Одессе он при мне сжег твою рукописную поэму“...

„Нет, — сказал Пушкин, — я этого не знал, а, узнав, теперь вижу, что Авраам Сергеевич не противник мне, а друг, а вот ты, восхищавшийся такою гадостью, как моя неизданная поэма⁵⁸“.

—1829 гг.

В это время он [Пушкин] очень усердно ухаживал за одной особой⁵⁹, к которой были написаны стихи: „Город пышный, город бедный...“ и „Пред ней, задумавшись, стою ...“.

„Вот, например, у ней вот какие маленькие ножки, да чорт ли в них?“ В другой раз, разговаривая со мною, он сказал: „Сегодня Крылов просил, чтобы я написал что-нибудь в ее альбом“. — „А вы что сказали?“ спросил я. „А я сказал: Ого!“ В таком роде он часто выражался о предмете своих воздыханий. Когда Дельвиг с женою уехали в Харьков, я с отцом и сестрою перешла на их квартиру, Пушкин заходил к нам узнавать о них и раз поручил мне переслать стихи к Дельвигу, говоря: „Да смотрите, сами не читайте и не заглядывайте“. Я свято это исполнила и после уже узнала, что они состояли в следующем:

Как в ненастные дни собирались они...⁶⁰

Примечания

¹

² Завадовский граф Василий Петрович (1798—1825), бывший лейб-гусар.

³ Голицын-Прозоровский князь Александр Федорович (р. 1810) бывший лейб-гусар.

⁴ Ивелич графиня Екатерина Марковна (1795—1838).

⁵ Колосова Александра Михайловна (1802—1880), по мужу Каратыгина, известная актриса, жена Василия Андреевича Каратыгина.

⁶ —1833), директор московских театров, драматург.

⁷ Кокошкина Варвара Ивановна, рожденная Архарова (1786—1811), первая жена Ф. Ф. Кокошкина, скончалась в 1811 г.

⁸ Пушкин Сергей Львович (1771—1848), отец поэта.

⁹ Комедия Мариво „Обман в пользу любви“ впервые поставлена была на сцену в сезон 1826—27 г.

¹⁰ Уваров Сергей Семенович (1786—1855), министр народного просвещения, президент Академии Наук.

¹¹ „Малороссийские песни“, благодаря чему сразу приобрел популярность в литературных кругах.

¹² Муравьева Александра Григорьевна, р. гр. Чернышева (ум. 1833), жена декабриста Н. М. Муравьева, последовавшая за мужем в Сибирь. Пушкин, видевший ее перед отъездом, послал с нею свои стихи „Послание в Сибирь“ и „Ив. Ив. Пущину“ („Мой первый друг, мой друг бесценный“).

¹³ Корсаков — Григорий Александрович Римский-Корсаков (ум. 1852), с которым Пушкин близко сошелся после возвращения из ссылки, сын М. И. Римской-Корсаковой (см. выше), в это время полковник в отставке.

¹⁴ Зубков Василий Петрович (1799—1862), представитель передовой либеральной молодежи Москвы, перешедший, под влиянием новых идей, подобно И. И. Пущину и К. Ф. Рылееву, в гражданскую службу. Привлекался по делу декабристов. Пушкин близко сошелся с Зубковым, большим другом И. И. Пущина, что уже одно привлекало к нему Пушкина. Автор записок.

¹⁵ Данзас Борис Карлович (1799—1868), лицеист II курса, брат лицейского товарища и будущего секунданта Пушкина, К. К. Данзаса. Принадлежал к тому же кружку, что и Зубков; привлекался по делу декабристов.

¹⁶ „Московского Вестника“ 1827 г., издаваемого М. П. Погодиным, в отделе „Критики“ (стр. 78—81) помещен разбор изданного Б. М. Федоровым альманаха „Памятник отечественных муз на 1827 год“. Разбор подписан буквами И. К.

¹⁷ Державин Гавриил Романович (1743—1816), знаменитый поэт и государственный деятель.

¹⁸ Ср. ниже, стр. 195—196. Намек на известное предсказание. О В. А. Нащокиной см. ниже, стр. 141.

¹⁹ „Лук звенит, стрела трепещет...“ — эпиграмма на Андрея Николаевича Муравьева (1806—1874), впоследствии ставшего известным церковным писателем. Напечатана в „Московском Вестнике“ 1827 г., ч. II, № 6. Поводом к ней послужил следующий эпизод: на вечере у кн. З. А. Волконской Муравьев нечаянно сломал руку огромной гипсовой статуи и, дабы сгладить свою неловкость, поспешил написать стихи, из которых Пушкин заключил, что автор называет себя соперником Аполлона. Обиженный Муравьев ответил Пушкину столь же злой эпиграммой. Любопытно отметить, что, печатая эти стихи, Пушкин, вопреки своему обыкновению этого времени, подписался не полностью „А. Пушкин“, а сокращенно — „Ал. П.“.

²⁰ —1852), младший брат поэта, в марте 1827 года определился юнкером в Нижегородский драгунский полк, на Кавказ. Будучи от природы человеком одаренным и талантливым, Л. С. Пушкин, вследствие общей своей безалаберности, прошел через жизнь, не оставив по себе следов; не развивал он и имевшегося у него поэтического таланта, памятником которого остались немногие стихи в частности о Петре I, напечатанные Л. Н. Майковым.

²¹ Соломирский Владимир Дмитриевич (ум. в 1884), побочный сын Дмитрия Павловича Татищева, камер-юнкер.

²² Бобринская графиня Анна Владимировна, рожд. Унгерн-Штернберг.

²³ Д. В. Веневитинов скончался 15 марта 1827 г. от тифа.

²⁴ Пушкина Надежда Осиповна, р. Ганнибал (1775—1836).

²⁵ „О народном воспитании“ составлена Пушкиным вскоре после возвращения из ссылки, после двукратного письменного предложения А. Х. Бенкендорфа. Записка эта была в свое время неправильно истолкована и вызвала нападки на Пушкина как из либерального, так и из реакционного лагерей.

²⁶ фон-Фок Максим Яковлевич (1777—1831), управляющий III Отделением собственной его величества Канцелярии, правая рука Бенкендорфа, глава агентурной разведки; он ближайшим образом осуществлял бдительный надзор за Пушкиным.

²⁷ Альманах „Северные Цветы“ на 1828 г. вышел 22 декабря 1827 года. Цензурное разрешение помечено 3 декабря 1827 г., стихотворение „Череп“ помещено в отделе „Поэзия“, стр. 100—107. — Ср. Собр. соч. А. С. Пушкина, изд. 3, Я. А. Исакова, под ред. П. А. Ефремова, II, стр. 419.

²⁸ Дельвиг барон Андрей Иванович (1813—1887), племянник бар. А. А. Дельвига, друга Пушкина, впоследствии инженер-генерал.

²⁹ Кюхельбекер Вильгельм Карлович, приговоренный к каторжным работам, 12 октября 1827 г. „по высочайшему повелению“ отправлен в арестантские роты при Динабургской крепости.

³⁰ „Встреча с Кюхельбекером“ (1827).

³¹ Голицына княгиня Прасковья Андреевна (1767—1828), рожд. гр. Шувалова, жена шталмейстера тайн. сов. кн. Михаила Андреевича Голицына.

³² Ла-Ферроне граф Пьер, французский посол в Петербурге, остававшийся в этой должности до начала 1828 г., когда он был замещен ген. Мортемаран.

³³ Из всех времен года Пушкин всего более любил осень; в эту пору обыкновенно он переживал наивысший подъем творческих сил.

³⁴ Смирнов Николай Михайлович (1807—1870), камер-юнкер, муж А. О. Смирновой; по определению П. И. Бартенева, „человек большого образования и золотого сердца“ (РА 1899, I, стр. 623).

³⁵ „В альбом (Е. Н. У... вой)“ написаны в 1828 г., впервые напечатаны в журнале „Галатея“ 1829 г., ч. I, № 5.

³⁶ Ушакова Елизавета Николаевна (1810—1872), в 1830 г. вышла замуж за приятеля Пушкина С. Д. Киселева (ум. 1851). Пушкин был очень дружен с нею и в течение 1828—1830 гг., посвятил ей четыре стихотворения. Сын ее Николай Сергеевич — автор воспоминаний.

³⁷ Роман Манцони „Обрученные“ впервые во французском переводе появился в 1828 г. Русский перевод печатался в „Литературной Газете“ в 1831 г. Перевод был сделан Н. И. Павлищевым.

³⁸ О Б. К. Данзасе см. выше, стр. 93.

³⁹ —1858), лицеист II курса, с 1826 г. старший помощник чиновника во II Отделении собственной его величества Канцелярии и переводчик в Канцелярии департамента Министерства юстиции.

⁴⁰ Пушкина Ольга Сергеевна, сестра поэта, 26 января 1828 г. вышла замуж за Николая Ивановича Павлищева (1802—1879), бывшего моложе ее, человека не обеспеченного, без определенных занятий. Родители были против этой свадьбы, и сам Пушкин беспокоился за будущность сестры, чем и объясняется его мрачное настроение в данном случае.

⁴¹ Главы IV и V „Евгения Онегина“ были изданы отдельно в начале 1828 г. Действительно в „Онегине“ дважды упоминается о битье мух: во II главе (III строфа):

Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил

В окно смотрел и мух давил.

В IV главе (XXXVI строфа):

У всякого своя охота,
Своя любимая забота:

Кто бредит рифмами, как я,
Кто бьет хлопушкой мух нахальных ...

Вся XXXVI строфа в последующем издании была опущена.

⁴² Федоров Борис Михайлович (1794—1875), бесталанный стихотворец и литератор, памятный благодаря эпиграмме, вероятно С. А. Соболевского:

Мадригалы горьки,
Эпиграммы сладки,
А доносы гадки ...

⁴³ Бенкендорф Александр Христофорович (1783—1844), шеф жандармов, впоследствии генерал-от-кавалерии, сенатор, член государственного совета, граф.

⁴⁴—1862), государственный канцлер.

⁴⁵ Дибич-Забалканский граф Иван Иванович (1785—1831), генерал-фельдмаршал.

⁴⁶ „Альбом Северных Муз“ — альманах, изданный в 1828 г. А. А. Ивановским.

⁴⁷ Ивановский Андрей Андреевич (1791—1848), в 1826 году состоял при Следственной комиссии по делу о злоумышленных тайных обществах. До 1829 г. служил в III Отделении собственной его величества Канцелярии; литератор, сотрудник „Северной Пчелы“ и „Библиотеки для Чтения“. Приведенный отрывок несомненно сильно тенденциозен.

⁴⁸ „Северная Пчела“ — газета, издававшаяся Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем, литературными врагами Пушкина, с которыми, в особенности с Булгариным, после 1829 г. Пушкин находился в постоянной войне.

⁴⁹ —1839), посредственный писатель, писавший, кроме исторических романов, статьи по этнографии и географии. Последние давали современникам повод к постоянным остротам над ним, почвой для которых служили утверждения, что Свиньин описывал места, в которых никогда не бывал. А. Е. Измайлов изобразил его в басне „Лгун“.

⁵⁰ Вронченко Михаил Павлович (1801—1855), известный в свое время переводчик Шекспира, Байрона, Гете, Мицкевича и др. В 1828 г. Вронченко напечатал перевод „Манфреда“ Байрона.

⁵¹ Вероятно, речь идет о рецензии А. Ф. Воейкова на IV и V главы „Онегина“ в № 4 „Атенея“ на 1828 г., резко разошедшейся с похвальными отзывами „Московского Вестника“, „Московского Телеграфа“, „Сына Отечества“, „С. -Петербургского Зрителя“ и „Северной Пчелы“. До нас дошли замечания Пушкина, главным образом посвященные этой рецензии, но относящиеся к октябрю-ноябрю 1830 г. (Морозов, IV, стр. 19—21).

⁵² Б. M. Федоров в 1827—1828 гг. издавал журнал „Новая Детская Библиотека“.

⁵³ „Муза“ („В младенчестве моем она меня любила“), стихотворение 1821 года.

⁵⁴ —1855), известный поэт, высоко ценимый Пушкиным, подражавшим ему на заре своей поэтической деятельности.

⁵⁵ Иванчин-Писарев Николай Дмитриевич (1790—1849), посредственный стихотворец и литератор. — Ср. Соч. К. Н. Батюшкова под ред. акад. Л. Н. Майкова, т. I, СПб. 1887, стр. 255.

⁵⁶ Норов Авраам Сергеевич (1795—1869), государственный деятель, писатель, библиофил. С 1823 г. — отставной полковник. Впоследствии — министр народного просвещения.

⁵⁷ Туманский Василий Иванович (1800—1860), талантливый поэт. С 1823 г. служил в Канцелярии гр. Воронцова в Одессе, и там близко сошелся с Пушкиным.

⁵⁸ „Гавриилиада“, поэма Пушкина, написанная им в конце 1822 года и навлекшая на него, впоследствии, серьезные неприятности.

⁵⁹ —1888), дочери А. Н. Оленина. Оба стихотворения относятся к 1828 г.

⁶⁰ Правильно: „А в ненастные дни...“ — эпиграф к I главе „Пиковой дамы“, повести Пушкина.