Последний год жизни Пушкина
Уникальные экспонаты из фондов Всероссийского музея А. С. Пушкина, свидетельства современников и собственные признания поэта, отраженные в его переписке и сочинениях, позволяют проследить за самыми значимыми событиями пушкинского календаря, охватывающего двенадцать последних месяцев земного пути поэта.
Внимание к значимым фактам биографии и творчества Пушкина, отраженным в пушкинском календаре, позволяет осознать масштаб личности великого писателя, заглянуть в его художественную лабораторию, рассмотреть контуры незавершенных замыслов, прерванных внезапной кончиной.
Страницы хроники проиллюстрированы произведениями живописи, графики, декоративно-прикладного искусства конца XVIII — начала XX века из коллекции Всероссийского музея А. С. Пушкина. Некоторые из этих предметов представлены в постоянно действующих экспозициях, в первую очередь — в Мемориальном музее-квартире А. С. Пушкина в доме на Мойке, 12, и в Основной литературно-монографической экспозиции «А. С. Пушкин. Жизнь и творчество». Изобразительные и историко-бытовые материалы, включенные в календарь, создают эффект присутствия, позволяя рассмотреть лица друзей и врагов поэта, почувствовать своеобразие среды, в которой он жил и творил.
Даты хроники даны как по современному, григорианскому, календарю, так и по старому — юлианскому, по которому Россия жила до 25 января 1918 года. При сравнении календарей учитывается тот факт, что разница между ними с каждым новым веком увеличивалась на сутки. Так, в 1582 году, на момент введения григорианского календаря в ряде католических стран Европы (и до 11 марта 1700 года по новому стилю), эта разница составляла 10 дней, в XVIII веке (до 12 марта 1800 года) — 11, в веке XIX — 12 и т. д. Вот почему день рождения Пушкина мы отмечаем 6 июня (26 мая 1799 г. + 11 дней), но события, которые происходили с поэтом в следующем, XIX веке, рассчитываются с разницей уже в 12 дней (к примеру, 26 мая 1836 г. + 12 дней = 7 июня). Примечательно, что по прошествии 180 лет дни недели того и другого календаря совпали. «Бывают странные сближения», — мог бы сказать в подобном случае Пушкин.
При составлении пушкинского календаря были использованы материалы летописи жизни поэта, опубликованные в разное время под редакциями М. А. Цявловского и Н. А. Тарховой; труды классиков пушкиноведения и современных пушкинистов: Н. В. Измайлова, Б. В. Казанского, Б. Л. Модзалевского, Я. Л. Левкович, Н. Н. Петруниной, И. С. Сидорова, Р. Г. Скрынникова, В. П. Старка, С. А. Фомичева, П. Е. Щеголева, М. А. Яшина и др. В календаре нашли отражение результаты детального исследования последнего года жизни поэта, осуществленного пушкинистами — сотрудниками Всероссийского музея А. С. Пушкина: С. Л. Абрамович (статьи и монография «Пушкин в 1836 году. Предыстория последней дуэли» (издания 1985, 1989 гг.)) и Г. М. Седовой (статьи и монографии «”Я жить хочу…” А. С. Пушкин. Последние месяцы жизни» (СПб., 2008); «Ему было за что умирать у Черной речки» (СПб, 2013).
10 февраля (29 января по ст. ст., пятница)
Сотни людей собрались у дома на набережной реки Мойки, ожидая известия о здоровье раненого Пушкина.
Данзас вспоминал, что он был вынужден обратиться в Преображенский полк с просьбой поставить у входа в дом часовых: «густая масса собравшихся загораживала на большое расстояние все пространство перед квартирой Пушкина, к крыльцу почти невозможно было протискаться».
С утра Пушкин несколько раз призывал к себе жену, а днем попросил, чтобы она покормила его моченой морошкой. По словам Жуковского, спокойное выражение лица умирающего и твердость голоса обманули Наталью Николаевну: «Вот увидите, — сказала она доктору Спасскому, — он будет жить, он не умрет». Однако Пушкину «делалось все хуже и хуже, он, видимо, слабел с каждым мгновением», слушая свой пульс, сказал Спасскому: «Смерть идет». Время от времени повторял, заложив руки на голову: «Ах, какая тоска!..»
Из записки В. Даля: «Друзья, ближние молча окружили изголовье отходящего; я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь!”. Я не дослышал и спросил тихо: “Что кончено?” — “Жизнь кончена”, — ответил он внятно и положительно. “Тяжело дышать, давит”, — были последние слова его». Часы показывали 2 часа 45 минут пополудни.
«Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо, — писал Жуковский. — Никогда на этом лице я не видал ничего подобного.<…> Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась. <…> Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить: “Что видишь, друг?” И что бы он ответил мне, если бы мог на минуту воскреснуть?..»
Согласно воле императора, через три четверти часа Жуковский опечатал кабинет поэта своей печатью. Рядом поставил печать начальник корпуса жандармов Л. В. Дубельт.
В передней, где был поставлен гроб, в течение двух дней Петербург прощался с поэтом.
В пятом номере «Литературных прибавлений» к газете «Русский инвалид» 30 января был опубликован некролог, написанный В. Ф. Одоевским:
«Солнце нашей поэзии закатилось.
Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! к этой мысли нельзя привыкнуть!»
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранятся золотые карманные часы поэта.
После смерти Пушкина часы находились у Жуковского, затем у Гоголя; от него перешли к его родственникам Быковым, которые передали часы в Полтавский государственный краеведческий музей, откуда в 1938 году поступили в Государственный музей А. С. Пушкина (ныне Всероссийский музей А. С. Пушкина).
чернилами: «Снятъ съ натуры академикомъ / Аполлономъ Николаевичемъ Мок- / рицкимъ, вечеромъ 30 января / 1837 года и подаренъ имъ Петру / Андреевичу Каратыгину. / (См. Каталогъ Пушкинской / выставки. СПб. 1880 г. стр. 9 / № 61.)». В каталоге выставки под № 61 отмечено: «Рисунок этот, значительно измененный, вырезан Брожем и, гравированный на дереве в 1880 г. академиком Л. А. Серяковым, приложен к “Р. Старине” 1880 г. (авг.)».
В Мемориальном музее-квартире Пушкина представлена картина А. А. Козлова, ученика академика живописи Ф. А. Бруни, «Пушкин в гробу». Картина написана по заказу князя П. А. Вяземского и хранилась в его подмосковном имении Остафьево. При создании картины художник воспользовался собственным рисунком, выполненным утром 30 января 1837 года у гроба поэта.
Часы карманные А. С. Пушкина
1810-е гг., Швейцария (?)
Золото (583 проба), металл
А. С. Пушкин на смертном одре
А. Н. Мокрицкий
1837, Санкт-Петербург
Бумага, наклеенная на картон, карандаш
Пушкин в гробу
А. А. Козлов (Игнатьев)
1837, Россия
Холст, масло
9 февраля (28 января по ст. ст., четверг)
С утра умирающий Пушкин прощался с близкими и с друзьями.
Около 8 часов он пожелал видеть детей. «Они спали, — рассказывал Жуковский, — их привели и принесли к нему полусонных. Он на каждого оборачивал глаза молча; клал ему на голову руку; крестил и потом движением руки отсылал от себя».
Из письма А. И. Тургенева от 28 января: «11 час [ов] утра. <…> Пушкин со всеми нами прощается; жмет руку и потом дает знак выйти». «Я подошел, — вспоминал Жуковский, — взял его похолодевшую, протянутую ко мне руку, поцеловал ее: сказать ему ничего я не мог, он махнул рукою, я отошел. Так же простился он и с Вяземским». Когда к нему вошла Е. А. Карамзина, он попросил подойти поближе и благословить его. Она вышла от него «в слезах». Несколько часов провел рядом с поэтом П. А. Плетнёв, который позднее говорил Далю: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти».
Мужество и терпение Пушкина перед лицом смерти поражало друзей. Вяземский сообщал Булгакову: «Арендт, который видел много смертей на веку своем, <…> говорил, что он никогда не видел ничего подобного. Такое терпение при таких страданиях!»
Днем к Пушкину пришел врач и писатель В. И. Даль и оставался рядом с ним до последней минуты. «У Пушкина нашел я уже толпу в передней и в зале; страх ожидания пробегал по бледным лицам, — вспоминал Даль. — Я подошел к болящему, он подал мне руку, улыбнулся и сказал: “Плохо, брат!” <…> В первый раз сказал он мне ты, — я отвечал ему так же, и побратался с ним уже не для здешнего мира».
После полуночи состояние больного ухудшилось. «Почти всю ночь держал он меня за руку, — вспоминал Даль, — почасту просил ложечку холодной воды, кусочек льду и всегда при этом управлялся своеручно <…>. Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно, и на слова мои: “Терпеть надо, любезный друг, делать нечего; но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче”, — отвечал отрывисто: “Нет, не надо, жена услышит, и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!”».
Зака (1905–1971)).
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится живописный портрет В. Б. фон Шольца, выполненный Т. А. Неффом.
Николай Федорович Арендт (1785–1859)
Неизвестный художник
1830-е гг.
Фарфор, роспись надглазурная, темпера
Вильгельм (Василий Богданович) фон Шольц (1798–1860)
Т. А. Нефф
2-я четверть ХIХ в., Россия
Холст, масло
Владимир Иванович Даль (1801–1872)
Орловская (?)
1830-е гг., Россия
Бумага, литография
8 февраля (27 января по ст. ст., среда)
День поединка Пушкина с Жоржем д’Антесом.
Из конспективных записей В. А. Жуковского о событиях этого дня: «Встал весело в 8 часов. — После чаю много писал — часу до 11-го…»
В 12-м часу утра к Пушкину зашел помощник А. Ф. Смирдина библиограф Ф. Ф. Цветаев, который говорил с поэтом о новом издании его сочинений. По словам Цветаева, «Пушкин был весел».
Поутру Пушкин получил две записки от д’Аршиака (в 9 и 10 часов) с требованием о встрече секундантов, но на квартире виконта во французском посольстве они с Данзасом появились только во второй половине дня. Оставив своего секунданта с д’Аршиаком для составления условий поединка, Пушкин возвратился домой, дождался прихода Данзаса и отправил его за пистолетами.
Из конспективных заметок Жуковского: «По отъезде Данзаса начал одеваться; вымылся весь, все чистое; велел подать бекешь. Вышел на лестницу. — Возвратился, — велел подать в кабинет большую шубу и пошел пешком до извозчика…». Около 4-х часов дня поэт встретился с Данзасом в кондитерской Вольфа на углу Невского проспекта и набережной Мойки, затем сели в сани и отправились в сторону Черной речки. Прибыв на место около половины пятого, секунданты начали приготовления к поединку. Выстрел д’Антеса раздался около пяти часов вечера.
’Антеса. Ночью Пушкин исповедался и причастился.
В экспозиции цокольного этажа Мемориального Музея-квартиры А. С. Пушкина представлен акварельный рисунок, изображающий место дуэли. На обороте надпись: «Настоящее место дуэли А. С. Пушкина 18 27/I 37 года (позади служб комендантской дачи). См. журналъ “Нива” 1880 г. № 26 и / газету “Петербургская газета” 1880 г. № 113/ 1887 г. № 15».
Ниже карандашом: «Влево отъ коломяжской дороги у пня березы / ныне ракитный кустъ». Внизу на изображении: «Дм. Лобановъ — 18 27/I 37 г.».
В экспозиции цокольного этажа Мемориального музея-квартиры А. С. Пушкина также представлено литографированное изображение кондитерской Вольфа и Беранже и карандашный портрет К. К. Данзаса работы неизвестного художника. Под портретом внизу справа пером дарственная надпись: «К. Булгакову — К. Данзасъ». Согласно подписи, Данзас передал портрет Булгакову в 1838 году, затем изображение находилось у П. И. Щукина.
Петербург. Кондитерская Вольфа и Беранже
Неизвестный художник
Начало XIX в., Санкт-Петербург
Литография раскрашенная
Константин Карлович Данзас (1801–1870)
Неизвестный художник
1836, Россия
Бумага, карандаш
Место дуэли А. С. Пушкина с Ж. Дантесом
Д. Лобанов
1879–1880, Санкт-Петербург
Бумага, акварель
7 февраля (26 января по ст. ст., вторник)
Утром по городской почте Пушкин получил письмо от генерала К. Ф. Толя с благодарностью за доставленную ему «Историю Пугачевского бунта».
В ответном письме Пушкин соглашается с мнением Толя о недооцененных заслугах екатерининского генерала И. И. Михельсона («Заслуги в гробе созревают») и добавляет: «Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно слово, сказанное таким человеком, каков вы, навсегда их уничтожает. Гений с первого взгляда открывает истину, а Истина сильнее царя…».
В первой половине дня барон Геккерн получает письмо Пушкина. «Говорят, что, получив это письмо, — рассказывал К. К. Данзас (в записи А. Н. Амосова), — Геккерн бросился за советом к графу Строганову и что граф, прочитав письмо, дал совет Геккерну, чтобы его сын, барон Дантес, вызвал Пушкина на дуэль, так как после подобной обиды, по мнению графа, дуэль была единственным исходом».
«Не могу отлучиться. Жду Вас до 5 часов». Зайдя после 4 часов, Тургенев получил от поэта в подарок два тома «Поэм и повестей Александра Пушкина» (СПб., 1835).
Днем виконт Оливье д’Аршиак передал Пушкину, письмо от барона Геккерна, в котором сказано, что поединок «не терпит никакой отсрочки» и должен состояться на следующий день. Пушкин обещал д’Аршиаку прислать своего секунданта, чтобы выработать условия поединка до его начала.
В литературе сложилось неверное представление о том, что отыскать надежного человека, способного стать его секундантом, поэту удалось не сразу. Это мнение основано на сообщениях друзей Пушкина, которые после его кончины утверждали, что Данзас не знал о поединке до момента встречи с секундантом противника. В противном случае его ожидало жесткое наказание за недонесение. В действительности, как показано в работах Г. М. Седовой, поэт заранее договорился с Данзасом, но делал все возможное, чтобы свести к минимуму время его общения с д’Аршиаком, поскольку помнил, как последний, сговорившись с Соллогубом, уладил подобное дело в ноябре.
Расставшись с д’Аршиаком, Пушкин вышел из дома в шестом часу вечера и вернулся после одиннадцати. Возможно, вначале он обедал у барона М. Н. Сердобина с баронессой Е. Н. Вревской, где последняя гостила, затем зашел к И. А. Крылову (квартира писателя находилась в здании Публичной библиотеки), играл с его внучкой, «нянчил ее, напевал песенки», затем «вдруг торопливо простился». Позднее его видели в книжной лавке Лисенкова (в здании Пажеского корпуса на Садовой улице, по соседству с квартирой Крылова). По словам хозяина лавки, Пушкин «с жаром» беседовал «обо всем литературном мире» с писателем Б. М. Федоровым, задержавшись «чуть ли не до полуночи».
Так поэт оттягивал время возвращения домой, где его ждала записка от д’Аршиака. Последний требовал обещанной встречи секундантов у себя на квартире до 11 вечера, «а после этого часа — на балу у графини Разумовской».
В 12-м часу ночи Пушкин приехал к Разумовской, где свел д’Аршиака с советником английского посольства Артуром Меджнисом и тотчас уехал. В половине второго ночи Медженис прислал записку с отказом от участия в поединке.
У всех, кто видел поэта в этот день, сложилось впечатление, что он не был взволнован. С. Н. Карамзина отметила, что у Разумовской «он был спокоен, смеялся, разговаривал, шутил, он несколько судорожно сжал мне руку, но я не обратила внимания на это». А. И. Тургенев рассказывал, что на бале у гр. Разумовской и накануне он видел Пушкина «веселого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости: мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся…».
В экспозиции цокольного этажа Мемориального музея-квартиры А. С. Пушкина представлена копия с портрета виконта О. д’Аршиака, хранящегося в фонде барона Ф. А. Бюлера (автора рисунка) в Российском Государственном Архиве древних актов (РГАДА).
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится акварельный портрет И. А. Крылова работы К. П. Брюллова. Портрет ранее (в Пушкинском Доме) находился в золотом паспарту, в раме «под черепаху». На несохранившемся паспарту была надпись: «Акварель К. Брюллова. 1768 — И. А. Крыловъ — 1844. Собрание А. Ф. Онегина».
В фондах хранится альбом «Виды Санкт-Петербурга и его окрестностей», в котором представлено изображение Пажеского корпуса. В этом здании размещалась книжная лавка Лисенкова. Под изображением слева: «Gornostaeff», «Gaubert sc.», в центре: «LX».
Виконт Оливье д’Аршиак (1811–1848)
Ф. А. Бюлер
1837
Бумага, карандаш
Иван Андреевич Крылов (1768–1844)
К. П. Брюллов
Конец 1830-х гг., Петербург
Картон, акварель
Пажеский корпус (бывший дворец гр. Воронцова)
Гобер с оригинала А. М. Горностаева
Бумага, гравюра на стали
6 февраля (25 января по ст. ст., понедельник)
С утра Пушкин планировал посетить Эрмитаж вместе со своей тригорской приятельницей Е. Н. Вревской.
Неизвестно, побывали ли Пушкин с Вревской в этот день в Эрмитаже, но их встреча и разговор по душам состоялись накануне поединка поэта с д’Антесом. После смерти Пушкина об этом рассказывала в письме к А. И. Тургеневу мать Вревской П. А. Осипова: «Я почти рада, что вы не слыхали того, что говорил он перед роковым днем моей Евпраксии, которую он любил как нежный брат, и открыл ей свое сердце. — Мое замирает при воспоминании всего слышанного. — Она знала, что он будет стреляться! И не умела его от этого отвлечь!!.»
Возможно, что в этот день Пушкина видел И. С. Тургенев, который позднее вспоминал: «Пушкина мне удалось видеть всего еще один раз — за несколько дней до его смерти, на утреннем концерте в зале Энгельгард. Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых, крупных зубов, висячие бакенбарды, темные, желчные глаза под высоким лбом почти без бровей — и кудрявые волосы <…> бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, на него впечатление неприятное: он словно с досадой повел плечом — вообще, он казался не в духе, — и отошел в сторону. Несколько дней спустя я видел его лежащим в гробу».
В газете «Северная пчела» утренние концерты в доме Энгельгардта в январе 1837 года не отмечены, вечерние начинались в 20: 00. В январе газета сообщала о программах концертов 11-го (играл скрипач Арто) и 25-го. В последнем принимали участие талантливые музыканты: придворный флейтист прусского короля Габриельский, виолончелист-виртуоз Карл Шуберт и концертирующий пианист Карл Фольвейлер — будущий учитель В. Д. Стасова. В концерте звучали и оперные партии в исполнении певца и певицы Гофман.
Выстраивая хронику преддуэльных событий в виде конспективных записей, Жуковский отметил: «В понедельник приезд (Дантеса — зачеркнуто) Геккерн[а] ссора на лестнице». Долгое время исследователи полагали, что речь шла о приезде к Пушкину барона Геккерна с намерением примирить обе семьи и о том, что поэт не пустил голландского посланника на порог, а затем отправил ему оскорбительное письмо, ставшее поводом для январского поединка.
Как показано в исследованиях Г. М. Седовой, скандал с Геккерном произошел не в доме на Мойке, а во флигеле Зимнего дворца — в Шепелевом доме, где на верхнем этаже находились комнаты фрейлин и куда вела высокая (около ста ступеней) Комендантская лестница. Алина Дурново писала матери о преддуэльной истории: «Без сомнения, что после письма Пушкина и сцены, которую он [Пушкин] ему [барону Геккерну] сделал на лестнице у старой Z., Геккерн испугался за своего сына». По воспоминаниям секунданта Пушкина К. К. Данзаса, Пушкин, получив очередное «примирительное» письмо от д’Антеса, отправился к фрейлине Загряжской, встретил там барона Геккерна и попытался возвратить ему нераспечатанное послание. Геккерн отказался принять письмо, ссылаясь на то, что не он его писал. Пушкин вспылил и бросил конверт в лицо посланнику со словами: «Tu la recevra, gredin!» («Ты получишь его, негодяй!»).
В продолжение этого жесткого диалога Пушкин написал Геккерну оскорбительное письмо, точная датировка которого затруднительна. Княгиня Вяземская утверждала, что уже вечером 25 января Пушкин был у нее в доме и сказал, глядя на д’Антеса: «Что меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой». На вопрос княгини «что же именно? Вы ему написали?» Пушкин «сделал утвердительный знак и прибавил: “Его отцу”». Вяземская утверждала, что рассказала о письме бывшему у нее в гостях графу Виельгорскому, но никто не предпринял никаких действий, чтобы предотвратить катастрофу.
В действительности ли письмо было написано и отправлено в понедельник 25 января, сказать трудно. Графиня М. А. Мусина-Пушкина в своих январских записях о дуэли Пушкина повторила слова княгини В. Ф. Вяземской, но все прочие источники, в том числе материалы военно-судной комиссии, для которой письмо было скопировано (подлинник не сохранился), датируют его следующим днем — 26 января.
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится акварельный портрет А. П. Дурново. Внизу на исторической подложке надпись: «1831 / La Princesse Volkonsky / Marié à Mr Dournoff [княгиня Волконская / замужем за Дурново]». По предположению Н. И. Уваровой (Государственный Русский музей), автор акварели — И. Ф. Реймерс (1775–1846).
В фондах хранится фотография княгини В. Ф. Вяземской, выполненная примерно в то время, когда историк П. И. Бартенев начал записывать ее рассказы о Пушкине, а также фотография И. С. Тургенева, сделанная в Санкт-Петербурге, в мастерской К. И. Бергамаско. В правом нижнем углу тиснение: «Bergamasco». На обороте сверху коричневыми чернилами: «34624 Тургеневъ», в центре печатный штамп фотоателье.
Александра Петровна Дурново, урожденная княгиня Волконская (1804–1859)
И. Реймерс
1831, Россия
Бумага, акварель
Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883)
К. И. Бергамаско
1860–1870-е гг. Санкт-Петербург, Невский пр., д. 12
Вера Федоровна Вяземская (1790–1886)
Неизвестный фотограф
1860-е гг.
Картон, позитив, покрытый лаком
Днем в гостях у Пушкина фольклорист и этнограф И. П. Сахаров и поэт Л. А. Якубович.
Сахаров вспоминал: «Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положив свою голову на колени мужу. <…> Это было в воскресенье; а через три дня уже Пушкин стрелялся. Здесь Пушкин горячо спорил с Якубовичем, и спорил дельно. Здесь я слышал его предсмертные замыслы о Слове Игорева полка — и только при разборе библиотеки Пушкина видел на лоскутках начатые заметки. Тогда же Пушкин показывал мне и дополнения к Пугачеву, собранные им после издания».
Гости оставались у Пушкина до третьего часа дня. Лукьян Якубович рассказывал, что в тот день «Пушкин был очень сердит и беспрестанно бранил Полевого за его Историю, ходил скоро взад и вперед по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том… и читал…».
Историк литературы С. П. Шевырев, с которым поэт также беседовал о своей работе над «Словом о полку Игореве», вспоминал, что Пушкин помнил «Слово» наизусть от начала до конца, готовил к нему комментарий; «оно было любимым предметом его последних разговоров».
«В воскресенье у Катрин [княгини Е. Н. Мещерской — сестры рассказчицы] было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны (которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя, — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин [супруга д’Антеса] направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина [свояченица Пушкина — А. Н. Гончарова] по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем всё это очень странно, и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных)». Как заметила А. А. Ахматова, именно в эти дни в свет была пущена сплетня о якобы близких отношениях между Пушкиным и Александрой Гончаровой. О надуманности этого сюжета см.: Седова Г. М. «Ему было за что умирать у Черной речки» (СПб., 2013).
В тот же вечер А. О. Россет застал Пушкина у Мещерских за игрой в шахматы с хозяином дома. «Ну что, вы были в гостиной; он уж там, возле моей жены?» — сказал поэт Россету, не желая называть д’Антеса по имени.
И. И. Лажечников, приехавший в Петербург по служебным делам, дважды, 24-го и 25-го января, заходил к Пушкину, «чтобы поклониться ему, но оба раза не застал его дома».
В этот день под заклад А. П. Шишкину отдано столовое серебро А. Н. Гончаровой, за которое получено 2200 рублей ассигнациями. Считается, что часть этой суммы ушла на оплату пистолетов, приобретенных в оружейном магазине А. Куракина накануне поединка.
В Мемориальном музее-даче А. С. Пушкина представлен портрет Е. Н. Мещерской — копия Е. Б. Барсуковой с утраченной работы К. В. (К. И.) Барду.
«АТ [монограмма]. 1834 г.». Портрет находился в собрании А. Е. Носа — действительного члена Общества любителей российской словесности, одного из устроителей Московской юбилейной Пушкинской выставки 1899 года.
Екатерина Николаевна Мещерская (1806–1867)
Е. Б. Барсукова с оригинала К. В. (К. И.) Барду 1830-х гг.
1916, Россия
Холст, масло
–1869)
А. В. Тыранов
1834, Россия
Холст, масло
4 февраля (23 января по ст. ст., суббота)
«Современника» о своих встречах с Гёте в Веймаре.
Из дневника А. И. Тургенева от 23 января: «Кончил переписку “Веймарского дня”, прибавил письмо 15 англичан к Гете и ответ его в стихах и после обеда отдал и прочел бумагу Вяземскому, а до обеда зашли ко мне Пушкин и Плетнев и читали ее и хвалили».
«Отрывок из записной книжки путешественника» о посещении Тургеневым Веймара напечатан после смерти Пушкина в пятом томе «Современника». Рассказывая о том, как Пушкин хвалил эту статью, Тургенев писал брату 31 января 1837 года: «Никто не льстил так моему самолюбию; для себя, а не для других постараюсь вспомнить слова, кои он мне говаривал, и все, что он сказал мне о некоторых письмах моих, кои уже были переписаны для печати в 5-й книжке Журнала его».
Вечером на бале у графа И. И. Воронцова-Дашкова окружающие обратили внимание на неотступные ухаживания д’Антеса за женой поэта. Неделю спустя, 30 января, С. Н. Карамзина вспомнила об этом вечере, рассказывая брату о событиях, которые привели к дуэли и смерти поэта: «…раздражение Пушкина дошло до предела, когда он увидел, что его жена беседовала, смеялась и вальсировала с д’Антесом». Об этом же писала А. П. Дурново 30 января матери, княгине С. Г. Волконской, сообщая ей о гибели Пушкина. Дурново отметила, что «бешенство вновь охватило» поэта, «когда на балу он увидел Экерна, ужинающего рядом со своей свояченицей». То же читаем в записке о дуэли и смерти Пушкина, сохранившейся в архиве княгини А. М. Горчаковой, урожденной княжны Урусовой: «23-го [января] был бал у Воронцовых. Г[еккерн-Дантес] следовал на нем за своей свояченицей, выступая в качестве ее визави в нескольких контредансах; наконец, он пошел с ней ужинать, и прошел перед П[ушкиным], отпуская шутки по адресу г-жи де-Геккерн, которую он называл “[своей] законной”».
Много лет спустя похожую картину описывал барон Густав Фризенгоф, супруг средней из сестер Гончаровых — Александрины: «В свое время мне рассказывали, что поводом [к отправлению Пушкиным оскорбительного письма Геккерну] послужило слово, которое Дантес бросил на одном большом вечере, где все они — [Пушкины и Геккерны] присутствовали. Там был буфет, и Дантес, взяв тарелку с фруктами, будто бы сказал, напирая на последнее слово: — Это для моей законной. Слово это, переданное Пушкину с разъяснениями, и явилось той каплей, которая переполнила чашу».
’Антес вальсировал с Н. Н. Пушкиной, но впервые обозначено угощение, поднесенное ей за ужином после танцев: отбивная («une cotelette»). В глазах светских сплетников подобное подношение могло означать особую короткость отношений между кавалергардом и его свояченицей. Неслучайно другой современник, литератор Н. И. Любимов, так охарактеризовал поведение д’Антеса в письме к М. П. Погодину: «…на бале, который недавно был у гр. Воронцова-Дашкова, он, т. е. тот же сукин сын, явившись уже с супругою, не устыдился опять возобновить при всех и как бы в явное поругание над Пушкиным свои ухаживания за его женой».
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится альбом «Виды Санкт-Петербурга», на одной из литографий — вид набережной Невы с Эрмитажным театром и дворцом И. И. Воронцова (крайнее здание слева). В левом нижнем углу надпись: «Kollman [Кольман]». Под изображением: «Le Théatre impérial de l’Hemitage, près de la galerie des Tableaux, etc. [Императорский театр Эрмитажа возле картинной галереи]».
В собрание музея альбом поступил из коллекции В. А. Крылова (1898–1986) в 1979 году.
Эрмитажный театр
К. И. Кольман
Бумага, литография
3 февраля (22 января по ст. ст., пятница)
Около трех часов дня Пушкин зашел к писательнице А. О. Ишимовой, чтобы обсудить возможность ее сотрудничества в «Современнике».
По рекомендации П. А. Плетнёва Ишимова бралась перевести на русский язык английские пьесы для «Современника». Писательница ждала поэта к четырем часам, но он явился раньше и не застал ее дома, о чем написал в понедельник 25 января: «Я надеялся поговорить с Вами о деле. П[етр] А[лександрович] [Плетнев] обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании Современника. <…> Мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornwall [Барри Корнуолла]». На другой день, 26-го, Ишимова ответила, что согласна на все условия Пушкина и, ничего не подозревая о предстоящем поединке, приглашала его зайти к ней 27 января: «если для Вас все равно, в которую сторону направить прогулку».
помечены названия сочинений Корнуолла, предназначенных для перевода) и записку о невозможности встречи в этот день. Послание заканчивалось словами похвалы писательскому мастерству Ишимовой: «Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах [«Историю России в рассказах для детей». СПб., 1836] и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!».
В тот же день 22 января поэт навестил тригорскую приятельницу Е. Н. Вревскую, недавно приехавшую в Петербург, с которой они договорились пойти 25 января в Эрмитаж.
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится литографированный портрет А. О. Ишимовой. Справа, внизу, на рукаве, литографированный автограф: «Тpуновъ». Под изображением типографским шрифтом надпись: «А. О. Ишимова. / Съ фотогpафiи Ясвойна, pис. на камнъ Д. Тpуновъ».
Александра Осиповна Ишимова (1804–1881)
Д. В. Трунов с фотографии Ясвойна
«Древняя и Новая Россия». Типография В. И. Грацианского
Бумага, литография
2 февраля (21 января по ст. ст., четверг)
Утром к Пушкину приходил А. И. Тургенев. Они долго беседовали.
В дневнике Тургенева имеется запись: «Зашел к Пушкину: о Шатобриане, и о Гете, и о моем письме из Симбирска — о пароходе, коего дым проест глаза нашей татарщине». В те дни Пушкин начал работу над статьей «О Мильтоне и Шатобриановом переводе “Потерянного рая”». Один из главных вопросов, поставленных в статье, — об ответственности писателя перед собственной совестью: «Тот, кто, поторговавшись немного с самим собою, мог спокойно пользоваться щедротами нового правительства, властью, почестями, богатством, предпочел им честную бедность. Уклонившись от палаты перов, <…> Шатобриан приходит в книжную лавку с продажной рукописью, но с неподкупной совестию».
А. Фролов-Багреев. Предметом разговора было царствование Екатерины Великой.
Вечером Пушкины присутствуют на празднике в доме австрийского посланника. На бал прибыло более четырехсот гостей. Фрейлина Мария Мердер писала на другой день в дневнике: «В мрачном молчании я восхищенно любовалась г-жой Пушкиной. Какое восхитительное создание! Дантес провел часть вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал с пожилою дамою, которая <…> ставила ему в упрек экзальтированность его поведения. Действительно — жениться на одной, чтобы иметь некоторое право любить другую, в качестве сестры своей жены, — Боже! Для этого нужен порядочный запас смелости». Пожилая дама говорила тихо, и ее упреков Мердер не расслышала, но разобрала, что Дантес возразил ей: «Я понимаю, что вы хотите дать мне понять, но я совсем не уверен, что сделал глупость!». Дама сказала достаточно громко: «Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим мужем <…> и что ходящие слухи не основательны». Дантес ответил с вызовом: «Спасибо, но пусть меня судит свет».
В этот же день А. И. Тургенев, будучи у виконта д’Аршиака, говорил с ним о ноябрьских преддуэльных событиях. Недавний секундант д’Антеса прочитал ему письмо поэта от 17 ноября 1836 года, в котором тот отказывался от поединка.
В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится литографированный портрет Ф. Шатобриана. Под изображением слева подпись: «F. Philippoteaux pinx. t [печатано по Ф. Филиппото]», посередине: «Imp: Jules Rigo et C. ie [В мастерской Жюля Риго]», справа: «Ch: Bour lith: [литографировал Ш. Бур]». Ниже посередине: «CHATEAUBRIAND. [Шатобриан]» Портрет поступил в собрание музея в 1965 году от Я. Г. Зака (1905–1971). В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится барельеф с профилем императрицы Екатерины II работы Ж. -Б. Нини. На срезе плеча авторская подпись: «NINI». Работа поступила в музей из собрания А. Ф. Отто-Онегина (1845–1925).
Франсуа Рене Шатобриан (1768–1848)
Середина — вторая половина XIX в. Париж. В мастерской Ж. Риго
Бумага, литография с тоном, раскрашенная акварелью
Екатерина II (1729–1796)
Ж. -Б. Нини
Слоновая кость, дерево