АЛЕКСАНДРЪ СЕРГЕЕВИЧЪ ПУШКИНЪ.
Его жизнь и литературная деятельность
I.
Детство Пушкина. - Происхожденiе. - Семья,-- Первые детскiе годы. - Отношенiе къ поэту родителей. - Сестра. - Няня Арина Родiоновна.
Александръ Сергеевичъ Пушкинъ родился 26 мая 1799 г., въ Москве.
По отцу онъ происходилъ изъ стариннаго рода дворянъ Пушкиныхъ, известнаго въ исторiи еще съ конца XVII века.
Предками поэта съ материнской стороны были африканскiе негры. Маленькiй негръ Ибрагимъ былъ подаренъ императору Петру Великому, который крестилъ его въ 1707 г. и далъ ему фамилiю Ганнибалъ. Петръ очень любилъ своего крестника, самъ воспитывалъ его и даже посылалъ въ Парижъ для довершенiя образованiя.
Родная внучка этого Ибрагима, или Абрама, какъ его после называли, Надежда Осиповна была матерью нашего поэта.
Александръ Сергеевичъ, по наружности, очень напоминалъ своихъ негритянскихъ предковъ. У него были такiе же, какъ у нихъ, густые курчавые волосы, живые, блестящiе глаза и выразительное лицо съ неправильными, подвижными чертами.
Отъ нихъ же, вероятно, унаследовалъ онъ и чрезвычайно пылкую, впечатлительную натуру.
-----
Отецъ поэта, Сергей Львовичъ, какъ и большинство дворянъ того времени, получилъ французское воспитанiе: блестящее, но не глубокое. Сначала онъ служилъ въ Петербургскомъ Измайловскомъ полку, но въ 1798 г. женился на Надежде Осиповне Ганнибалъ, вышелъ въ отставку и переехалъ на свободное житье въ Москву.
Въ томъ же 1798 г. у Пушкиныхъ родилась, дочь Ольга, а въ следующемъ 1799 сынъ Александръ. Впоследствiи у нихъ были еще дети, но изъ нихъ въ живыхъ остался только сынъ Левъ.
Сергей Львовичъ по натуре былъ человекъ не злой и очень мягкiй, но непостоянный и легкомысленный. Онъ не любилъ заниматься никакими делами: ни хозяйствомъ, ни службой, ни воспитанiемъ детей. Ему нравилась шумная городская жизнь съ ея постоянной сменой впечатленiй и удовольствiями. Этимъ развлеченiямъ онъ отдавался всю свою жизнь, проводя день за днемъ въ полнейшей праздности.
Впрочемъ, склонность къ праздности была общимъ недостаткомъ всехъ дворянъ того времени. Они жили въ полномъ довольстве, благодаря труду. своихъ крепостныхъ крестьянъ, и не имели ни желанiя, ни уменiя трудиться.
У Пушкиныхъ было довольно большое состоянiе, потому что предки ихъ (Пушкины и особенно Ганнибаловы) часто получали въ даръ отъ государей именiя. Но, не умея хозяйничать, они въ конце концовъ совершенно разорились. Именiями управляла Надежда Осиповна, женщина умная и энергичная, но, подобно своему мужу, мало интересовавшаяся хозяйствомъ. Сходясь во вкусахъ, супруги Пушкины вели въ Москве шумный светскiй образъ жизни, посещали высшее общество и сами задавали балы, часто далеко превышавшiе ихъ средства. На лето они всегда уезжали въ свое подмосковное именiе Захарово. Здесь будущiй поэтъ впервые началъ знакомиться съ народною жизнью, съ русскими нравами и обычаями и прислушиваться къ родному языку, котораго въ Москве ему почти не приходилось слышать. Въ знатныхъ домахъ тогда имели обыкновенiе говорить по французски. Поэтъ былъ еще очень молодъ, когда родители его продали Захарово, но сохранилъ о немъ живое воспоминанiе и впоследствiи описывалъ его въ своихъ стихахъ.
Не смотря на указанные нами недостатки, отецъ Пушкина, Сергей Львовичъ, вместе со своимъ братомъ Василiемъ Львовичемъ несомненно принадлежали къ числу передовыхъ, т. е. самыхъ образованныхъ людей своего времени. Они вполне сознавали великую пользу просвещенiя, высоко ценили литературу и много читали - особенно французскихъ книгъ, которыя тогда были въ моде въ Россiи. Самъ Сергей Львовичъ писалъ стихи на французскомъ языке, а Василiй Львовичъ былъ даже довольно известнымъ поэтомъ и своими стихами содействовалъ пробужденiю поэтическихъ склонностей у племянника. Оба брата были близко знакомы со всеми лучшими писателями того времени: Карамзинымъ, Жуковскимъ, Батюшковымъ, Дмитрiевымъ и другими. Все охотно посещали гостепрiимный домъ Сергея Львовича. На вечерахъ у него много разсуждали объ иностранной и русской литературе и иногда горячо спорили. Детямъ не запрещалось присутствовать при разговорахъ взрослыхъ съ темъ, однако, чтобы они въ нихъ не вмешивались. Нашъ поэтъ былъ тогда, конечно, такъ малъ, что не могъ понимать этихъ разговоровъ. Но важно то, что уже съ самаго ранняго детства онъ находился въ кругу писателей и научился отъ нихъ интересоваться литературой и любить ее.
Пушкинъ въ детстве былъ неподвижнымъ, неловкимъ и вялымъ мальчикомъ. Онъ не любилъ ни шума, ни беготни, ни детскихъ игръ, и предпочиталъ всему на свете лениво сидеть где-нибудь въ уголке, вдали отъ всехъ. Сдвинуть его съ места было очень трудно. Сохранился анекдотъ о томъ, какъ однажды, отправившись гулять съ матерью, онъ незаметно отсталъ и уселся отдыхать прямо на дороге, посреди улицы. Изъ окна соседняго дома кто-то выглянулъ и началъ громко смеяться и шутить надъ нимъ. Только это и побудило его подняться. Онъ съ неудовольствiемъ всталъ и побрелъ вследъ за матерью. Нередко родители насильно заставляли сына играть и бегать по комнате. Мальчику это надоедало, онъ убегалъ и прятался возле своей бабушки Марьи Алексеевны, прося ее разсказать ему что-нибудь. Марья Алексеевна (мать Надежды Осиповны) была женщина умная и образованная. Ей пришлось многое видеть и самой переиспытать въ жизни, а потому - было о чемъ разсказать своему внуку. Онъ съ жадностью слушалъ ее по целымъ часамъ.
Вялость маленькаго Пушкина положительно приводила родителей въ отчаянье и заставляла ихъ опасаться за его умственныя способности. Видя, что все ихъ усилiя расшевелить и оживить его остаются тщетными, они, въ конце концовъ, оставили его въ покое, но стали относиться къ нему очень холодно. Эта холодность особенно резко бросалась въ глаза въ отношенiяхъ матери, горячо любившей сначала старшую дочь Ольгу, а потомъ младшаго сына Льва. Пушкинъ впоследствiи вспоминалъ о своемъ детстве съ горечью. Съ матерью онъ все же сблизился, хоть, и незадолго до ея смерти, асъ отцомъ всегда оставался въ холодныхъ отношенiяхъ..
Самыми близкими людьми, кроме бабушки Марьи Алексеевны, для маленькаго Пушкина были: сестра Ольга и няня Арина Родiоновна. Съ сестрой - почти однолеткой и неизменнымъ товарищамъ по играмъ и ученiю - Пушкинъ всегда былъ въ большой дружбе. Когда его отдали въ лицей учиться, онъ и тамъ вспоминалъ о ней съ нежностью и, между прочимъ, написалъ къ ней трогательные стихи:
"Ты хочешь, другъ безценный,
Беседовалъ съ тобой,
И съ лирою забвенной,
Мечтами окрыленный,
Оставилъ монастырь
И край уединенный,
Где непрерывный миръ,
Во мраке опустился..."
Монастыремъ поэтъ называетъ лицей, а себя воображаетъ монахомъ. Онъ старается мысленно перенестись къ сестре и отгадать, чемъ она теперь занята: читаетъ ли, играетъ ли съ своей собачкой или сидитъ за фортепьяно?
"Но вотъ ужъ я съ тобой!
И въ радости немой
Твой другъ расцвелъ душою,
Какъ ясный вешнiй день.
Забыты дни разлуки,
Дни горести и скуки,
Исчезла грусти тень."
Но самымъ дорогимъ воспоминанiемъ детства осталась для Пушкина его няня, Арина Родiоновна; онъ всю жизнь былъ къ ней глубоко привязанъ. Арина Родiоновна была крепостной Пушкиныхъ и вынянчила всю ихъ семью. Вй предлагали отпускную на волю, но она отъ нея отказалась: такъ была привязана къ своимъ питомцамъ.
Поэтъ нашъ былъ обязанъ ей многимъ. Она не только скрасила ему своими заботами и ласками детство, лишенное родительской любви, но, кроме того, еще была его наставницей. Зная множество народныхъ сказокъ, песенъ и пословицъ, она пересказывала ихъ своему воспитаннику безъ умолку.
Это развивало и безъ того живую фантазiю мальчика, а, главное, знакомило его съ русскою жизнью, бытомъ и языкомъ. По русски съ нимъ говорили только бабушка да няня, потому что въ доме, какъ и во всехъ знатныхъ семьяхъ того времени, былъ въ ходу языкъ французскiй.
Пушкинъ самъ считалъ, что первые его порывы къ поэтическому творчеству вызваны въ немъ чудесными няниными разсказами.
"Наперсница волшебной старины,
Другъ вымысловъ игривыхъ и печальныхъ,
Тебя я звалъ во дни моей весны,
Во дни утехъ и сновъ первоначальныхъ.
Я ждалъ тебя. Въ вечерней тишине
Являлась ты веселою старушкой
И надо мной сидела въ шушуне,
Въ большихъ очкахъ и съ резвою гремушкой.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слухъ напевами пленила
И межъ пеленъ оставила свирель,
Которую сама заворожила."
Арина Родiоновна горячо любила нашего поэта, больше всехъ своихъ воспитанниковъ, и всегда очень безпокоилась и скучала о немъ въ разлуке. Вотъ одно изъ ея писемъ, въ которомъ она, около 1826 года, звала его въ Михайловское:
"Любезный мой другъ Александръ Сергеевичъ! Я получила письмо и деньги, которые вы мне прислали. За все ваши милости я вамъ всемъ сердцемъ благодарна, вы у меня безпрестанно на сердце и на уме, и только когда засну, забуду васъ. Прiезжай, мой ангелъ, къ намъ въ Михайловское - всехъ лошадей на дорогу выставлю. Я васъ буду ожидать и молить Бога, чтобы онъ далъ намъ свидеться. Прощай, мой батюшка Александръ Сергеевичъ! За ваше здоровье я просвиру вынула и молебенъ отслужила. Поживи, дружочекъ, хорошенько - самому слюбится. Я слава Богу здорова. Целую ваши ручки и остаюсь васъ многолюбящая няня Арина Родiоновна."
Поэтъ былъ глубоко растроганъ этимъ милымъ письмомъ и выразилъ свои чувства въ следующихъ стихахъ:
"Подруга дней моихъ суровыхъ,
Голубка дряхлая моя!
Одна въ глуши лесовъ сосновыхъ
Давно, давно ты ждешь меня!..
Ты подъ окномъ моей светлицы
И медлятъ поминутно спицы
Въ твоихъ наморщенныхъ рукахъ.
Глядишь въ забытыя вороты
На черный отдаленный путь,
Тоска, предчувствiе, заботы
Теснятъ твою всечасно грудь"...
Содержанiе многихъ произведенiй Пушкина заимствовано изъ разсказовъ Арины Родiоновны. Напримеръ, въ стихотворенiи "Женихъ" передана народная сказка о томъ, какъ купеческая дочь Наташа, заблудившись въ лесу, попала Въ притонъ разбойниковъ и видела ихъ атамана; а впоследствiи, когда родители ее сосватали, съ ужасомъ узнала этого атамана въ своемъ женихе. Содержанiе другихъ стихотворенiй, изображающихъ русскiй народный бытъ, взято поэтомъ изъ того же источника, т. е. изъ няниныхъ разсказовъ.
Пушкинъ особенно сблизился съ Ариной Родiоновной во время своей уединенной жизни въ селе Михайловскомъ въ 1824--1826 гг. Много долгихъ зимнихъ вечеровъ провели они вдвоемъ въ маленькихъ, уютныхъ деревенскихъ комнатахъ. На дворе бушевала метель и буря, а они вели у самовара нескончаемыя беседы.
Одно изъ его стихотворенiй ярко рисуетъ такой вечеръ:
"Буря мглою небо кроетъ,
Вихри снежные крутя,
То какъ зверь она завоетъ,
То заплачетъ какъ дитя.
То по кровле обветшалой
Вдругъ соломой зашумитъ,
То, какъ путникъ запоздалый,
Къ намъ въ окошко застучитъ.
Наша ветхая лачужка
И печальна, и темна;
Прiумолкла у окна?
Или бури завыванiемъ
Ты, мой другъ, утомлена,
Или дремлешь подъ жужжаньемъ
Своего веретена?
Выпьемъ добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьемъ съ горя; где-же кружка?
Сердцу будетъ веселей.
Спой мне песню, какъ синица
Тихо за моремъ жила;
Спой мне песню, какъ девица
За водой по утру шла.
И Арина Родiоновна, въ ответъ на просьбы поэта, пела и разсказывала, а Пушкинъ записывалъ ея разсказы. Большая часть сказокъ, записанныхъ со словъ няни, была имъ впоследствiи несколько изменена, обработана и написана стихами. Некоторыя изъ нихъ, вероятно, съ детства известны нашимъ читателямъ: "О попе Остолопе", "О мертвой царевне", "О царе Салтане" и др. Чудесный прологъ къ поэме "Русланъ и Людмила", начинающiйся словами:
"У лукоморья дубъ зеленый;
Златая цепь на дубе томъ;
И днемъ, и ночью котъ ученый
Все ходитъ по цепи кругомъ..." -
тоже заимствованъ изъ сказки, записанной поэтомъ со словъ няни.
Но я плоды моихъ мечтанiй
И гармоническихъ затей
Читаю только старой няне
Подруге юности моей. -
Арина Родiоновна умерла семидесятилетней старушкой въ 1828 году, въ то время, когда ея любимецъ пользовался въ Россiи уже большой славой. Пушкинъ никогда не забывалъ ее; особенно сильно онъ всегда чувствовалъ ея отсутствiе, когда бывалъ въ Михайловскомъ.
"Вотъ смиренный домикъ,
Где жилъ я съ бедной нянею моей.
Уже старушки нетъ; ужъ за стеною
Не слышу я шаговъ ея тяжелыхъ,
Ни утреннихъ ея дозоровъ,
А вечеромъ при завываньи бури
Ея разсказовъ мною затверженныхъ
Отъ малыхъ летъ, но никогда нескучныхъ."
Память о старой няне, объ ея ласкахъ и заботахъ навсегда осталась дорога Пушкину, обладавшему любящимъ и отзывчивымъ сердцемъ.
II.
Ученiе. - Отношенiе къ гувернерамъ и къ урокамъ. - Увлеченiе книгами. - Перемена съ Пушкинымъ после семи летъ,-- Отъездъ изъ дому.
Воспитанiе детей Пушкиныхъ было поручено, согласно обычаю, иностраннымъ гувернерамъ. Главнымъ между ними былъ французъ Монфоръ, за нимъ следовалъ другой французъ Руссло, а позже обоихъ сменилъ Шедель. Были также и гувернантки: англичанка и немка. Большихъ подробностей о всехъ этихъ лицахъ у насъ не сохранилось, а потому неизвестно, каковы они были по своимъ умственнымъ и нравственнымъ качествамъ. Пушкинъ въ своихъ запискахъ, отъ которыхъ уцелели только отрывки, говоритъ, что у него осталось "непрiятное воспоминанiе о гувернерахъ и гувернанткахъ". Даромъ бы онъ этого не сказалъ (онъ писалъ такъ, будучи уже взрослымъ человекомъ).
Несомненно одно, что никто изъ воспитателей, не съумелъ близко подойти къ маленькому Пушкину, заглянуть ему въ душу и заинтересовать чемъ-нибудь его умъ.
Воспитанiе велось чисто внешнимъ образомъ, какъ и во всехъ дворянскихъ семьяхъ того времени. Пушкинъ въ своемъ романе "Евгенiй Онегинъ" прекрасно рисуетъ результаты такого воспитанiя:
"Онъ по французски совершенно
Легко мазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно."
Не лучше было и ученiе, къ которому тоже вполне можно применить слова изъ "Евгенiя Онегина".
"Судьба Евгенiя хранила:
Сперва madame за нимъ ходила,
Потомъ monsieur ее сменилъ.
Ребенокъ былъ резвъ, но милъ.
Monsieur l'Abbé, французъ убогой,
Чтобъ не измучилось дитя,
Училъ его всему шутя,
Не докучалъ моралью строгой,
Слегка за шалости бранилъ
И въ Летнiй садъ гулять водилъ
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и какъ-нибудь."
Дети Пушкиныхъ, согласно моде, говорили между собой всегда по французски и даже уроки учили и отвечали на томъ же языке. Поэтъ нашъ успевалъ въ несложныхъ наукахъ, которыя имъ преподавались, еще меньше, чемъ его сестра. Онъ былъ очень ленивъ и редко выучивалъ уроки, а чаще повторялъ ихъ со словъ сестры. Если ее спрашивали раньше, то это ему прекрасно удавалось, такъ какъ онъ обладалъ замечательною памятью: стоило ему разъ прослушать урокъ, чтобъ знать его наизусть. Но когда его спрашивали прежде чемъ сестру, онъ оказывался въ большомъ затрудненiи и плакалъ. Особенно много слезъ пролилъ онъ надъ арифметикой, которая ему не давалась и которую онъ терпеть не могъ. По странной случайности русскому языку училъ Пушкина немецъ Шиллеръ. Но мы уже знаемъ, что у него были и другiя наставницы: бабушка и няня, рано породнившiя его съ русской речью.
Мы едва ли ошибемся, если скажемъ, что Пушкинъ ничему не научился отъ своихъ гувернеровъ и учителей. Всеми знанiями, прiобретенными въ детстве онъ обязанъ самому себе, своей страсти къ чтенiю, пробудившейся въ немъ очень рано. У Сергея Львовича - большаго любителя книжекъ, была обширная библiотека, и поэтъ нашъ, увлекшись чтенiемъ, могъ прочесть здесь многое. Онъ познакомился съ древними писателями: греческими и римскими (во французскихъ переводахъ), Гомеромъ, Плутархомъ и др. и новейшими французскими авторами. Особенно нравились ему произведенiя Мольера; ими увлекался также и Сергей Львовичъ, который умелъ мастерски читать ихъ наизусть.
Пушкинъ все больше и больше времени просиживалъ въ библiотеке. Въ этомъ ему никто не мешалъ, потому что въ доме, вообще, сочувствовали всякимъ литературнымъ склонностямъ и увлеченiямъ. Скоро онъ и самъ началъ пробовать писать стихи, конечно, на французскомъ языке, который зналъ лучше роднаго. Молодой поэтъ сочинилъ даже целую пьесу, въ подражанiе Мольеру, и тотчасъ же представилъ ее на судъ сестре. Ольге Сергеевне это произведенiе не понравилось, и она откровенно высказала свое мненiе. Но авторъ нисколько имъ не обиделся и написалъ по этому поводу шутливые стишки.
1)
Est-il sifflé par le parterre?
Hélàs, c'est que le pauvre auteur
L'escamota de Molière.
(Скажи мне, за что публика освистала моего "Похитителя"? Увы! За то, что бедный авторъ похитилъ его у Мольера).
Пушкинъ и впоследствiи никогда не обижался, когда ему указывали недостатки въ его произведенiяхъ. Эта строгость и справедливость въ отношенiи къ самому себе были отличительными чертами его характера во всю жизнь. Онъ по многу разъ переделывалъ свои произведенiя, прежде чемъ выпустить ихъ въ светъ, и бывалъ очень недоволенъ, когда друзья печатали ихъ безъ его ведома.
Пушкину было около восьми летъ, когда въ характере его произошла резкая перемена. Онъ сделался резвымъ, веселымъ и очень шаловливымъ мальчикомъ. Довольно часто случается, что дети въ свои раннiе годы бываютъ вялыми, ни чемъ не интересуются и ничего не любятъ - какъ будто дремлютъ, и, вдругъ, неожиданно проснутся,-- и забурлитъ въ нихъ жизнь. А взрослые не могутъ точно указать ни времени, когда совершилась подобная перемена, ни ея причины. Такъ было и въ данномъ случае. Никто не зналъ, отчего произошелъ этотъ переворотъ въ мальчике. Можетъ быть, его разбудила прочитанная книга, или чье-нибудь слово, запавшее ему въ душу на литературныхъ вечерахъ отца, или чья-нибудь неожиданная ласка, или незаслуженная обида... Но онъ сталъ совершенно другимъ мальчикомъ. Вся его южная пламенная натура такъ и вскипела въ немъ и рвалась въ чемъ-нибудь выразиться. Это чувство cказалось во всемъ: въ его яркихъ загоревшихся глазахъ и въ быстрыхъ порывистыхъ движенiяхъ.
Окружающiе были напуганы этою неожиданною переменой въ Пушкине и старались строгостью и наказанiями подавить его излишнюю резвость, взыскивая съ него за каждую детскую шалость. Это раздражало мальчика и вызывало въ немъ упорство и желанiе делать взрослымъ наперекоръ. Въ эту пору жизни маленькiй Пушкинъ чувствовалъ себя очень одинокимъ и несчастнымъ. Возле него не было никого, кто бы понималъ его, кто бы съумелъ сдержать его и помочь советомъ и указанiемъ. Единственнымъ утешенiемъ ему были новые друзья - книги, къ которымъ онъ и убегалъ, какъ некогда къ бабушке. Поглощая книгу за книгой, онъ очень развился и узналъ многое, чего не -знаютъ дети его возраста. Но, къ сожаленiю, онъ читалъ книги безъ выбора и порядка, какiя попадались ему подъ руку. Поэтому многiя знанiя его не отличались полнотой, а въ некоторыхъ мысляхъ и понятiяхъ царила полнейшая путаница.
Пушкинъ всегда очень жалелъ о такомъ своемъ безпорядочномъ чтенiи въ детстве. Но, разумеется, онъ не виноватъ былъ въ томъ, что у него не нашлось опытныхъ руководителей, которые указали бы ему, что и какъ нужно читать.
Когда Пушкину исполнилось 12 летъ, родители решили отдать его въ учебное заведенiе и отвезли его въ недавно открывшiйся въ Царскомъ Селе лицей.
Поэтъ нашъ безъ сожаленiя покинулъ онъ и вступилъ въ ожидавшую его жизнь безъ всякой боязни. Это лучше всего доказываетъ, какъ холодны были его отношенiя съ родителями, какъ мало радостей доставляло ему детство.
III.
Годы, проведенные Пушкинымъ въ лицее. - Привязанность его къ лицею. - Отношенiя съ товарищами. - Друзья. - Любовь.
12 Августа 1811 года Пушкинъ выдержалъ вступительный экзаменъ и былъ принятъ въ число-воспитанниковъ лицея. Но начало занятiй последовало только после 19-го октября - дня торжественнаго открытiя лицея. Число это часто повторяется въ стихотворенiяхъ нашего поэта, который всю жизнь былъ очень привязанъ къ товарищамъ и къ лицею.
"Друзья мои, прекресенъ нашъ союзъ!
Онъ, какъ душа, неразделимъ и веченъ -
Неколебимъ, свободенъ и безпеченъ,
Сростался онъ подъ сенью дружныхъ музъ.
Куда бы насъ ни бросила судьбина.
И счастiе куда-бъ ни повело,
Все те же мы: намъ целый мiръ чужбина,
"
Такъ писалъ онъ въ 1825 году въ стихотворенiи, посвященномъ празднованiю лицейской годовщины.
Лицей былъ вполне закрытымъ заведенiемъ: воспитанники оставались въ немъ безвыездно втеченiе 6 летъ со дня вступленiя въ него до выпуска; по праздникамъ ихъ могли навещать родные, но сами они не отпускались домой ни на праздники, ни на каникулы. Ихъ было всего 30 человекъ, и жили они тесно и дружно, какъ бы составляя одну семью. Благодаря этой близости тутъ нередко завязывались крепкiя дружескiя связи на всю жизнь.
Помещался лицей въ большомъ четырехъ-этажномъ зданiи. Въ нижнихъ этажахъ были устроены: классы, столовая, зала, больница, библiотека и квартира директора, а на верху жили ученики. Каждый имелъ небольшую, особую комнату, за известнымъ номеромъ. Пушкина поместили въ No 14. Шесть летъ прожилъ онъ въ этой комнатке, которую въ посланiи къ сестре называлъ кельей. Много ему въ ней пришлось передумать, перечувствовать за время своей лицейской жизни, немало слезъ пролить и радостей испытать. Натура у него была впечатлительная, чуткая. Сердце его страдало отъ малейшей обиды, отъ дурнаго слова, отъ жесткаго взгляда. Но за то всякая искренняя ласка, чей нибудь хорошiй поступокъ, прочитанная книга наполняли его безконечною радостью, даже восторгомъ.
Товарищи всегда удивлялись быстрымъ переходамъ въ настроенiи Пушкина: то онъ прыгаетъ, смеется, веселъ, то, вдругъ, сделается мраченъ, какъ туча. Многiя мелочи въ окружающей жизни, которыхъ они часто совсемъ не замечали, огорчали и разстраивали его до слезъ.
Такiя тонкiя, чувствительныя натуры, какъ у Пушкина, подобно нежнымъ цветамъ, нуждаются въ бережномъ къ нимъ отношенiи.
"Блаженъ, кто... постепенно жизни холодъ съ летами вытерпеть умелъ",-- писалъ онъ впоследствiи. Не мало пришлось ему выстрадать изъ-за этого "холода"...
Съ товарищами въ лицее Пушкинъ сошелся не сразу. Сначала многiе не взлюбили его за острый языкъ и склонность къ насмешке, которою онъ всегда отличался. Когда ему хотелось съострить или подтрунить надъ кемъ-нибудь - онъ решительно не могъ себе въ этомъ отказать: будь то самый близкiй другъ, учитель или онъ самъ. Не все понимали,что это были шутки безъ всякаго злого умысла, просто отъ избытка веселости и остроумiя; и потому эти шутки доставляли много страданiй лицеистамъ и, вероятно, больше всехъ самому Пушкину, который часто изъ-за нихъ проводилъ безсонныя ночи въ слезахъ.
Но уже къ концу перваго учебнаго года лицеисты ближе узнали будущаго поэта, перестали обижаться на его остроты и отъ души полюбили его. Вскоре способности Пушкина и его широкiя (сравнительно съ другими учениками) познанiя обратили на него вниманiе всехъ товарищей. ""Все мы увидели, что Пушкинъ насъ опередилъ, многое прочелъ, очемъ мы и не слыхали, и все что читалъ, помнилъ", писалъ въ своемъ письме одинъ изъ лицеистовъ. Всемъ особенно нравилось, что онъ нисколько не "важничалъ" своими познанiями и ни передъ кемъ ими не хвастался. При томъ всемъ въ лицее стало известно, что Пушкинъ съ детскихъ летъ былъ знакомъ со всеми литературными знаменитостями того времени: Карамзинымъ, Жуковскимъ, Батюшковымъ и др., которые, какъ мы знаемъ, часто бывали въ доме его отца Сергея Львовича. Все это возбуждало въ лицеистахъ большой интересъ къ Пушкину. Но особеннымъ уваженiемъ пользовался онъ за свой поэтическiй талантъ.
Въ лицее онъ продолжалъ писать стихи сначала по французски, а затемъ и по русски, какъ только больше освоился съ роднымъ языкомъ.
Среди лицейскихъ товарищей самыми близкими друзьями Пушкина были: Пущинъ и Дельвигъ. Оба впоследствiи сделались людьми очень замечательными. Пушкинъ оставался всегда съ ними въ большой дружбе и посвятилъ имъ много своихъ стихотворенiй.
Вотъ одно изъ нихъ, написанное передъ выходомъ изъ лицея.
Въ альбомъ Ив. Ив. Пущину.
Взглянувъ когда-нибудь на тайный сей листокъ,
Исписанный когда-то мною,
На время улети въ лицейскiй уголокъ
Всесильной сладостной мечтою.
Ты вспомни быстрыя минуты первыхъ дней,
Неволю мирную, шесть летъ соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Что было и не будетъ вновь...
И съ тихими тоски слезами
Ты вспомни первую любовь.
Мой другъ! она прошла... но съ первыми друзьями
Не резвою мечтой союзъ твой заключенъ:
Предъ грознымъ временемъ, предъ грозными судьбами
О, милый, веченъ онъ!
Говоря въ посланiи къ товарищу объ его юношеской любви, Пушкинъ могъ вспомнить и о своей любви пережитой имъ тоже въ стенахъ лицея. Онъ полюбилъ сестру одного лицеиста, Бакунину, жившую съ родными въ Царскомъ Селе. Хотя любовь эта, по словамъ Пушкина была "несчастливой", безответной,-- она доставила ему много хорошихъ минутъ.
"Поутру, я мучился ожиданiемъ, стоя подъ окошкомъ, я смотрелъ на снежную дорогу - ее не видно было! Наконецъ, я потерялъ надежду; вдругъ, нечаянно встречаюсь съ нею на лестнице... Сладкая минута!.. Какъ она мила была! Какъ чёрное платье пристало къ милой Б.."
Бакунины скоро переехали изъ Царскаго Села въ Петербургъ, а съ ними, конечно, и любимая имъ девушка. Но светлое воспоминанiе объ этой любви сохранилось у него на многiе годы.
IV.
Продолженiе.
Ученiе въ лицее. - Чтенiе. - Литературныя занятiя лицеистовъ. - Встреча Пушкина съ Державинымъ; знакомство съ другими писателями. - Литературная деятельность.
Царскосельскiй лицей былъ основанъ Императоромъ Александромъ I, для подготовленiя молодыхъ людей къ высшимъ государственнымъ должностямъ. По учебной программе онъ стоялъ выше гимназiй и ниже университетовъ. Преподаванiе въ немъ старались поставить какъ можно лучше, но это не удалось. Въ Россiи тогда трудно было найти образованныхъ учителей, достать хорошiе учебники, пособiя и проч. Поэтому ученiе въ лицее шло довольно плохо, какъ и во всехъ школахъ того времени. Предметы проходились сухо и поверхностно. "Ученики многое знали изъ того, чего могли и не знать и не знали того, что следовало", какъ выражался одинъ бывшiй лицеистъ.
Пушкинъ впоследствiи всегда очень жалелъ о недостаточности образованiя, которое онъ получилъ въ лицее.
Но въ лицейской жизни были и хорошiя стороны, благотворно отразившiяся на развитiи нашего поэта. Учениковъ не заставляли просиживать целые дни надъ скучными, безсодержательными уроками, какъ это делали въ другихъ учебныхъ заведенiяхъ. У нихъ было много свободнаго времени, и каждый воспитанникъ располагалъ имъ по своему желанiю. Благодаря этому Пушкинъ и могъ отдаться своему любимому занятiю - чтенiю; темъ более, что въ лицее была большая библiотека. Онъ прочелъ много книгъ по литературе и увлекался исторiей. Такимъ образомъ, лицейская свобода пошла ему въ прокъ.
По счастливой случайности, товарищи Пушкина очень любили литературу и занимались ею более усердно, чемъ другими предметами. Вследствiе этого въ стенахъ лицея царилъ какой-то особенный, чисто литературный духъ. Даже игры носили литературный характеръ: напримеръ, кто-нибудь изъ учениковъ выдумывалъ начало разсказа, а прочiе должны были по очереди давать продолженiе. Плохо приходилось темъ, у кого было мало фантазiи! Но Пушкинъ и прiятель его Дельвигъ (тоже поэтъ) чувствовали себя, какъ рыба въ воде.
Многiе изъ лицеистовъ пробовали свои силы въ писательстве и даже издавали рукописные журналы, въ которыхъ помещали собственныя произведенiя. Одинъ журналъ назывался "Лицейскiй Мудрецъ", другой "Неопытное Перо" и т. д. Пушкинъ много писалъ въ этихъ ученическихъ журналахъ, не смотря на то, что некоторыя изъ его стихотворенiй уже печатались въ то время. Первымъ было напечатано "посланiе къ другу - стихотворцу", а за нимъ последовалъ целый рядъ другихъ.
Свободное отъ занятiй время лицеисты проводили въ обширныхъ царскосельскихъ садахъ.
крепчалъ его талантъ, тамъ слагались и его первыя песни...
"Въ те дни въ таинственныхъ долинахъ,
Весной при кликахъ лебединыхъ,
Близъ водъ, сiявшихъ въ тишине,
Являться муза стала мне".
Онъ часто вспоминалъ объ этихъ садахъ, бывшихъ свидетелями его первыхъ вдохновенiй.
Самымъ важнымъ событiемъ въ лицейской жизни Пушкина была его встреча съ Державинымъ, посетившимъ лицей во время экзамена въ 1815 году. Знаменитый поэтъ, тогда уже совершенно дряхлый старикъ, присутствовалъ на экзамене съ вялымъ, осунувшимся лицомъ и потухшимъ взоромъ. Но когда учениковъ начали спрашивать но русской литературе, онъ, вдругъ, совсемъ преобразился. Лицо его подтянулось и глаза вспыхнули, какъ у юноши... Не могъ онъ оставаться спокойнымъ и безучастнымъ, когда речь шла о русской литературе, которую онъ всегда любилъ больше всего въ жизни. Онъ сталъ слушать ответы учениковъ съ живымъ вниманiемъ. Дошла очередь до Пушкина, и у него отъ волненiя захватило дыханiе... Онъ долженъ былъ передъ Державинымъ прочесть свои стихи: "Воспоминанiя въ Царскомъ Селе!" "Я не въ силахъ описать состоянiя души моей",-- писалъ онъ после: "иногда дошелъ я до стиха, где упоминается имя Державина, мой отроческiй голосъ зазвенелъ, а сердце забилось съ упоительнымъ восторгомъ... Не помню, какъ я кончилъ чтенiе, не помню, куда убежалъ. Державинъ былъ въ восхищенiи: онъ меня требовалъ, хотелъ меня обнять... Меня искали, но не нашли..."
После этого случая многое изменилось какъ въ самомъ Пушкине, такъ и въ отношенiи къ нему окружающихъ. Онъ поверилъ въ свои силы и смелее отдался поэтическому призванiю. А кругомъ все обратили на него вниманiе, все заговорили о появленiи новаго необыкновеннаго таланта. После экзамена у министра народнаго просвещенiя былъ торжественный обедъ. Въ числе гостей находился и отецъ поэта, Сергей Львовичъ. Министръ обратился къ нему и, заговоривъ о способностяхъ его сына, сказалъ: "я бы желалъ однако образовать его къ прозе" {Т. е. подготовить его къ писанiю прозой.}, Тогда Державинъ, сидевшiй рядомъ, воскикнулъ съ жаромъ: "оставьте его поэтомъ!" Очевидно поэтъ угадалъ будущаго великаго поэта.
Поняли и родители Пушкина, какая сила таилась въ ихъ "неудачномъ" сыне, въ этомъ сначала вяломъ, а потомъ шаловливымъ мальчике.
-- Вотъ у насъ настоящiй поэтъ!-- сказалъ знаменитый тогда поэтъ Жуковскiй, прочитавъ посланныя ему "Воспоминанiя въ Царскомъ Селе".
Вскоре после того онъ близко познакомился съ Пушкинымъ и сталъ навещать его въ лицее. Онъ подарилъ ему свои стихи и, говорятъ, имелъ обыкновенiе прочитывать ему все, что писалъ. Пушкинъ обладалъ такой блестящей памятью, что запоминалъ стихи Жуковскаго сразу и повторялъ ему ихъ при следующей встрече. Тогда же сблизился Пушкинъ съ знаменитымъ историкомъ Карамзинымъ, Батюшковымъ и другими писателями. Все окружали его заботами, вниманiемъ и симпатiями, которыхъ онъ никогда не могъ забыть. Въ своихъ позднейшихъ стихахъ онъ, между прочимъ, говоритъ о своей Музе:
И светъ ее съ улыбкой встретилъ!
Успехъ насъ первый окрылилъ,
Старикъ Державинъ насъ заметилъ
И, въ гробъ сходя, благословилъ.
свою первую поэму "Русланъ и Людмила".
9-го iюня 1817 г. Пушкинъ, вместе съ другими товарищами, былъ выпущенъ изъ лицея и вскоре после того зачисленъ на службу въ министерство иностранныхъ делъ.
V.
Жизнь Пушкина по выходе изъ лицея въ Михайловскомъ и въ Петербурге,-- Светское общество и литературныя знакомства,-- "Русланъ и Людмила". - Высылка изъ Петербурга.
Пушкинъ былъ еще въ лицее, когда родные его переселились изъ Москвы въ Петербургъ. Лето они всегда проводили въ своемъ именiи, въ селе Михайловскомъ, Псковской губернiи. Туда къ нимъ отправился и молодой Пушкинъ. Быстро промелькнули для него летнiе месяцы. Онъ отдыхалъ и съ увлеченiемъ отдавался разнымъ деревенскимъ удовольствiямъ, по которымъ очень соскучился: купанью, катанью въ лодке, прогулкамъ верхомъ. Но не меньше обрадовался нашъ поэтъ и городу, вернувшись въ Петербургъ, осенью, съ родными. Его деятельную, общительную натуру всегда тянуло къ шумной городской жизни и къ людямъ. Оставаться въ деревне надолго ему было бы тяжело.
Въ Петербурге онъ вращался, съ одной стороны, въ высшемъ светскомъ обществе, къ которому принадлежалъ по рожденiю; съ другой - въ писательскомъ кругу. Въ жизни светскаго общества того времени было много чисто внешняго блеска, шума и веселья, но, въ сущности, она отличалась страшною пустотой и лишена была всякихъ серiозныхъ интересовъ. Пушкинъ посещалъ светскiе салоны, потому что ему неудержимо хотелось поскорее узнать самую разнообразную жизнь; онъ даже увлекался ихъ внешнимъ блескомъ, но всегда зналъ имъ настоящую цену. "Мне",-- писалъ онъ одному прiятелю, будучи еще очень молодымъ: - "гораздо интереснее и прiятнее простая дружеская беседа,
Чемъ вялое, бездушное собранiе,
Где умъ хранитъ невольное молчанье,
Где холодомъ сердца поражены,
Где глупостью единой все равны".
Поэтъ не только "чуждался укоровъ и похвалъ", но тщательно скрывалъ отъ этихъ чуждыхъ ему людей свою внутреннюю жизнь, свои литературныя занятiя и не любилъ, когда въ светскомъ обществе заговаривали объ его стихахъ.
Пустота и безсодержательность этой светской жизни особенно ярко сознавалась Пушкинымъ, когда онъ летомъ прiезжалъ изъ Петербурга въ Михайловское. Въ деревне онъ, наконецъ, вздыхалъ съ облегченiемъ.
"Приветствую тебя, пустынный уголокъ,
Прiютъ спокойствiя, трудовъ и вдохновенья,
Где льется дней моихъ невидимый потокъ
На лоне счастья и забвенья!
Я твой..."
Здесь онъ, действительно, много писалъ и испытывалъ то мирное, радостное удовлетворенiе отъ творчества, котораго почти никогда не бывало у него въ Петербурге. Единственное, что омрачало его душевный покой и наводило иногда на грустное раздумье,-- было тогдашнее состоянiе крестьянъ. Его гуманная душа не могла примириться съ темъ, что многомиллiонная масса народа въ Россiи пребываетъ въ тягостномъ рабстве.
"... Мысль ужасная здесь душу омрачаетъ:
Другъ человечества печально замечаетъ
Везде невежества губительный позоръ.
Не видя слезъ, не внемля стона
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое безъ чувства, безъ закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И трудъ, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плугъ, покорствуя бичамъ,
Здесь рабство тощее влачится по браздамъ
Неумолимаго владельца.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Увижу-ль я, друзья, народъ неугнетенный
И рабство павшее по манiю царя,
И надъ отечествомъ свободы просвещенной
Взойдетъ-ли, наконецъ, прекрасная заря!"
Пушкину было всего 19 летъ, когда онъ такъ ясно сознавалъ и горячо чувствовалъ коренное зло русской жизни.
Освобожденiе крестьянъ отъ крепостной зависимости у помещиковъ - было заветной мечтой всехъ лучшихъ людей того времени, всехъ "друзей человечества".
-----
Кроме светскихъ знакомствъ, у Пушкина въ Петербурге были и литературныя. Онъ сблизился со многими выдающимися писателями, но больше всехъ съ Жуковскимъ. Последнiй устраивалъ у себя часто литературные вечера, на которыхъ собирались писатели, много говорили о литературе и читали свои произведенiя. Пушкинъ прочелъ тамъ свою первую большую поэму "Русланъ и Людмила". Она читалась по частямъ, по мере того, какъ писалась и вызывала въ слушателяхъ общiй восторгъ. Жуковскiй подарилъ молодому поэту свой портретъ съ надписью: "Ученику-победителю отъ побежденнаго учителя". Для двадцатилетняго юноши это значило очень много, потому что Жуковскiй тогда былъ большою знаменитостью.
Новая поэма разошлась но Петербургу раньше, чемъ появилась въ печати. Ее, какъ и все, что писалъ Пушкинъ, переписывали и распространяли во множестве экземпляровъ. Содержанiе ея, какъ всемъ, вероятно, известно - не больше какъ сказка. Кiевскiй князь Владимiръ выдаетъ за витязя Руслана свою дочь Людмилу, но во время свадебнаго пира ее похищаетъ волшебникъ Черноморъ; женихъ едетъ отыскивать невесту, после многихъ приключенiй находитъ ее и привозитъ домой. Сказка эта произвела небывалое впечатленiе на русское общество, благодаря своему простому и ясному, чисто русскому языку и прекраснымъ стихамъ, которыми была написана. Ее читали съ восхищенiемъ и перечитывали по многу разъ. Стихи Пушкина отличаются, вообще, такою звучностью и такъ легко читаются, точно они сами собой вылились изъ души поэта. Поэтому читатели долго думали, что стихи ему даются шутя, что онъ надъ ними совсемъ не работаетъ. Только когда после смерти Пушкина заглянули въ его черновыя тетради, поняли,-- сколько онъ работалъ надъ каждымъ стихотворенiемъ, заменяя одно слово другимъ. После "Руслана и Людмилы" все признали въ Пушкине великаго поэта.
лицъ, навлекли на него неудовольствiе государя. Ему угрожало очень суровое наказанiе: ссылка въ Сибирь. Но благодаря заступничеству друзей (между прочимъ Карамзина) оно было значительно смягчено. Пушкина послали на югъ, въ Екатеринославъ, на службу къ генералу Инзову.
Съ горестью покинулъ онъ столицу и друзей, не зная, когда придется снова увидать ихъ.
VI.
Пушкинъ на юге. - Болезнь въ Екатеринославе. - Путешествiе на Кавказъ и въ Крымъ. - Жизнь въ Кишиневе и въ Одессе.
Вскоре по прiезде въ Екатеринославъ (въ мае 1820 г.), Пушкинъ заболелъ и очутился въ очень непрiятномъ положенiи. Ему по целымъ днямъ приходилось лежать одному, почти безъ всякаго ухода и леченiя. Начальникъ его, генералъ Низовъ, былъ человекъ хорошiй и добрый, но очень занятой, а потому ухаживать за нимъ не могъ. При томъ, въ Екатеринославе - въ ту пору маленькомъ захолустномъ городке - трудно было найти медицинскую помощь. Но счастливая случайность выручила больного поэта. Въ Екатеринославе проездомъ остановился генералъ Раевскiй, отправлявшiйся съ своей семьей и свитой на Кавказъ лечиться минеральными водами. Одинъ изъ сыновей его былъ хорошо знакомъ съ Пушкинымъ; найдя его больнымъ, онъ принялъ въ немъ горячее участiе и упросилъ отца взять его съ собою на Кавказъ. Инзовъ позволилъ Пушкину уехать въ отпускъ для леченiя. Кстати, въ свите Раевскаго ехалъ и врачъ, который могъ принять его на свое попеченiе.
Путешествiе на Кавказъ оказало на Пушкина чрезвычайно благодетельное влiянiе. Леченiе минеральными водами вскоре поправило его здоровье, и онъ могъ вполне отдаться впечатленiямъ окружающаго. Дикая, величественная кавказская природа глубоко поразила его воображенiе. Къ тому же, раньше онъ ничего подобнаго не виделъ и нигде не бывалъ, кроме Петербурга, Москвы, да унылой русской деревни. Пушкинъ не любилъ говорить о томъ, что его въ данную минуту особенно трогало, а потому въ письмахъ къ друзьямъ почти ничего не писалъ о своихъ кавказскихъ впечатленiяхъ. Судить о нихъ мы можемъ только по написанной имъ поэме "Кавказскiй пленникъ". Вся эта чудная поэма какъ бы дышетъ красотою Кавказа.
"Казалось, пленникъ безнадежный
Къ унылой жизни привыкалъ;
Тоску неволи, жаръ мятежный
Въ душе глубоко онъ скрывалъ.
Влачася межъ угрюмыхъ скалъ,
Въ часъ ранней утренней прохлады,
Вперялъ онъ неподвижный взоръ
На отдаленныя громады
Седыхъ, румяныхъ, синихъ горъ.
Великолепныя картины!
Престолы вечные снеговъ,
Очамъ казались ихъ вершины
Недвижной цепью облаковъ,
Въ венце блистая ледяномъ,
Эльбрусъ огромный, величавый
Белелъ на небе голубомъ."
Читатели Пушкина были восхищены этою неслыханной до него прелестью описанiй. Но не только эти свежiя живыя краски были новостью въ поэме. Пушкинъ далъ въ ней чрезвычайно верное изображенiе быта черкесовъ, который наблюдалъ во время пребыванiя на Кавказе. Прежнiе поэты совсемъ не интересовались простой будничной человеческой жизнью и не пробовали ее описывать. Самъ Пушкинъ въ своей первой поэме "Русланъ и Людмила", какъ мы видели, взялъ содержанiемъ сказку, а не быль. А въ "Кавказскомъ пленнике" изображена действительная жизнь целаго черкесскаго племени.
Но европейца все вниманье
Народъ сей чудный привлекалъ,
Межъ горцевъ пленникъ наблюдалъ
Ихъ веру, нравы, воспитанье,
Любилъ ихъ жизни простоту,
Гостепрiимство, жажду брани,
Движенiй вольныхъ быстроту,
И легкость ногъ и силу длани;
Смотрелъ по целымъ онъ часамъ,
Широкой степью по горамъ,
Въ косматой шапке, въ бурке черной,
Къ луке склонясь, на стремена
Ногою стройной опираясь,
Леталъ по воле скакуна,
Къ войне заране прiучаясь.
Онъ любовался красотой
Одежды бранной и простой.
Черкесъ оружiемъ обвешенъ,
Онъ имъ гордится, имъ утешенъ:
На немъ броня, пищаль, колчанъ,
Кубанскiй лукъ, кинжалъ, арканъ,
И шашка, вечная подруга
Его трудовъ, его досуга.
Ничто его не тяготитъ
Ничто не брякнетъ: пешiй, конный -
Все тотъ же онъ, все тотъ же видъ
Непобедимый, непреклонный.
Гроза безпечныхъ казаковъ,
Питомецъ горскихъ табуновъ,
Товарищъ верный, терпеливый.
Въ пещере иль въ траве глухой
Коварный хищникъ съ нимъ таится,--
И вдругъ, внезапною стрелой,
Завидя путника, стремится...
Въ одно мгновенье верный бой
Решитъ ударъ его могучiй,
И странника въ ущелья горъ
Уже влечетъ арканъ летучiй.
Стремится конь во весь опоръ,
Исполненъ огненной отваги,
Весь путь ему - болото, боръ,
Кусты, утесы и овраги;
Кровавый следъ за нимъ бежитъ,
Въ пустыне топотъ раздается,
Седой потокъ предъ нимъ шумитъ,
Онъ въ глубь кипящую несется,
И путникъ, брошенный ко дну
Изнемогая, смерти проситъ
И зритъ ее передъ собой...
Но мощный конь его стрелой
На берегъ пенистый выноситъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда же съ мирною семьей
Черкесъ въ отеческомъ жилище
Сидитъ ненастною порой,
И тлеютъ угли въ пепелище;
И спрянувъ съ вернаго коня,
Въ горахъ пустынныхъ запоздалый
Къ нему войдетъ пришлецъ усталый
И робко сядетъ у огня -
Тогда хозяинъ благосклонный
Съ приветомъ ласково встаетъ
И гостю въ чаше благовонной
Чихирь 2) отрадный подаетъ.
Подъ влажной буркой въ сакле дымной
И утромъ оставляетъ онъ
Ночлега кровъ гостепрiимный 3)."
"Кавказскiй пленникъ" былъ задуманъ Пушкинымъ во время путешествiя по Кавказу, а написанъ годъ спустя после того.
-----
Съ Кавказа Пушкинъ, вместе съ Раевскими, отправился моремъ въ Крымъ. Они поселились вместе въ живописномъ уголке на южномъ берегу - Гурзуфе, въ именiи Раевскихъ. Пушкину очень понравилась разнообразная крымская природа даже после величественнаго Кавказа. Особенно увлекался онъ моремъ и иногда, проснувшись ночью, по целымъ часамъ заслушивался его шумомъ. Жилось ему въ Гурзуфе очень хорошо; онъ близко сошелся съ семействомъ Раевскаго; все полюбили его какъ родного. "Суди, былъ-ли я счастливъ",-- писалъ онъ своему брату; "свободная, безпечная жизнь, которую я такъ люблю и которой никогда не насладишься; счастливое полуденное небо, прелестный край; природа, удовлетворяющая воображенiю, горы, сады, море. Любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берегъ и семейство Раевскаго".
Три недели, проведенныя въ Гурзуфе, принесли Пушкину большую пользу. Благодаря богатой библiотеке Раевскихъ онъ много питалъ и тогда же серьезно принялся за пополненiе своего образованiя. А ужъ разъ принявшись за дело, онъ не переставалъ работать надъ своимъ развитiемъ всю жизнь. Многочисленныя, оставшiяся после его смерти, тетради съ конспектами, выписками изъ книгъ и заметками показываютъ намъ, какъ усиленно онъ занимался.
Изъ Гурзуфа нашъ поэтъ проехалъ черезъ весь Крымъ и, между прочимъ, посетилъ бывшую столицу татарскаго царства Бахчисарай. Памятникомъ крымскихъ впечатленiй Пушкина служитъ поэма "Бахчисарайскiй фонтанъ", написанная годъ спустя после "Кавказскаго пленника" (1822 г.).
Окончивъ путешествiе по Крыму, Пушкинъ отправился къ месту своего служенiя, которое находилось теперь уже не въ Екатеринославе, а въ Кишиневе, куда былъ переведенъ генералъ Инзовъ.
Бессарабiя была присоединена къ Россiи незадолго передъ темъ, и столица ея Кишиневъ имела видъ совсемъ не русскаго города, а полуевропейскаго, полуазiатскаго. Тутъ жили всевозможные иностранцы: турки, греки, армяне, евреи, французы, итальянцы и др. Все это разнообразiе, разноязычiе и пестрота костюмовъ сразу понравились Пушкину; жизнь въ Кишиневе пришлась ему по душе.
Со службой поэту также повезло. Инзовъ не требовалъ отъ него аккуратной чиновнической работы, предоставляя ему почти полную свободу. Пользуясь этимъ, Пушкинъ много писалъ и кроме того довольно часто отлучался изъ Кишинева - то въ Кiевъ, то въ деревню къ знакомымъ, то въ Одессу. Въ одну изъ такихъ отлучекъ онъ по дороге встретилъ цыганскiй таборъ и, заинтересовавшись жизнью цыганъ, отправился съ ними кочевать. Несколько дней прожилъ Пушкинъ съ цыганами и за это короткое время такъ изучилъ ихъ нравы, какъ будто зналъ ихъ многiе годы.
-----
Въ iюле 1823 г. Пушкинъ, согласно собственному желанiю, былъ переведенъ въ Одессу. Его прельщала жизнь въ большомъ городе и близость моря. Но вскоре онъ въ своемъ желанiи раскаялся, такъ какъ въ Одессе его ждали совершенно другiя служебныя отношенiя. Его новый начальникъ, Воронцовъ, относился къ нему строго и виделъ въ немъ только чиновника. Пушкинъ же былъ прежде всего поэтъ, а чиновникъ - только по необходимости. Это повело къ тому, что между начальникомъ и подчиненнымъ установились очень дурныя отношенiя.
Разсказываютъ, что однажды Воронцовъ послалъ Пушкина произвести изследованiе о саранче, истреблявшей поля. Пушкинъ, будто бы отправился и, вернувшись, подалъ начальству, вместо делового следующiй докладъ въ стихахъ:
Саранча
Летела - летела
Сидела - сидела,
Все съела -
И вновь улетела.
Неизвестно, было-ли это такъ, или это анекдотъ; несомненно только одно, что Пушкинъ въ то время очень тяготился своей службой.
Въ Одессе поэтомъ были написаны задуманные въ Кишиневе "Цыганы" и начатъ большой романъ въ стихахъ "Евгенiй Онегинъ".
Здесь Пушкинъ прожилъ всего одинъ годъ. Къ концу этого года отношенiя его съ начальствомъ сделались просто невыносимыми, и онъ, наконецъ, послалъ въ Петербургъ прошенiе объ отставке.
Его просьба была исполнена, но съ темъ условiемъ, чтобы онъ немедленно отправлялся къ себе въ деревню и жилъ тамъ безвыездно. Это, конечно, было равносильно новой ссылке.
Пушкину жаль было разставаться съ южной природой и особенно - съ моремъ.
"Прощай, свободная стихiя!
Въ последнiй разъ передо мною
Ты катишь волны голубыя
И блещешь гордою красой.
Какъ друга ропотъ заунывный,
Какъ зовъ его въ прощальный часъ,
Твой грустный шумъ, твой шумъ призывный
Услышалъ я въ последнiй разъ".
"Къ морю". Вскоре после того онъ покинулъ Одессу.
VII.
Пребыванiе Пушкина въ Михайловскомъ (1824--1826 гг.).
Лето Пушкинъ провелъ въ Михайловскомъ съ родными, которыхъ очень давно не виделъ, а осенью, когда они уехали въ Петербургъ, остался въ деревне совершенно одинъ. Единственнымъ его товарищемъ была старушка няня Арина Родiоновна, развлекавшая его по вечерамъ своими занимательными разсказами. Въ этомъ полномъ уединенiи деревенской жизни Пушкинымъ созданы уже совсемъ зрелыя произведенiя, изображающiя родной русскiй бытъ. Здесь были написаны: историческая драма "Борисъ Годуновъ" и большая часть знаменитаго романа "Евгенiй Онегинъ". Романъ этотъ очень верно рисуетъ нравы высшаго русскаго общества, въ которомъ вращался поэтъ. Въ этомъ состоитъ его главное значенiе, которое онъ сохранитъ навсегда, потому что люди никогда не перестанутъ интересоваться своимъ прошлымъ. Начавъ писать этотъ романъ на юге въ 1823 г., Пушкинъ работалъ надъ нимъ целыхъ семь летъ, печатая его по частямъ.
Большую часть дня въ Михайловскомъ Пушкинъ проводилъ за работой. Онъ, подобно своему герою Евгенiю Онегину, вставалъ очень рано и - летомъ бежалъ "налегке" къ речке купаться, а зимой бралъ всегда ванну со льдомъ; до обеда писалъ въ своемъ кабинете, а после, смотря по времени года, или игралъ самъ съ собой двумя шарами на биллiарде, или гулялъ, или охотился.
"Тоской и рифмами томимъ,
Бродя надъ озеромъ моимъ,
Пугаю стадо дикихъ утокъ:
Внявъ пенью сладозвучныхъ строфъ,
Оне слетаютъ съ береговъ".
Онъ любилъ природу, понималъ ее и описывалъ ее такъ живо и правдиво, какъ никто изъ поэтовъ ни до него, ни после. Всемъ известны его стихотворенiя: "Зимнiй вечеръ", "Зимняя дорога", "Осень" и прекрасныя описанiя весны, осени и зимы въ "Евгенiи Онегине".
Пушкинъ прожилъ въ Михайловскомъ безвыездно два года и, по временамъ, не смотря на свои усиленныя занятiя, очень скучалъ. Въ этомъ сказывалась его привычка къ шумной городской жизни. Онъ часто переписывался съ друзьями и очень радовался, когда кто-нибудь изъ нихъ навещалъ его въ Михайловскомъ. Особенно растрогалъ его прiездъ лицейскаго товарища Пущина, котораго онъ всегда очень любилъ. Пущинъ впоследствiи разсказывая объ этомъ свиданiи, говорилъ, что не можетъ вспомнить о немъ безъ слезъ. Онъ прiехалъ тогда зимой, рано утромъ, въ большой морозъ. Лошади съ разбегу влетели въ занесенный снегомъ дворъ и подкатили къ крыльцу. Пушкинъ, заметивъ въ окно дорогаго гостя, вскочилъ съ постели и выбежалъ на крыльцо неодетый и босой. И долго они сжимали другъ друга въ объятiяхъ, на морозе, пока не появилась Арина Родiоновна. Только тогда поэтъ вспомнилъ, въ какомъ онъ виде, и побежалъ одеваться.
въ какомъ бы положенiи они ни находились. Когда того же Пущина постигла опала, гораздо более серьезная, чемъ Пушкина,-- ссылка въ Сибирь, поэтъ послалъ ему-туда свои стихи:
"Мой первый другъ, мой другъ безценный!
И я судьбу благословилъ,
Когда мой дворъ уединенный,
Печальнымъ снегомъ занесенный,
Твой колокольчикъ огласилъ.
Молю святое Провиденье,
Да голосъ мой душе твоей
Даруетъ то же утешенье!
Да озаритъ онъ заточенье
Лучемъ лицейскихъ ясныхъ дней"!
Когда, после смерти Александра I, на престолъ взошелъ новый Государь, Николай I, Пушкину позволено было оставить Михайловское. Его привезли въ Москву и тотчасъ представили государю, который встретилъ его милостиво и разрешилъ остаться въ столице.
VIII.
Жизнь Пушкина на свободе въ Москве, въ Петербурге и въ деревне. - Поездка въ Эрзерумъ - Женитьба.
Весть объ освобожденiи Пушкина быстро облетела всю Москву и была встречена всеми съ большой радостью. Всемъ хотелось его видеть - принять у себя, а кто не былъ съ нимъ знакомъ - познакомиться. Москвичи приглашали его къ себе наперерывъ. Соскучившiйся въ уединенiи поэтъ съ жадностью набросился на городскiя удовольствiя: театры, обеды, балы я литературныя собранiя. Последнiя доставляли ему особенно много радостей. На одномъ литературномъ утре у знакомыхъ онъ прочелъ написанную въ Михайловскомъ драму "Борисъ Годуновъ". Трудно описать восторгъ молодыхъ писателей, присутствовавшихъ на этомъ чтенiи. "Мы смотрели другъ на друга долго... - вспоминалъ одинъ изъ нихъ после: - потомъ бросились къ Пушкину. Начались объятiя, поднялся шумъ, раздался смехъ, полились слезы, поздравленiя..." Пушкина больше всего трогало это сочувствiе молодежи, всегда чуткой ко всему хорошему. Онъ воодушевился и началъ читать слушателямъ отрывки изъ другихъ произведенiй, сообщать свои планы... Лицо его, обыкновенно некрасивое, въ этотъ вечеръ сiяло чудною красотой; особенно хороши были яркiе, блестящiе глаза. "О, какое удивительное то было утро, оставившее следы на всю жизнь!" - восклицаетъ тотъ же разсказчикъ: - "не помню, какъ мы разошлись, какъ докончили день, какъ улеглись спать. Да едва ли кто изъ насъ и спалъ въ эту ночь!"
Пушкинъ прожилъ въ Москве всю зиму, мало работая и много бывая въ обществе. Но отъ светлаго, радостнаго настроенiя, охватившаго его при возвращенiи въ городъ, скоро не осталось и следа. Мы уже знаемъ, какъ отрицательно относился онъ къ высшему свету; и однако, онъ не порывалъ съ нимъ связи. Это вызывало въ немъ очень тяжелое душевное состоянiе, которое усиливалось съ каждымъ годомъ. Весной 1827 года поэтъ уехалъ изъ Москвы - сначала въ Петербургъ, а затемъ опять въ Михайловское. "Я убежалъ въ деревню, почуя рифмы",-- писалъ онъ своему прiятелю. Тамъ онъ, по обыкновенiю, всецело погружался въ творчество, забывая обо всехъ городскихъ тревогахъ. Поэтическiй талантъ Пушкина доставлялъ ему самому величайшее наслажденiе.
Кроме многихъ лирическихъ стихотворенiй Пушкинъ написалъ въ Михайловскомъ свою первую повесть "Арапъ Петра Великаго", въ которой героемъ вывелъ своего деда, негра Ганнибала. Это первое произведенiе нашего поэта, написанное прозой, резко отличалось отъ всехъ повестей того времени, благодаря своему языку: ясному, точному и безъискусственному. Качества эти и въ последующихъ произведенiяхъ Пушкина являются ихъ отличительною особенностью.
Зиму 1827--28 года поэтъ проводилъ то въ Петербурге, то въ Москве, часто переезжая съ места на место. Повидимому, тревожное настроенiе духа, порожденное впечатленiями городской жизни, не давало ему покоя. Это настроенiе звучитъ во всехъ лирическихъ стихотворенiяхъ, написанныхъ въ это время.
Даръ напрасный, даръ случайный,
Жизнь, зачемъ ты мне дана?
Иль зачемъ судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня меня враждебной властью
Изъ ничтожества воззвалъ,
Душу мне наполнилъ страстью
Цели нетъ передо мною!
Сердце пусто, праздненъ умъ,
И томитъ меня тоскою
Однозвучной жизни ш. умъ.
" Полтава", прославляющая Петра Великаго и описывающая Полтавскую битву. Этотъ государь, вообще былъ любимымъ героемъ Пушкина, который посвятилъ ему несколько лирическихъ стихотворенiй и еще одну большую поэму "Медный Всадникъ".
Въ 1829 г. поэтъ нашъ, чтобъ разсеяться, предпринялъ поездку въ Эрзерумъ, къ темъ местамъ, где въ то время происходила война Россiи съ Персiей. Памятникомъ этой поездки осталось его "Путешествiе въ Эрзерумъ".
Съ возвращенiемъ въ Петербургъ, вернулось къ Пушкину и его тревожное настроенiе, и уже съ съ этихъ норъ его начала преследовать мысль о смерти, хотя ему было всего 30 летъ. Въ одномъ изъ стихотворенiй мысль эта выражена уже вполне ясно.
"Брожу-ли я вдоль улицъ шумныхъ,
Вхожу-ли въ многолюдный храмъ,
Сижу-ль межъ юношей безумныхъ,--
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно насъ,
Мы все сойдемъ подъ вечны своды -
И чей-нибудь ужъ близокъ часъ.
Я мыслю: патрiархъ лесовъ
Переживетъ мой векъ забвенный,
Какъ пережилъ онъ векъ отцовъ.
Младенца-ль милаго ласкаю,
Тебе я место уступаю -
Мне время тлеть, тебе цвести.
День каждый, каждую годину
Привыкъ я думой провожать,
Межъ нихъ стараясь угадать.
И где мне смерть пошлетъ судьбина:
Въ бою-ли, въ странствiи, въ волнахъ?
Или соседняя долина
И хоть безчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе къ милому пределу
Мне все-бъ хотелось почивать.
Младая будетъ жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сiять."
Но предаться отчаянiю мешала Пушкину его чрезвычайно здоровая, жизненная натура, благодаря которой онъ никогда не терялъ надежды на лучшее будущее.
-----
Николаевна Гончарова. Получивъ согласiе невесты, поэтъ отправился въ Петербургъ, чтобъ принять отъ отца, но случаю предстоящей свадьбы, въ наследство село Болдино въ Нижегородской губернiи, а оттуда поехалъ принять именiе на месте.
Въ Болдине онъ провелъ три месяца и втеченiе ихъ много работалъ. Здесь былъ оконченъ "Евгенiй Онегинъ" и написаны пять "Повестей Белкина", "Каменный гость", Скупой рыцарь", "Моцартъ и Сальери"
Въ декабре Пушкинъ вернулся въ Москву и занялся приготовленiями къ свадьбе. Предстоящая радость омрачилась для него полученнымъ въ январе 1831 года печальнымъ известiемъ о смерти его лучшаго друга Дельвига.
Въ феврале свадьба эта состоялась, и молодые остались до весны жить въ Москве.
IX.
Последнiе годы жизни Пушкина. - Семейное положенiе. - Служба. - Научная и литературная работа. - Поездка въ Казань и Оренбургъ. - Болдино. - Смерть матери. - Тяжелое душевное состоянiе и мрачныя предчувствiя.
Весной 1831 года Пушкины переехали изъ Москвы въ Петербургъ. Лето они провели на даче въ Царскомъ Селе, а съ осени поселились въ городе. Поэтъ сразу же былъ озабоченъ прiисканiемъ средствъ необходимыхъ въ его новомъ семейномъ положенiи. Жена его, Наталiя Николаевна, получила светское воспитанiе и была прiучена къ шумной, открытой жизни, требовавшей большихъ расходовъ. Пушкину не хотелось подвергать ее никакимъ лишенiямъ; а потому - было о чемъ подумать. Жить литературнымъ заработкомъ въ то время было трудно, по цензурнымъ условiямъ. Все написанное поэтомъ попадало въ печать съ большими промедленiями; напримеръ, драма "Борисъ Годуновъ" появилась только въ 1831 году - шесть летъ спустя после того,какъ была написана! Государь, въ знакъ своего вниманiя къ поэту, распорядился зачислить его на службу въ министерство иностранныхъ делъ съ жалованiемъ по 5 тысячъ рублей въ годъ. Сверхъ того ему было дозволено посещать для научныхъ занятiй государственные архивы. Воспользовавшись разрешенiемъ, Пушкинъ задумалъ написать исторiю Петра Великаго и сталъ изучать историческiе документы, относящiеся къ этому времени,
Работая въ Петербургскомъ архиве, Пушкинъ случайно нашелъ интересныя бумаги по исторiи Пугачевскаго бунта, происшедшаго въ царствованiе Екатерины II. Событiе это такъ заинтересовало его, что онъ решилъ написать о немъ научное сочиненiе, а также взять его содержанiемъ для художественнаго произведенiя. Въ голове его быстро сложился планъ будущей повести: "Капитанская дочка". Все более и более увлекаясь своею мыслью, онъ весною 1833 года попросилъ у своего начальства отпускъ и отправился въ восточныя губернiи (Казань и Оренбургъ), чтобъ побывать въ техъ местахъ, где господствовалъ Пугачевъ. Прямо оттуда онъ отправился къ себе въ Болдино пописать въ деревенскомъ уединенiи. Здесь была написана вчерне "Капитанская дочка" и закончено вполне одно изъ самыхъ замечательныхъ произведенiй нашего поэта - "Медный всадникъ". Поэма эта, какъ мы уже упоминали, посвящена прославленiю памяти Петра Великаго, а содержанiе - одно изъ Петербургскихъ наводненiй. "Медный всадникъ" появился въ печати уже после смерти Пушкина и вызвалъ въ его читателяхъ единодушное восхищенiе. Только тогда они поняли, что поэтъ умеръ далеко не. успевъ свершить всего, что онъ могъ - въ расцвете своихъ творческихъ силъ и таланта.
Однимъ изъ самыхъ красивыхъ местъ въ этой поэме является описанiе Петербурга.
Прошло сто летъ - и юный градъ,
Полночныхъ странъ краса и диво,
Вознесся пышно, горделиво.
Где прежде финскiй рыболовъ,
Печальный пасынокъ природы,
Одинъ у низкихъ береговъ
Свой ветхiй неводъ, ныне тамъ,
По оживленнымъ берегамъ
Громады стройныя теснятся
Дворцовъ и башенъ; корабли
Къ богатымъ пристанямъ стремятся;
Въ гранитъ оделася Нева,
Мосты повисли надъ водами;
Темнозелеными садами
И передъ младшею столицей
Главой склонилася Москва,
Какъ передъ новою царицей
Порфироносная вдова.
"Меднаго всадника" и "Капитанской дочки" въ Болдине были написаны еще: "Дубровскiй" и "Русалка", а также оконченъ научный трудъ "Исторiя Пугачевскаго бунта". По прiезде въ Петербургъ Пушкинъ представилъ его на судъ Государя и получилъ за него денежную награду и придворное званiе камеръ-юнкера, Званiе это считалось почетнымъ, но оно обыкновенно давалось совсемъ молодымъ людямъ. Пушкину было тяжело исполнять обязанности, связанныя съ этимъ званiемъ: сопровождать. Государя на парадахъ рядомъ съ безбородыми юношами, стоять на вытяжку въ церкви и пр. При томъ же новое званiе, приблизивъ его ко двору, потребовало для жизни еще большихъ расходовъ. Такъ запутывались обстоятельства Пушкина. По призванiю онъ былъ не чиновникъ и не придворный человекъ, а поэтъ, для котораго нужнее всего были полная свобода и независимость. А этимъ какъ разъ онъ и не обладалъ. Сколько разъ во время придворныхъ баловъ ему приходила въ голову мысль о безвыходности его положенiя, о возможной гибели его таланта; и онъ начиналъ мечтать объ отставке, представляя себе уединенную жизнь съ семьей въ деревне и излюбленныя занятiя поэзiей. Онъ даже обращался къ своему начальству съ просьбой объ отставке, но получилъ въ ответъ отказъ и упрекъ въ черной неблагодарности Государю. Пришлось остаться...
Осенью 1835 года Пушкинъ ездилъ въ Михайловское и въ последнiй разъ прожилъ въ немъ некоторое время. Здесь онъ написалъ свое трогательное стихотворенiе, обращенное къ любимому селу. Въ немъ мы опять встречаемся съ грустнымъ настроенiемъ поэта и съ предчувствiемъ о близкой смерти.
....... Вновь я посетилъ
Тотъ уголокъ земли, где я провелъ
Отшельникомъ два года незаметныхъ.
Переменилось въ жизни для меня,
И самъ, покорный общему закону,
Переменился я; но здесь опять
Минувшее меня объемлетъ живо -
Я въ этихъ рощахъ.
Вотъ смиренный домикъ,
Где жилъ я съ бедной нянею моей.
Уже старушки нетъ, ужъ за стеною
Ни утреннихъ ея дозоровъ,
А вечеромъ при завываньи бури,
Ея разсказовъ, мною затверженныхъ
Отъ малыхъ летъ, но никогда не скучныхъ...
Я сиживалъ недвижимъ и гляделъ
На озеро, воспоминая съ грустью
Иные берега, иныя волны...
Межъ нивъ златыхъ и пажитей зеленыхъ
Черезъ его неведомыя воды
Плыветъ рыбакъ и тянетъ за собой
Убогiй неводъ. По брегамъ отлогимъ
Разсеяны деревни; тамъ за ними
Волоча при ветре...
На границе
Владенiй дедовскихъ, на месте томъ,
Где въ гору подымается дорога,
Стоятъ; одна по-одаль, две другiя
Другъ къ дружке близко. Здесь, когда ихъ мимо
Я проезжалъ верхомъ при свете лунной ночи,
Знакомымъ шумомъ шорохъ ихъ вершинъ
Теперь поехалъ я, и предъ собою
Увиделъ ихъ опять; оне все те-же,
Все тотъ-же ихъ знакомый слуху шорохъ,
Но около корней ихъ устарелыхъ,
Теперь младая роща разрослась;
Зеленою семьей кусты теснятся
Подъ сенью ихъ, какъ дети. А вдали
Стоитъ одинъ угрюмый ихъ товарищъ,
По прежнему все пусто.
Здравствуй племя
Младое, незнакомое! Не я
Увижу твой могучiй позднiй возрастъ,
И старую главу ихъ заслонишь
Отъ глазъ прохожаго. Но пусть мой внукъ
Услышитъ вновь приветный шумъ, когда,
Съ прiятельской беседы возвращаясь,
Пройдетъ онъ мимо васъ во мраке ночи
И обо мне вспомянетъ...
Поэтъ еще разъ прiезжалъ въ Михайловское, чтобъ похоронить свою мать, которая скончалась въ начале 1836 года, но уже не жилъ въ немъ больше. Похоронивъ мать въ Святогорскомъ монастыре (въ 4 верстахъ отъ Михайловскаго), онъ тогда же купилъ место и для себя, рядомъ съ ея могилой. Повидимому, мысль о смерти не покидала его въ последнiе годы. На обычномъ празднике лицеистовъ, 19-го октября 1836 года, онъ былъ такъ разстроенъ, что не могъ прочесть товарищамъ своего стихотворенiя, написаннаго по этбму случаю. Онъ было началъ его, но после перваго же стиха:
"Была пора: нашъ праздникъ молодой
"
онъ почувствовалъ, что не въ силахъ продолжать. Слезы подступили у него къ горлу, и онъ грустно отошелъ въ уголъ комнаты. Стихи докончилъ его товарищъ...
Но не смотря на тяжелое душевное состоянiе Пушкинъ продолжалъ много работать. Въ теченiе этихъ последнихъ летъ жизни имъ написаны были "Пиковая дама", "Кирджали", "Египетскiя ночи" и другiя произведенiя. Кроме того съ 1836 г. онъ началъ издавать журналъ "Современникъ", который былъ первымъ серьезнымъ русскимъ журналомъ.
Неожиданная трагическая смерть прервала его неутомимую поэтическую деятельность, отнявъ у русской литературы великаго поэта въ полномъ расцвете силъ и таланта.
X.
Дуэль и последнiя минуты Пушкина. - Отношенiе къ его смерти современниковъ.
смыть его кровью, т. е. драться со своимъ оскорбителемъ: или самому его ранить или быть имъ раненымъ. Въ дни Пушкина избежать дуэли было очень трудно, потому что тогда дрались изъ за каждаго пустяка. У Пушкина было много всякихъ враговъ и завистниковъ, и ему нередко приходилось иметь дело съ клеветой, сплетнями и оскорбленiями. Будучи действительно благородной натурой, онъ глубоко возмущался чужою подлостью. Въ последнiе же годы, вследствiе своей постоянной душевной тревоги, онъ былъ особенно склоненъ болезненно ощущать и волноваться изъ за малейшей обиды. Въ январе 1837 г. онъ поссорился съ французскимъ подданнымъ, проживавшимъ въ Петербурге, Дантесомъ, и вызвалъ его на дуэль. Друзья поэта старались предовратить дуэль, но она все-таки состоялась 27 января, около 6 часовъ пополудни.
Пушкинъ былъ тяжело раненъ въ животъ и отвезенъ домой своимъ лицейскимъ товарищемъ Данзасомъ, присутствовавшимъ во время дуэли. По дороге поэтъ несколько разъ впадалъ въ безпамятство отъ сильной потери крови неострой боли въ ране. Но свойственная ему бодрость духа не покидала его. Приходя въ себя, онъ не думалъ о грозящей ему опасности, а заботился о жене и просилъ товарища предупредить ее какъ можно осторожнее. Когда его внесли въ домъ, она, узнавши о случившемся, бросилась къ кабинету. Но Пушкинъ громко закричалъ ей оттуда: "Не входи! У меня постороннiе". - Онъ боялся испугать жену своимъ видомъ и позволилъ ей войти только тогда, когда его раздели и уложили въ постель.
Вскоре прiехали доктора. Оставшись наедине съ однимъ изъ нихъ, больной попросилъ откровенно сказать ему, каково его положенiе. Докторъ признался, что оно почти безнадежно. Пушкинъ грустно поблагодарилъ его, полежалъ немного молча, затемъ обратилъ глаза на библiотеку, и, обведя взоромъ свои любимыя книги, промолвилъ: "Прощайте, прощайте!" Постепенно стали съезжаться друзья Пушкиныхъ. Кто то изъ нихъ обратился было къ больному поэту со словами ободренiя, но тотъ прервалъ его, махнувъ рукою. Казалось, онъ ни въ чемъ уже не нуждался Единственной его заботой была жена. - "Не давайте излишнихъ надеждъ жене, но скрывайте отъ нея, въ чемъ дело!" - умолялъ онъ всехъ, кто подходилъ къ его постели. Онъ силился удержаться отъ стоновъ въ ея присутствiи, чтобы не причинять ей страданiя.
Ночью больной исповедывался и причастился, говоря, что хочетъ умереть христiаниномъ. На вопросъ Данзаса, не поручитъ ли онъ ему чего нибудь на счетъ его противника, онъ ответилъ: "Требую, чтобъ ты не мстилъ за мою смерь, прощаю ему..."
Къ утру страданiя Пушкина сделались невыносимыми; все старанiя докторовъ облегчить ему ихъ остались тщетными: муки его продолжались более двухъ часовъ. Почувствовавъ облегченiе, онъ тотчасъ пожелалъ видеть жену, потомъ детей.
Последнiя минуты въ жизни человека - великiя минуты: въ нихъ сказывается весь не терялъ бодрости и не переставалъ заботиться о другихъ больше, чемъ о себе.
-- Пойди, скажи жене, что все слава Богу легко, а то ей тамъ, пожалуй, наговорятъ... - просилъ онъ прiятеля.
-- Кто у жены моей?-- съ тревогой спрашивалъ онъ у другого.
-- Много добрыхъ людей принимаютъ въ тебе участiе, зала и передняя полны съ утра до ночи.
Весть о томъ, что Пушкинъ, раненый на дуэли, умираетъ, разнеслась очень быстро по городу, и все двинулись къ нему на квартиру. Словно какая то неведомая сила подталкивала каждаго пойти туда и узнать все, услышать собственными ушами. Извощиковъ нанимали, говоря: "вези къ Пушкину", и они везли прямо туда. Въ передней Пушкина толпились самые разнообразные люди: и богатые, и бедные, и знатные, и простые, но въ выраженiи лицъ ихъ было что то общее, сближающее ихъ... Все эти люди были полны одними чувствами - горемъ и ужасомъ къ тому неслыханному и невероятному, что произошло... У многихъ изъ глазъ лились неудержимыя слезы.
въ жизни. - Онъ поминутно спрашивалъ, кто у него, кто пришелъ, и благодарилъ всехъ растроганнымъ голосомъ.
Онъ все время былъ въ полномъ сознанiи и потому успелъ распорядиться делами, продиктовалъ одному изъ товарищей свои долги и со всеми простился. Придворный врачъ привезъ ему собственноручную записку Государя съ утешенiемъ и обещанiемъ позаботиться объ его жене и детяхъ.
Еще целыя сутки продолжались страданiя нашего поэта, но онъ переносилъ ихъ съ геройскимъ мужествомъ, поражавшимъ докторовъ. Передъ самой смертью, онъ захотелъ, чтобы жена покормила его морошкой. Покормивъ его, она стала на колени и прижалась лицомъ къ его лицу. Онъ погладилъ ее по голове и успокоительно сказалъ: - Ну, ну, ничего... Слава Богу, все хорошо! Пойди... Вскоре после того онъ скончался.
Это было 29 января 1837 года въ 3 3/4 часа по полудни. Пушкинъ умеръ 37 летъ 8 месяцевъ и 3 дней отъ роду.
народомъ. Более 10 тысячъ человекъ перебывало у тела Пушкина. Въ русскомъ обществе, особенно среди молодежи, къ чувству глубокой скорби примешалось еще горячее негодованiе противъ чужеземца, осмелившагося поднять руку на великаго русскаго поэта. Настроенiе это ярко выразилось въ известномъ стихотворенiи Лермонтова: "На смерть Пушкина".
Погибъ поэтъ, невольникъ чести,
Палъ, оклеветанной молвой,
Съ свинцомъ въ груди и съ жаждой мести,
Поникнувъ гордой головой.
Позора мелочныхъ обидъ;
Возсталъ онъ противъ мненiй света
Одинъ, какъ прежде - и убитъ!
Убитъ! Къ чему теперь рыданья,
И жалкiй лепетъ оправданья -
Судьбы свершился приговоръ!
Не вы-ль сперва такъ долго гнали
Его свободный, чудный даръ
Чуть затаившiйся пожаръ...
Что-жъ? Веселитесь!.. Онъ мученiй
Последнихъ перенесть не могъ.
Угасъ, какъ светочъ, дивный генiй,
Его убiйца хладнокровно
Навелъ ударъ - спасенья нетъ:
Пустое сердце бьется ровно,
Въ руке не дрогнетъ пистолетъ.
Подобно сотнямъ беглецовъ,
На ловлю счастья и чиновъ
Заброшенъ къ намъ по воле рока,
Смеясь онъ дерзко презиралъ
Не могъ щадить онъ нашей славы,
Не могъ понять въ сей мигъ кровавый
На что онъ руку подымалъ!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Александръ Сергеевичъ Пушкинъ" и небольшой лавровый венокъ.
Рано скончался нашъ великiй поэтъ, далеко не успевъ свершить всего, что могъ. Но будемъ ему признательны за то, что онъ успелъ сделать. Этого вполне достаточно, чтобъ обезсмертить его имя. Къ памятнику его не только "не заростетъ народная тропа", но она будетъ делаться съ каждымъ годомъ все шире... Пожелаемъ же, въ память великаго народнаго поэта, чтобъ на его родине не было ни одного человека, не знающаго его имени и не читавшаго его безсмертныхъ произведенiй.
"Юный Читатель", No 17, 1899
Примечания
1) Такъ называлась пьеса.
2
3) Гостепрiимство - отличительная черта воинственныхъ черкесовъ.