Томашевский Б.: Пушкин. Книга первая
Глава II. Петербург.
14. Занятия в "Зеленой лампе". Стихи

14

Дошедшая до нас часть бумаг «Зеленой лампы» дает некоторое, хотя и неполное, представление о занятиях общества. Сохранившиеся документы являются лишь небольшой частью первоначального архива общества. Дошло до нас около 40 произведений, читанных на заседаниях общества. Можно предполагать, что стихи, напечатанные в сборнике Я. Толстого «Мое праздное время» (СПб., 1821, цензурное разрешение 30 апреля), все читались в «Зеленой лампе»: об этом свидетельствует эмблема общества на титуле книги. В таком случае мы имеем еще 17 произведений. Между тем на 22 заседаниях было прочитано более ста сочинений членов общества. Следовательно, до нас не дошла по крайней мере половина всего материала. Можно предполагать, что самое «опасное» в политическом отношении до нас не дошло.

На большей части документов имеются номера. Номера эти повторяются. По-видимому, нумерация говорит о порядке, в каком читались эти произведения на каждом заседании. Так, № 1 имеется на 8 документах, № 2 — на 9, № 3 — на 5, № 4 — на 6, № 5 — на 2, № 6 — на одном. Отсюда можно заключить, что перед нами остатки документов, относящихся не более чем к девяти заседаниям или около того.

Номера эти поставлены то чернилами, то карандашом, иногда справа, иногда слева. Кроме того, документы носят следы сшивки. Всё это позволяет сгруппировать документы и отсюда получить представление о некоторых заседаниях общества. Так, на третьем заседании общества 17 апреля 1819 г. (на этом заседании наверное присутствовал Пушкин) читались следующие произведения:

1) Стихотворения Дельвига «Фанни» и «К мальчику».

2) Статья Улыбышева «Conversation entre Bonaparte et un voyageur anglais».

3) Басня Жадовского «Орел и улитка».

4) Стихи Д. Долгорукова «Романс» и «Размышления при смерти г-на Б—ва».

5) Стихотворение Я. Толстого «Завещание».

Вот примеры других заседаний, не поддающихся датировке.

Одно заседание:

1) — (неизвестно),

2) Я. Толстой «Послание к А. С. Пушкину»,

3) Н. Всеволожский «Жизнь Рогнеды»,

4) Неизвестный «К ветерану***».

Другое заседание:

1) Н. Всеволожский «Жизнь великого князя Владимира»,

2) Д. Барков «Жизнь актера Волкова»,

3) Д. Барков «Приговор букве Ъ».

На одном заседании читались «Быль» Баркова под № 1 и басня «Таракан-ритор» неизвестного под № 2; на 13-м заседании читались жизнеописание Святослава Н. Всеволожского и «Un rêve» Улыбышева.

Уже из этих обрывочных сведений об отдельных заседаниях видно, что читавшийся здесь материал можно поделить на четыре группы: стихи, статьи театральные, исторические, публицистические.¹⁰⁷

Именно в качестве поэта выступал Пушкин на заседаниях «Зеленой лампы». Сейчас трудно определить, какие стихи его там читались, но среди бумаг «Зеленой лампы» сохранилось его послание к Н. Всеволожскому, 27 ноября 1819 г. (на нем сохранился и порядковый номер — третий). Был в бумагах «Зеленой лампы» и другой автограф Пушкина: «Мне бой знаком — люблю я звук мечей», но ныне он утрачен.¹⁰⁸ Это стихотворение читалось на заседании 15 или 16 апреля 1820 г. Оно характерно для настроений «Зеленой лампы»:

Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жен лобзаний не достоин.

Самая военная тема этих стихов едва ли не вызвана происходившей тогда в Испании революцией.

Стихотворения, читавшиеся на заседаниях «Зеленой лампы», весьма разнообразны по содержанию и далеко не всегда касаются политических тем. Правда, Михайловский-Данилевский со слов А. Родзянки сообщает, что на каждом заседании общества читались стихи против государя и против правительства. С другой стороны, и Я. Толстой в своем письме 1826 г. говорит, что в «Зеленой лампе» читались «некоторые республиканские стихи и другие отрывки». Но это были не единственные темы читавшихся здесь стихов. Не открывая участникам задач общества, руководители, члены Союза Благоденствия, предоставляли участникам возможность писать стихи на любые темы, осторожно направляя участников на путь свободомыслия, на путь вольнолюбивой лирики.

В этом отношении характерно стихотворение Ф. Глинки «Шарада».¹⁰⁹ После прочтения в обществе оно было напечатано в «Соревнователе» (1820, № 1). Чтение «Шарады» можно отнести к концу года, ко второй половине октября (в предыдущем номере «Соревнователя» есть материал, датированный 13 октября). Ф. Глинка сознательно облек свою мысль в форму шарады, сбивающую внимание цензора. Под такой формой обыкновенно печатались невинные упражнения в стихах, весь смысл которых в загадочно-аллегорическом описании слова, служащего разгадкой, и его составных частей. В таком же духе писались логогрифы и тому подобные стихотворные забавы. Здесь разгадкой является слово «престол», которое и определяется в следующих стихах:

Что ж целое мое? — всегда жилище власти,
И благо, где на нем, смирив кичливы страсти,
Спокойно восседит незыблемый закон:
Тогда ни звук оков, ни угнетенных стон
Не возмущают дух в странах, ему подвластных;
Полны счастливых сел и городов прекрасных,
Любуются они красой своих полей.
И солнце, кажется, сияет им светлей...
Но горе, где, поправ священные законы,

Воссядет равный им с страстьми, а не закон,
Там вмиг преобратит строптивой властью он
В ничто — обилья блеск, луга и нивы — в степи,
И детям от отцов наследье — грусть и цепи,
И землю окропят потоки горьких слез,
И взыдет стон людей до выспренних небес!

Идея сочетания вольности и закона, истолкование страстей как источника общественного зла роднит данное стихотворение с «Вольностью» Пушкина. С другой стороны, картины процветания страны, где царствует закон и вольность, и в противоположность тому — запустения под властью тирана напоминают строфы оды Радищева. Стихотворение Ф. Глинки типично пропагандистское, под невинной оболочкой скрывающее смелую мысль.

«Шарада» Глинки наиболее насыщена политической мыслью из всех дошедших до нас стихотворений, читанных на заседаниях «Зеленой лампы». Впрочем, и в других стихах можно заметить либеральные тенденции, не очень сильно выраженные. Такова басня «Орел и улитка» Жадовского,¹¹⁰ написанная на распространенный басенный сюжет о том, как ползком добираются до самых вершин. По-видимому, ему же принадлежит и басня «Таракан-ритор»,¹¹¹ в которой изобличаются льстецы и поэты, продающиеся тиранам.

Можно предполагать, что наиболее резкие в политическом отношении стихотворения были изъяты из архива «Зеленой лампы» из предосторожности.

Анализ дошедших стихотворений позволяет сделать некоторые предположительные суждения о характере обсуждения стихов на заседаниях «Зеленой лампы». Некоторые рукописи, переписанные набело, носят на себе следы правки, производившейся, по-видимому, под влиянием замечаний, сделанных на заседаниях общества. Некоторые из этих поправок любопытны. Так, например, в стихотворении Я. Толстого «Задача»¹¹² одно четверостишие первоначально читалось:

Люблю копить я миллионы,
Люблю и в карты поиграть,
Люблю в мечтах носить короны,
Люблю величье презирать!

Последний стих здесь же подвергся переделке, в результате чего конец принял следующий вид:

Люблю их игом называть!

Эта переделка сразу придала стихам политический характер.

Другой случай поправки, вызванный, очевидно, замечаниями при обсуждении стихов, относится к стихотворению неизвестного под названием «К ветерану***».¹¹³ В стихотворении было описание вступления русских войск в Париж, и в нем первоначально читалось:

Я зрел народы свобожденны,
Врагов, низринутых во прах;
Знамена россов водруженны
На гордых Сенских берегах;
Я зрел монарха в облистаньях
И лики благодарных душ
В отрадных плесках, излияньях;
Я видел, как великий муж
Строптивых кротостью смиряет,
С веселым духом я глядел!
Но дряхлость мысли прохлаждает;
Всему на свете есть предел.

и т. д.

Стихи, набранные курсивом, в которых воспевался Александр I, по-видимому, не нашли одобрения у слушателей, здесь же были зачеркнуты и заменены двумя другими:

Как слава трудность награждает,
Мой дух веселием кипел!

«Воспоминаниях в Царском Селе», где описывается то же самое вступление войск в Париж, точно так же уничтожил те строки, в которых говорилось об Александре I.

«Зеленой лампы», кроме подлинных (Пушкин, Дельвиг и Гнедич), принадлежали такие любители стихотворства, как Д. Долгоруков (сын известного поэта Долгорукова, брат того Долгорукова, который в 1822 г. служил в Кишиневе и оставил дневник, с обильными упоминаниями Пушкина). Долгорукову принадлежат стихи в меланхолическом вкусе, довольно слабые по замыслу и выполнению. Это — «Размышление при смерти г-на Б—ва»,¹¹⁴ начинающееся стихами:

Друзья! скорей, скорей вещайте!
Что слышу?...смерти приговор. —

Я вижу, меркнет пылкий взор...

Другое его стихотворение — «Романс».¹¹⁵

Не тужи, мой ангел милый, —
Век не долог для меня:

Где с тобой увижусь я...

К числу таких же поэтов-любителей принадлежал и А. Токарев, от которого дошли в бумагах «Зеленой лампы» «Сонет на тленность земных вещей»¹¹⁶ (перевод известного сонета Скаррона) и стихи о табаке: ¹¹⁷

Тебе хвала и честь и ревностно куренье,

О сладкий аромат, о благовонный злак,
От скуки верный щит, возлюбленный табак!..

Но присяжным поэтом «Зеленой лампы» был Яков Толстой. Стихи, прочитанные в «Зеленой лампе», он объединил в книжке «Мое праздное время», изданной в 1821 г. Стихи его также следует отнести к разряду любительских, несмотря на его любовь к звучной рифме. В некоторых стихотворениях Толстого имеются прямые указания на связь их с «Зеленой лампой» (в печати эти места изменены). Так, в стихотворении «Завещание»¹¹⁸ читаем:

Никита Стукодей!
Твоей обширной чаше
Поклон в последний раз...

В другом стихотворении, где описывается болезнь поэта и близкое его выздоровление,¹¹⁹

И снова цвет багряный щеки
Покроет бледные мои,
Польются винные потоки,
В стаканах зашипит Аи!

При виде здравья улетят?
Тогда лучи Зеленой лампы
Мой взор унылый озарят.

Живым поэзии огнем,
Златые лиры заиграют
Тогда в присутствии моем.

Имеется и послание Пушкину,¹²⁰ «Зеленой лампы». Тема послания — просьба написать обещанное послание:

Свои рассудки начиня
И дымом окурясь султанским,
Едва дошли мы до коня,

Качаясь ехали в тени;
И гасли медленно в окошках
Чуть-чуть мелькавшие огни,
И слышен был подобно грому

По своду темно голубому
Прозрачны плыли облака,
Зыбясь, в Фонтанке отражались
Столбом серебряным луна;

Густая тень, как пелена.
И Веспер теплился порою,
Двояся трепетно в струях;
В то время мчались мы с тобою

Ты вспомни, как, тебя терзая,

Как сонным голосом, зевая,
На просьбу мне ты молвил: да!

Неделя с вечера того:
Я слышу, пишешь ты ко многим;
Ко мне ж покамест ничего...

По-видимому, ответом на это послание явились «Стансы к Толстому».

¹⁰⁷ Значительная часть этих материалов опубликована Б. Л. Модзалевским в сборнике «Декабристы и их время», т. I, стр. 11—61. Сюда совершенно не включены статьи исторического содержания, кроме библиографического списка С. Трубецкого. Во вступительной статье подведены итоги сведениям, добытым предшествующими исследователями. Все документы архива «Зеленой лампы» цитируются мною по подлинникам, хранящимся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (ф. 244, оп. 36). В дальнейшем указываются только фонд, опись, номер.

¹⁰⁸ Автограф был в руках Ефремова, который писал о нем: «... мы получили это стихотворение, накиданное рукою Пушкина на четвертке синей бумаги с водяным знаком „1819 г.“. На обороте чьею-то рукой набросан „Недельный репертуар“ на две недели. Имея у себя часть бумаг „общества зеленой лампы“, где постоянно велись довольно подробные еженедельные отчеты о театре, мы тотчас заметили, что этот листок взят тоже из бумаг общества, соображение с которыми прямо указало, что „недельный репертуар“ относится ко времени 5—17 апреля 1820 года, что подтвердилось и „Летописью русского театра“ Арапова (СПб., 1861, стр. 294), где указаны два апрельских спектакля 1820 г. — 12-го в бенефис Лебедевой „Ромео и Юлия“ и „Каролина“ и 15-го: „Елизавета, королева английская», а в репертуаре листа означено: „Понед. бен. Леб. Ромео и Юлия и Каролина... Четв. Вавилонские (?) или Елизавета“. По календарю 12 и 15 апреля в 1820 г. именно приходилось в понедельник и четверг, не говоря уже о тождестве указанных пьес и бенефиса Лебедевой» (Сочинения А. С. Пушкина, под ред. П. А. Ефремова, т. 1, СПб., 1880, стр. 540). Репертуар Баркова, описанный Ефремовым, мог кончаться либо на спектакле 15 апреля, либо на спектакле 16-го, так как в субботу 17-го спектакля не было. Следовательно, репертуар читался в «Зеленой лампе» в один из этих двух дней. 15 апреля, кроме «Елизаветы», шла еще драма «Редкая честность».

¹⁰⁹  12.

¹¹⁰ Ф. 244, оп. 36, № 10. По почерку это стихотворение было приписано Б. Л. Модзалевским Н. Всеволожскому. Однако на рукописи чем-то острым нацарапано: «Члена Жадовского».

¹¹¹ Ф. 244, оп. 36, № 28. Тоже по почерку Л. Б. Модзалевский приписал басню Я. Толстому. Но все свои стихи, читанные в «Зеленой лампе», Толстой включил в сборник «Мое праздное время». Там этой басни нет, как вообще нет басен. По невысокому стихотворному уровню эта басня близка к басне «Орел и улитка». Может быть, какой-нибудь дефект почерка заставлял Жадовского обращаться к товарищам для переписки его стихов.

¹¹² Ф. 244, оп. 36, № 3.

¹¹³ Там же, № 37.

¹¹⁴  13.

¹¹⁵ Ф. 244, оп. 36, № 16.

¹¹⁶ Там же, № 39.

¹¹⁷  20.

¹¹⁸ Там же, № 15.

¹¹⁹  23.

¹²⁰ Ф. 244, оп. 36, № 34.