24
Греческое восстание вызвало слухи о готовящейся войне России против Турции. Пушкин, всецело сочувствуя делу освобождения Греции, мечтал об участии в войне. Отражением этого настроения явилось стихотворение «Война».
Элегический характер стихотворения явствует из последних его строк:
...Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела...
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?..
Элегия начинается воинственными призывами романтического характера:
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей!
Все эти атрибуты войны являются «предметами гордых песнопений», и несмотря на романтическую их характеристику обнаруживается иное отношение к ним самого поэта:
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Эпитеты «слепая», «свирепый» свидетельствуют об ином, отрицательном отношении Пушкина к этим «предметам гордых песнопений». И такое отношение подготовлено всем ходом его политических размышлений.
Еще в «Вольности» Пушкин говорил о страсти славы:
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — рабства грозный гений
И славы роковая страсть.
Сквозь весь XVIII в. звучал голос протеста против политики завоеваний. Радищев говорил об «убийстве, войною называемом». В своей «Вольности» он связал тиранию со страстью славы:
В кровавых борешься долинах,
Дабы, упившися, в Афинах:
Герой! — зевав, могли сказать.
Именно страсти — источник братоубийственных войн:
Но страсти, изощряя злобу,
Враждебный пламенник стрясут;
Кинжал вонзить себе в утробу
Народы пагубно влекут;
Отца на сына воздвигают,
Союзы брачны раздирают,
В сердца граждан лиют боязнь;
Рождается несытна власти
Алчба, зиждущая напасти,
Что обществу устроит казнь.
Пример Наполеона с его идеей всемирной монархии подкреплял эти идеи в годы создания «Вольности». Но и в новой обстановке Пушкин остался верен убеждениям, укрепившимся с ранних лет. Об этом свидетельствуют споры, которые велись в доме М. Орлова в Кишиневе. Вероятно, среди офицеров, посещавших Орлова, имелись и такие профессионалы военного дела, которые защищали идею войны в любых обстоятельствах, прикрываясь громкими словами «слава» и «геройство».
Стихотворение «Война» датировано в автографе 29 ноября 1821 г., а 23 ноября Екатерина Орлова писала брату Александру Раевскому: «Мы очень часто видим Пушкина, который приходит спорить с мужем о всевозможных предметах. Его теперешний конек — . Он убежден, что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный и всеобщий мир и что тогда не будет проливаться иной крови, как только кровь людей с сильными характерами и страстями, с предприимчивым духом, которых мы теперь называем великими людьми, а тогда будут считать лишь нарушителями общественного спокойствия».195 Е. Н. Орлова довольно точно передала содержание споров. Сохранился листок, на котором Пушкин записал те мысли, которые он развивал в доме Орлова.196
Аббат Сен-Пьер был известен тем, что в 1718 г. он был исключен из Французской академии: в одном из своих сочинений он заявил, что Людовик XIV не имеет права именоваться великим, так как его деятельность не была направлена к благу человечества. Сен-Пьер был автором нескольких политических проектов, из которых наибольшей известностью пользовался проект вечного мира (1713). В XIX в. самая идея вечного мира многими рассматривалась как наивная утопия. Так, Ансильон в «Картине переворотов политической системы Европы» (1803, переиздано в 1822 г.) называл проекты вечного мира не заслуживающими внимания: «... войны возникают из существа естественного состояния, в котором находятся правительства по отношению друг к другу». Ж. -Б. Сей в «Трактате политической экономии» (1803, переиздан в 1814 г.) видел в войнах причину прогресса и торжество цивилизации.197 Правда, и в XIX в. раздавались голоса в пользу установления мира. Так, первый директор Лицея В. Малиновский был автором одного из проектов вечного мира. Однако голоса защитников мира заглушались всеобщим признанием необходимости войн. Особенно громко воспевались войны в лагере реакции. Жозеф де Местр провозгласил божественное происхождение войн.
Аббат Сен-Пьер предлагал учредить общеевропейский союз государей с тем, чтобы совет этого союза являлся международным трибуналом и располагал силой, способной заставить выполнять решения. Считая свое предложение легко осуществимым, Сен-Пьер старался заинтересовать самих государей. Задачей этого союза должно было быть не только сохранение европейских границ согласно условиям Утрехтского мира, но и обеспечение устойчивости престолов против внутренних восстаний. Выгоды королей стоят в его проекте на первом месте. Так, половину экономии от уничтожения постоянных армий он предлагал обратить в королевские доходы. Среди преимуществ нового порядка вещей Сен-Пьер указывал на обеспеченность прав царствующих династий от внешних и внутренних врагов. Надежда на королей и составляла главную слабость проекта Сен-Пьера. Современники Пушкина хорошо убедились в этом, наблюдая деятельность союза королей — Священного союза, постоянно вмешивавшегося на стороне абсолютных монархов в гражданские войны в Европе и тем умножавшего бедствия от войны.
«Сокращенное изложение проекта вечного мира» (1728), которое, впрочем, страдало теми же недостатками. В 1760 г. Ж. -Ж. Руссо написал краткое изложение идей Сен-Пьера. К этому изложению, достаточно неточному, Руссо присоединил свое «Суждение о проекте вечного мира аббата Сен-Пьера». Именно с этим суждением и был знаком Пушкин и его он цитирует в своей записи. Руссо видел то, чего не понимал Сен-Пьер: уничтожение войн произойдет не по воле монархов, а по воле народов, поэтому первая предпосылка для осуществления подобного проекта — революция. Но Ж. -Ж. Руссо, несмотря на весь радикализм своих убеждений, не верил в возможность революции, и мало того — он боялся революционных потрясений. Он считал, что бедствия революции превышают бедствия, причиняемые войнами, и высказал это в своем «Суждении». Пушкин обратил внимание именно на это слабое место рассуждении Руссо. В своем изложении проекта Сен-Пьера Руссо настаивал на устойчивости европейского порядка: «Всякий крупный переворот отныне невозможен»; но действительность опровергла близорукое утверждение Руссо. Пушкин цитировал следующие слова Руссо: «... будем восхищаться этим прекрасным планом, но утешимся, видя его неосуществленным, ибо это возможно сделать только средствами насильственными и страшными для человечества». На это Пушкин отвечал: «Ясно, что эти ужасные средства, о которых он говорил — революции. Но вот они настали». На революционную обстановку этих лет Пушкин и возлагал все надежды. В начале 20-х годов он был убежденным сторонником революционного разрешения политических вопросов. Свое мнение о «вечном мире» он изложил в трех тезисах, которые в русском переводе звучат так:
«1. Не может быть, чтобы людям со временем не стала ясна смешная жестокость войны, так же как им стало ясно рабство, королевская власть и т. п. Они убедятся, что наше предназначение — есть, пить и быть свободными.
«2. Так как конституции (крупный шаг вперед человеческой мысли, и он не останется единственным) влекут необходимо сокращение войск, ибо принцип вооруженной силы прямо противоположен всякой конституционной идее, — возможно, что менее чем через сто лет не будет уже постоянной армии.
«3. Что касается великих страстей и великих воинских талантов, для этого останется гильотина, ибо общество вовсе не склонно любоваться великими замыслами победоносного генерала: у людей довольно других забот, и только ради этого они поставили себя под защиту законов».
«страсти славы» не переходило у Пушкина в мирный филантропизм. Стихи, в которых осуждаются эти страсти, входят в стихотворение «Война», провозглашающее законность освободительной войны, направленной к свержению насильственной власти. И сам Пушкин никогда не останавливался перед тем, чтобы рисковать своей жизнью в борьбе за дело, которое он считал справедливым.
Примечания
195 М. Гершензон. История молодой России, стр. 27—28.
196 «...пиши мне по-русски, потому что, слава богу, с моими конституционными друзьями я скоро позабуду русскую азбуку».
197 M. G. de i. L’abbé de Saint-Pierre. 1857, pp. 43, 48.