26
Статья Пушкина «Мои замечания об русском театре» является отражением тех споров, которые велись в театральном зале. Споры эти проникали в печать, хотя строгая цензура и связывала язык рецензентов. В 1817—1820 гг. на страницах тогдашних журналов неоднократно вспыхивала война в связи с борьбой разных направлений в среде театралов. Вскоре по окончании Лицея Пушкин стал свидетелем такой критической перепалки.
С июля 1817 г. начал выходить еженедельный журнал «Северный наблюдатель», издававшийся М. Загоскиным и П. Корсаковым (журнал этот являлся продолжением издававшегося с начала года «Русского пустынника»). В каждом номере журнала печатался «Еженедельный репертуар» (послуживший образцом для позднейших репертуаров Д. Баркова, читавшихся в «Зеленой лампе»). В кратких отчетах о пьесах заметно было желание защитить репутацию А. Шаховского от нападений его противников. Репертуары писал М. Загоскин. Одновременно на страницах журнала печатались хвалебные рецензии на комедии самого Загоскина. Известно, что театральной карьерой своей Загоскин всецело обязан покровительству Шаховского. Поэтому естественно, что удары, назначавшиеся Шаховскому, направлялись на Загоскина и его соредактора П. Корсакова. По-видимому, именно Корсакову принадлежит в № 1 статья «Первое представление Г. Богатонова или провинциала в столице» за подписью «Ювенал Беневольский» (ее приписывают также и самому М. Загоскину).
«Северный наблюдатель» навлекал на себя нарекания и в другом отношении. Он сразу принял тон проповедника крайне реакционных идей в политических статьях своих редакторов. Уже в первом номере провозглашалось: «Не спорю, что постепенное освобождение крестьян есть важный предмет, достойный монаршего внимания. Но время произведения его в действие еще не приспело» (стр. 11). В другой статье автор бросает взор «на ужасные плоды вольности, на горестные последствия мнимой свободы». Ряд статей по истории свободы печати приводит к выводу о благодетельности цензурного устава и т. д. Мнения авторов этих статей, выступавших и в качестве театральных критиков, не могли вызвать сочувствия у ревностных театралов «левого фланга».
С 18 мая 1817 г. «Сын отечества» ввиду отъезда Греча за границу редактировался А. Е. Измайловым. В эти годы как Греч, так и Измайлов стремились сблизиться с молодыми и прогрессивными кругами писателей. Естественно, что Измайлов взялся обличить писателей «Северного наблюдателя» с Загоскиным в качестве главного героя. На статью Ювенала Беневольского он восстал под псевдонимом «Ювенал Прямосудов». К сожалению, полемические приемы Измайлова не позволили этой полемике принять характер принципиальный. Всё сводилось к мелким шуточкам о королевском табаке (намек на эпизод в «Богатонове»), придиркам к отдельным словам и т. д. Комедии Загоскина приводились в пример неправдоподобия на сцене, а стихи Корсакова (из его трагедии «Макбет») — в пример нелепостей. Чем дальше, тем мельче становилась полемика вплоть до того, что на страницах обоих журналов стали печататься длинные списки орфографических погрешностей и типографских опечаток, заимствованных из произведений противной стороны. Грибоедов достаточно точно определил характер этой перебранки:
— Наблюдатель;
Вот Сын отечества, с ним вечный состязатель.
Другой на то разбор:
А разобрать труднее,
Кто из двоих глупее.
В. Кюхельбекер, перечитывая в тюремном заключении старые номера «Сына отечества», вспомнил эти стихи Грибоедова и записал в дневнике: «Покойник А. Е. Измайлов был истинно добрый мужик: я знал его очень хорошо, любил его и ему многим обязан. Но в своих перебранках с Наблюдателями он из рук вон мужиковат!» (8 августа 1833 г.).237
44, 2 ноября), он заявил, что «не намерен продолжать прений о Богатонове, Северном наблюдателе, Расточителе и прочих подобных тому комических предметах, которые во время его отсутствия заполняли книжки » (стр. 228).
Однако некоторый след полемика оставила. В «Сыне отечества» завелся постоянный отдел театральных рецензий. До конца года эти рецензии писал Измайлов за подписью «Юв. Пр.» (с нового года он основал свой журнал «Благонамеренный» и уже не возвращался на страницы «Сына отечества»). Что касается «Северного наблюдателя», то ему не удалось привлечь внимание публики в такой степени, чтобы он мог продолжать свое существование. В последних номерах замечалось стремление обновить состав сотрудников: до того весь журнал под разными псевдонимами заполнял едва ли не один Загоскин. Появляются имена Р. Зотова, Д. Баркова, но это не спасло журнал. Он прекратился в декабре 1817 г. на № 26.
«Сыне отечества» появляются новые театральные рецензенты, писавшие по большей части под псевдонимами или под инициалами. Это были «Р—л З—в» (Рафаил Зотов), «В. С.» (В. Соц.), «—ъ» (вероятно, Зотов), «Z» (вероятно, Соц)238 и др. Все они придерживались одного направления, отрицательно относясь к мнениям «чердака Шаховского», но в общем этот год прошел достаточно спокойно. «Благонамеренный» Измайлова в 1818 г. не печатал совсем театральных рецензий.
«Сыне отечества» появился наконец долгожданный разбор «Эсфири» в переводе Катенина. Этого разбора требовал неизвестный читатель журнала в письме, присланном Гречу в конце 1816 г. Катенин болезненно реагировал на сообщение Греча об этом письме и прислал в журнал протестующее заявление, что письмо писал не он. Но прошло два года, а разбора «Эсфири» не было. Только в № 3 журнала за 1819 г. (17 января) напечатан был подробный и придирчивый разбор, подписанный Александром Бестужевым. Через три номера, в шестой книжке (8 февраля), появился написанный им же разбор «Липецких вод» Шаховского. Этот разбор был выдержан в тех же боевых тонах, что и первый. Комедию Шаховского Бестужев относил к числу пьес, «которые знаменитый Попе называл барабанными». В лице Бестужева противники Катенина и Шаховского получили сильного союзника. Присяжные рецензенты «Сына отечества» не представляли собою общественного мнения. По большей части это были люди, в служебном порядке связанные с театром: В. Соц был драматическим цензором, Р. Зотов был секретарем Тюфякина, и если Греч привлекал их к участию в своем журнале, то не потому, что они создавали общественное мнение, а потому, что в своей театральной деятельности они принадлежали той партии, которой более сочувствовала передовая публика. Бестужев же был сам представитель того общества, которое и создавало подлинное мнение и доставляло победу той или иной театральной партии. Бестужев не был представителем «арзамасского полка», столь ненавистного Катенину (главным образом потому, что в этом «полку» был Вяземский), но его красноречивые выступления дали перевес противникам Катенина. Когда Пушкин писал о стихах Катенина, «отверженных вкусом и гармонией», он явно был единомышленником Бестужева, доказывавшего безвкусие стихов Катенина. Между тем личной близости между Бестужевым и Пушкиным в эти годы, очевидно, не было.
Партия П. Катенина и А. Шаховского в это время не имела своего печатного органа. Но она имела свой салон — «чердак» Шаховского. В воспоминаниях о Пушкине Катенин пытался изобразить дело так, что он завербовал Пушкина в свое общество. Но один факт, что Пушкин бывал у Шаховского, еще не доказывает, что Пушкин разделял взгляды Катенина. «Чердак» Шаховского посещали и театралы, не принадлежавшие к партии Катенина. П. Арапов сообщает, что у Шаховского бывали также А. Бестужев, Я. Толстой, Хмельницкий. Партия Катенина была представлена Грибоедовым, Бегичевым, Жандром, Барковым и, конечно, составляла абсолютное большинство. Но из этого не следует, что Пушкин разделял взгляды этой партии. В воспоминаниях Катенина есть любопытный штрих; он пишет о судьбе своих советов Пушкину: «... тут случилось мне в первый раз заметить в покойнике нечто, может быть, укоренившееся в нем едва ли в пользу его славы на будущее время: он сознавался в ошибках, но не исправлял их».239 что на сборищах у Шаховского Пушкин «почти не имел голоса». В основных вопросах, разделявших обе стороны, Пушкин был не на стороне Катенина. В споре о Семеновой Пушкин был против Катенина, в споре о славянизмах он был, конечно, последовательным арзамасцем. Единственно, в чем Пушкин расходился со своими единомышленниками, это в оценке Озерова, но и здесь, можно думать, Пушкин, как уже отмечалось, исходил из иных оснований, чем Катенин. В письме Катенину в феврале 1826 г. он писал: «... ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба мысли». Но это далеко от признания своего единомыслия с Катениным: именно Катенин был типичным представителем односторонности в мнениях. Возможно, что общение с Катениным освободило Пушкина от излишнего доверия к авторитетам «Арзамаса», но он никогда не подчинялся мнениям Катенина, да и вообще, комплимент, сказанный в письме к такому самолюбивому и обидчивому человеку, как Катенин, еще недостаточное доказательство их единомыслия. Пушкин имел за пределами «Арзамаса» и других друзей, которые также могли отучить его от этой односторонности. Поэтому нельзя делать широких выводов из сообщенного самим Катениным анекдота о том, как в конце 1818 г. Пушкин явился к нему со словами: «побей, но выучи», и ставить литературные взгляды Пушкина в тесную зависимость от бесед с Катениным.
В этом же 1819 г. обострились споры в связи с дебютами Колосовой. Соревнование Колосовой и Семеновой не определяло раскола между театралами. Партии уже давно определились. Но оно дало новое содержание полемике. Первое время сторонники Колосовой как бы торжествовали победу. Однако когда Семенова выступила в новой роли в «Медее» (15 мая), ее сторонники сочли сражение выигранным. В «Сыне отечества» появилась восторженная статья «Т.» (Якова Толстого): «О бенефисе Семеновой б. (письмо к NN)».240 «Она везде прекрасна, но в роли Медеи она была необыкновенна». «Она совершенно выразила характер пылкий, мстительный разъяренной Медеи».
«Какой голос, какие жесты, какая декламация!». И здесь же дан очень холодный отзыв об игре Колосовой. Той же теме соревнования двух актрис посвящена большая статья «NN» (вероятно, Гнедича), появившаяся также в «Сыне отечества»: «О втором представлении трагедии «Горации».241 В этой статье, носящей программный характер, дана оценка игры Колосовой, Борецкого и Брянского, но по существу автор поставил своей задачей доказать полное превосходство Семеновой. Оценки, данные в этой рецензии, близки к тем, которые мы находим в «Замечаниях» Пушкина.
Конец 1819 и начало 1820 г. ознаменованы полемикой по поводу французского и русского театров. С 1812 г. в России не было французских спектаклей. В октябре 1819 г. французские спектакли возобновились. Небольшая труппа французских актеров стала выступать в Большом театре сперва по субботам (день, свободный от русского спектакля), а затем и в другие дни. Ставили они легкие пьесы: фарсы, водевили, комические оперы и т. п. Появление этой труппы внесло раскол в среду театралов. Галломаны бросились превозносить превосходство французских актеров перед русскими. Между тем превосходства в действительности не было. Единственно, в чем французские актеры имели преимущество перед русскими, был некоторый профессионализм, выучка, знание ролей, отсутствие той расхлябанности, какая замечалась в русской драматической труппе. Извещая о начале спектаклей французской труппы, «Сын отечества» писал: «Вообще же можно позанять у французских актеров весьма хорошую привычку: играть усердно, старательно, любить свое искусство, уважать публику, знать свои роли и беспрерывно учиться».242
Увлечение части публики французской труппой дало повод Гречу к тому, чтобы вывести полемику на страницы журнала. Он прибег к некоторой мистификации. В последнем номере «Сына отечества» 1819 г. появилось «Письмо к издателю», подписанное: В. — Кл—нов. СПб., Дек. 19. 1819. Воображаемый корреспондент изобразил себя инвалидом: «Для подкрепления беспристрастия моего скажу, что пишу письмо сие левою рукою, ибо правая осталась на Бородинском поле, гляжу на бумагу одним правым глазом, ибо левый закрылся навсегда на высоте Монмартра!». Отклонив от себя таким образом всякое подозрение в отсутствии истинного патриотизма, безрукий инвалид приступает к сравнению русской труппы с французской. Он начинает с сурового осуждения русской драматической труппы: «Недавно приехал я в Петербург и посетил русский театр — именно комедию, которую люблю страстно. Какое нескладное, юродивое зрелище мне представилось! Исключая одной актрисы благородного вида, но неодушевленной, единообразной, другой, которая изрядно представляет горничных девушек, но также везде и всегда одна и та же, одного актера, которого всё достоинство состоит в стройной фигуре, а искусство в способности не останавливаясь и не переводя духу врать вздор — всё прочее меня рассердило и опечалило». Читатели узнавали здесь характеристики Валберховой, Асенковой и Сосницкого.243«образцы, достойные подражания».
Расчет автора этой статьи был двоякий: указать на действительные недостатки русской труппы и неумеренными похвалами французской труппе подзадорить пародируемых им галломанов. Несмотря на шутливый тон рецензии, пародия была написана настолько искусно, что не сразу можно было догадаться о мистификации, и для большинства читателей это письмо казалось искренним выражением мнений провинциального театрала. И вот, с самого начала 1820 г. началась серия писем в редакцию журнала, вызванных появлением письма инвалида.
По-видимому, это письмо произвело неблагоприятное для журнала впечатление, и в № 1 «Сына отечества» нового 1820 г. сам Греч выступил с декларацией об общественном значении национального театра: театр должен «служить училищем искусства, вкуса и языка отечественного. Кто не помнит революции, произведенной трагедиями Озерова не только в словесности, но и в публике нашей? Они не имели бы сего успеха, если бы были только ». Так аргументировал Греч преимущественное значение национального театра, не сравнимое с развлекательными задачами спектаклей иностранной труппы.
В № 4 Р. Зотов выступил со статьей, в которой он занял промежуточную позицию. Его выступлению предшествовало появление в № 2 двух писем к издателю, полных возмущения по адресу инвалида. Особенно возмущался второй неизвестный («NN»). Напечатанные Зотовым за своей подписью — «Р. З.» — «Замечания на замечания» пытаются примирить обе «партии». Он хвалит и русскую труппу и французскую и ожидает от русских актеров соревнования с иностранными. Ничем не замечательная статейка Зотова вызвала гнев Катенина, который за подписью «NN» поместил в № 5 (31 января) «Ответ на замечания г. Р. З.». Именно в этом ответе заключается выпад против Вяземского, о котором пишет Пушкин в своем письме к нему в апреле 1820 г. Вопрос, поставленный Зотовым, Катенин понимает как вопрос о полезности или вреде существования той французской труппы, которая начала играть в Петербурге. В форме наводящих вопросов Катенин доказывает вред подобной труппы, исполняющей одни развлекательные водевили, разыгрываемые посредственными актерами. «Подражанием ли чужому возвышается дарование? Дело спорное; но кажется мы и так слишком подражаем». Смысл статьи тот, что страсть к иностранному мешает любви к отечественному и в этом много вредного.244
«Мои замечания об русском театре». Именно в те дни, когда писал ее Пушкин, общее внимание привлекали к себе статьи, вызванные письмом инвалида. Вопрос о русском театре и его значении всех волновал. Естественно, что статья Пушкина начинается с упоминания инвалида. Пушкин говорит о нем в связи с вопросом об анонимных и псевдонимных критиках (о Каченовском и Гнедиче): «Ужели, наконец, необходимо для любителя французских актеров и ненавистника русского театра прикинуться кривым и безруким инвалидом, как будто потерянный глаз и оторванная рука дают полное право и криво судить и не уметь писать по-русски». Пушкин разгадал, что статью писал псевдоним и что безрукий инвалид — маска. Он горячо принял сторону русских актеров. Однако, по-видимому, он еще не прочитал позднейших статей инвалида, в которых разоблачалась вся пародическая подкладка этого выступления. Вслед за статьей Катенина появилось новое письмо В. Кл—нова (в № 6), из которого явствовало, что все его упреки русскому театру были направлены против Шаховского: «У нас составилась какая-то особенная школа дурного вкуса и противоречия природе. Наши актеры весьма часто стараются играть хуже, нежели могут, думая играть лучше. Они коверкают себя и заглушают в себе талант по совету каких-то ложных друзей». Автор нарочно подчеркивает, что речь шла о комических, а не трагических актерах. Он отклоняет возражения «NN» (Катенина), вышедшего за пределы предмета спора. Но окончательное разоблачение последовало позднее. В № 15 (10 апреля) был помещен отчет Д. Баркова о дебюте французской актрисы Женни-Филис. В следующем же номере появилось ироническое письмо за той же подписью «В. Кл—нов», в котором автор писал о Баркове: «... сомнения мои все исчезли, и в сердце моем осталось одно чувство благодарности к достойному последователю моему, не отказывающемуся следовать по стопам моим для показания всех французских талантов во всем их блеске и всевозможного унижения отечественных... ». Здесь почти не прикрыто желание поставить Баркова в смешное положение. Это и естественно, если автором всей мистификации был давний противник Баркова Р. Зотов.
За всей этой полемикой был и второй план. У французской труппы был высокий покровитель — Милорадович. Пародия на поклонника французской труппы была пародией, в частности, на Милорадовича. А повод к такому пародированию был. О нем свидетельствует письмо (от 7 октября 1819 г.): «За первое представление, ознаменованное гласным шиканием, многим запретил либеральный Милорадович ходить во французский театр; и я сегодня не мог доказать ему, что он не имел никакого права, ибо ограничивать свободу действия превышает власть полиции».245
Примечания
237 . Дневник. Изд. «Прибой», 1929, стр. 124.
238 Подпись «—ъ» мы встречаем последний раз в «Сыне отечества» 1857 г. (№ 45). Здесь, в частности, сообщаются подробности о первом представлении водевиля Хмельницкого «Новая шалость» в феврале 1822 г. Из текста явствует, что пишет лицо, помнившее это первое представление. Статья «—ъ» вызвала резкую и ироническую заметку П. Шпилевского (Театральный и музыкальный вестник, 1857, № 47, 1 декабря, стр. 660—662), где подчеркивается, что «—ъ» представитель старого поколения критиков («Значит много-много лет прошло с тех пор, как вы стали изучать Талию»). В эти годы был еще жив Р. Зотов. В своих воспоминаниях он говорит, что сотрудничал в изданиях своего сына. «Сын отечества» в 1857 г. издавался Старчевским, но в нем принимал близкое участие В. Зотов. «Z» и «—ъ» — два различных критика: на комедию Хмельницкого «Воздушные замки» в «Сыне отечества» были напечатаны две расходящиеся в деталях рецензии «Z» (1818, № 35) и «—ъ» (№ 36). Что касается подписи «Z», то Катенин писал Бахтину 15 мая 1821 г.: «... » (Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину. СПб., 1911, стр. 22). Это предположение весьма вероятно.
239 Литературное наследство, кн. 16—18, 1934, стр. 635.
240 Сын отечества, 1819, № 21, 24 мая, стр. 85—87.
241 Сын отечества, № 39, 27 сентября, стр. 413—414.
242 42, 18 октября, стр. 94.
243 «Не любо, не слушай»: «Все актеры были в своих ролях; особенно заслужил одобрение представлявший Зарницкина. Кажется, что его-то таланту, холодному для выражения сердечной страсти, но счастливому, когда нужно проговорить набор слов, богатый бессмыслицею, обязаны мы за появление некоторых приятных в сем роде произведений» (Сын отечества, 1818, № 39, 27 сентября, стр. 40). Можно думать, что в маску инвалида рядился автор этой рецензии, подписанной «—ъ», т. е. Р. Зотов. Ср. другое обоснование этого предположения в статье А. Слонимского «Пушкин и комедия 1815—1820 гг.» (Пушкин. Временник Пушкинской комиссии, вып. 2, 1936, стр. 34); но здесь «—ъ» принимается за псевдоним В. Соца.
244 Придравшись к словам Зотова: «Г-жа Пюжос была также очень хорошо принята публикою и действительно сего заслуживала», Катенин писал: «Советуете ли вы Семеновой всматриваться в m-lle Pujos?». Об этой же артистке он позднее писал Бахтину, вспомнив при этом Пушкина: «... в Марселе, где много денег, дураки платят их à m-r Durand et à m-me Pujos, или, как говорил Саша Пушкин, Jopus» (Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину, стр. 78). Заметим, что у Пушкина нет упоминаний французской труппы. Он явно не любил ее. Поэтому весьма сомнительна гипотеза, что таинственная Клеопатра из XVII строфы первой главы «Евгения Онегина» взята из репертуара французского театра (см.: М. —70).
245