17
Последняя группа материалов — публицистические статьи. Все они принадлежат перу одного автора — А. Д. Улыбышева. В это время Улыбышев заведовал редакцией петербургской французской газеты «Journal de St. -Pétersbourg». Этим объясняется, между прочим, почему его статьи писаны на французском языке (несмотря на то, что по убеждениям Улыбышев был чужд всяких признаков галломании). Улыбышев приобрел известность преимущественно как историк музыки (особенно книгой о Моцарте). По-видимому, увлечение оперой и сблизило его с театралами «Зеленой лампы». В бумагах «Зеленой лампы» сохранились три статьи Улыбышева: «Разговор Бонапарта и английского путешественника», «Письмо другу в Германию о петербургских обществах» и «Сон». Они в достаточной мере характеризуют как самого Улыбышева, так и политические настроения «Зеленой лампы».
Статья «Разговор Бонапарта и английского путешественника»145 может быть датирована. Она читалась на заседании 17 апреля 1819 г. и является, по-видимому, первой публицистической статьей Улыбышева. В ней отразилась его осведомленность в международных делах, что легко объяснимо, так как редактируемая им газета была органом нашего ведомства иностранных дел.
Статья представляет собой как бы инсценировку: посетивший остров Св. Елены английский путешественник беседует с Наполеоном на политические темы. В действительности автора не интересует ни психология Бонапарта, ни мнения англичан. Из уст подставных персонажей он дает свою оценку политического положения Европы. В его характеристике международных отношений на первый план выступает роль России и Александра I. Сам Наполеон представлен в несколько идеализованном освещении. Он нисколько не похож на тот образ, который фигурировал в публицистике периода войны. Объясняется это тем, что политика Священного союза оказалась значительно реакционнее наполеоновской. Бонапартисты оказались в рядах левых. Подобное изменение в оценке Наполеона позднее мы видим и в лирике Пушкина. Традиционный образ злодея, какой мы встречаем в «Наполеоне на Эльбе» и в «Вольности», в 1819 г. становится уже анахронизмом. Причина — подымающая голову реакция как в международных отношениях, так и внутри стран, в частности внутри России. Это и хочет показать Улыбышев в своей статье.
«свободы народов», провозглашенные в период войны и сопровождавшиеся обещаниями, оказались пустыми словами и обещания остались невыполненными. Когда Наполеон говорит об «умственном солнце, подымающемся над горизонтом», путешественник отвечает: «... пробуждение свободы во всех сердцах, великолепные обещания наших государей были для нас зарей, предвещавшей прекрасный день, но многочисленные тучи, появившиеся на политическом горизонте, мешают нам до сих пор видеть появление этого солнца».
По мнению путешественника, европейские государи обеспечили победу над Наполеоном тем, что представили Наполеона главным препятствием к осуществлению начал терпимости и свободы. Наполеону пришлось сражаться не с правительствами, а с народами. Однако по одержании победы монархи вовсе не собираются выполнить свои обещания и отказаться от самодержавной власти. Отсюда начало борьбы народов с монархами. С этой точки зрения путешественник рассматривает положение европейских дел. Он отмечает, что в Германии некоторые более благоразумные монархи согласились на представительное правление (имеются в виду принятия конституции в Бадене 22 августа 1818 г., в Баварии 26 мая 1818 г. и в некоторых мелких государствах), но в большей части немецких стран ведется борьба народов с правительствами. В Испании народ изнывает под игом Фердинанда и инквизиции. Фердинанд истощает страну, чтобы подавить в Америке пробуждение свободы (имеется в виду затянувшаяся война испанцев с восставшими южноамериканскими колониями; именно в этом году особенно правительственные войска терпели неудачи в борьбе с повстанцами). Однако, по словам путешественника, «всему есть предел. Благо может родиться от избытка зла, и думают, что час освобождения испанцев скоро пробьет». В самом деле, с начала 1819 г. из Испании приходили известия о нарастающем революционном движении. Всё это служит предлогом к тому, чтобы перейти к разговору о Священном союзе, т. е. о политике Александра I. Слово передается Бонапарту, от имени которого и дается анализ политической сущности Священного союза. Указывая, что события поставили Александра на первое место среди прочих монархов, Наполеон делает вывод, что ему оставалось два пути, чтобы укрепить свое положение, — или завоевания, или овладение общественным мнением. Крушение Наполеона показало опасность первого пути. Александр выбрал второй; отсюда поиски популярности и попытки придать своей политике характер благородства. «Мысль поставить начала веры в основу политики и таким образом осуществить химеру вечного мира поразила его воображение». Однако неопределенность принципов Священного союза позволяет любое истолкование его целей. И путешественник продолжает мысль Наполеона, как именно следует понимать намерения Александра: «... одни думали, что он пускает пыль в глаза, другие рассматривали Священный союз как христианский союз против неверных, что-то вроде крестового похода 19-го века, некоторые полагали, что это лига монархов против своих народов». Наконец, путешественник указывает, что Александр хотел воспользоваться мистическими настроениями и провозгласить себя нового рода папой, располагающим «восемью стами тысяч апостолов» для доказательства своей правоты. При этом путешественник ссылается на деятельность баронессы Крюднер и «молодого дипломата» (т. е. Стурдзы), «столь же хорошего богослова, как слабого мыслителя».
Заключается разговор оценкой положения во Франции: «Она наслаждается конституцией, писанной по образцу нашей (т. е. английской), являющейся самой совершенной политической комбинацией, какую доныне создал человеческий ум». Автор оптимистически оценивает либеральный режим, установившийся в стране. Ясно, что Улыбышев имеет в виду министерство Десоля, пришедшее к власти 29 декабря 1818 г., и новое большинство в Палате пэров, созданное декретом 5 марта 1819 г. (которым был назначен 61 новый пэр из числа либералов). Эти еще свежие политические события во Франции и отразились в последних темах «Разговора». Оценка либерального министерства Десоля и характеристика конституционной хартии Франции дают представление о политических убеждениях Улыбышева. В обстановке 1819 г. это были весьма прогрессивные взгляды, хотя, конечно, и ограниченные: не забудем, что французская хартия была основана на цензовом принципе, не говоря уж о монархическом характере этой конституции, «октроированной» Людовиком XVIII при его возвращении из эмиграции. Хартия была далека от совершенства, что отчасти обнаружилось в 1830 г.
Изобличены поиски популярности, лукавая политика, диктующая акты, позволяющие различное истолкование, а следовательно, не связывающие в дальнейших действиях явно реакционные цели Священного союза, определяемого как союз монархов против народов. Автор клеймит лицемерие мистических увлечений Александра. Всё это имело значение не только для внешней политики, но и для внутренней и характеризовало нарастание реакции внутри страны.
Улыбышеву, видимо, принадлежит и другая статья, дошедшая до нас только в позднейшей копии: «Письмо другу в Германию о петербургском обществе».146 В статье говорится о разделении петербургского дворянства на два лагеря. С одной стороны, это «сторонники древних обычаев, деспотического правления и фанатизма», с другой — «защитники иноземных обычаев и пионеры либеральных идей». Автор сурово расценивает и ту и другую сторону. Карикатурно описав прием в доме одного из представителей первой группы, сенатора К., автор переходит к описанию другой части общества. Автор предостерегает от благоприятного впечатления, какое производит первое знакомство с этим обществом. За европейскими манерами скрывается только неловкое подражание чуждым обычаям. «Мы имеем глупость гордиться тем, что нас называют французами Севера. Мне кажется, что нет ничего менее подходящего, чем это наименование. Как же, в самом деле, влияние климата и образа правления, которые одни могут наложить на характер народа печать национальности, могли придать одинаковые черты двум народам, совершенно противоположным в этих обоих отношениях?». Автор призывает русских «с усердием сохранять всё то, что составляет национальную самобытность». В частности, он проповедует национальное начало в искусстве: «Особенно в литературе рабское подражание иностранному несносно и кроме того задерживает истинное развитие искусства. Есть ли на нашей сцене что-нибудь более пресное, чем обруселые водевили?». Автор замечает, «что костюм, который более всего нравится в России даже иностранцам, — это костюм национальный, что нет ничего грациознее русской женщины, что русские песни — самые трогательные, самые выразительные, какие только можно услышать; они доставили иностранным композиторам мотивы самых прекрасных вариаций;147 что наконец в театре трагедии, которые больше всего увлекают нас, имеют сюжеты, взятые из русской истории».
Такова была проповедь русской самобытности, призыв к национальному возрождению русского искусства, к освобождению от всякой подражательности в литературе, в музыке, на сцене. Это были в самом деле те передовые идеи, которые и привели русскую литературу и русское искусство к подлинному расцвету.
«Зеленой лампы». Мы не знаем точной даты этого заседания, но при двухнедельных интервалах оно не могло состояться раньше середины сентября, а так как в собраниях общества несомненно был летний перерыв, то можно гадательно отнести это заседание к ноябрю-декабрю 1819 г. Во всяком случае к этому времени общее направление деятельности общества достаточно определилось и статья служит выражением тех идей, которые господствовали в беседах на заседаниях «Зеленой лампы».
Статья Улыбышева называется «Сон» («Un rêve»).148 Как и в других статьях, публицистическая мысль облечена в формы некоторого литературного вымысла. В данном случае эта мысль приобрела характер утопического изображения будущего, якобы виденного во сне автором. Статья начинается с иронического оправдания снов и иллюзий, противопоставленных несовершенной действительности. «Патриот, друг разума, а особенно друг человечества также иногда находят во сне свои химеры, которые доставляют им минуты воображаемого счастья, какое в тысячу раз предпочтительнее всему, что дает им грустная действительность. Таков сон, виденный мною прошлой ночью; он настолько сходится с единодушными желаниями моих уважаемых сотоварищей по Зеленой лампе, что я не могу не сообщить его».
Сон переносит автора в будущее. Он находится на улицах Петербурга, но всё вокруг изменилось. Воздвиглись новые здания, старые изменили свое назначение. На Михайловском замке надпись: «Дворец собрания представителей».149 В бывших казармах были расположены школы, академии, библиотеки. В Аничковом дворце был русский Пантеон, где собраны были статуи великих людей, послуживших родине. Среди этих статуй и бюстов не было изображения владельца дворца.150 двинулась по направлению к этим звукам, которые исходили из грандиозного здания, своим великолепием превосходившего всё, доныне известное. Это был храм. Улыбышев подробно описывает внутреннее убранство и особенно останавливается на характере услышанной музыки. Затем некий старец обращается к собравшимся гражданам с проповедью в духе филантропии и деизма, за проповедью последовали сборы в пользу бедных. От старца автор узнал, что уже три столетия господствует «истинная религия» вместо прежнего православия. Эта религия содержит догматы единства и всемогущества божества и бессмертия души. При этом цитируется стих давно умершего поэта:
L’éternel est son nom, le monde est son ouvrage.151
Нет более ни священников, ни монахов, и каждый из правителей по очереди руководит собраниями в храме.
Отсюда отправляются в судилище. Автора поражает изменение в костюме: одежда проста и соединяет европейское с азиатским. В основе нового покроя русский кафтан. Это дает повод поговорить о национальном начале в искусствах, и в частности в литературе. Далее автор почти буквально повторяет сказанное уже в «Письме другу»: «Великие события, которые разбили наши цепи и вознесли нас в первый ряд европейских народов, равным образом оживили угасавшую искру нашего национального гения. Обратились к разработкам обильной и нетронутой руды наших древностей и народных преданий, и вскоре возгорелся поэтический огонь, который светит ныне с таким блеском в наших эпопеях и в наших трагедиях. Нравы, принимая всё более и более черты, всегда отличающие свободные народы, породили хорошую комедию, комедию самобытную. Наши печатные станки более не заняты воспроизведением и размножением бесполезной массы переводов французских пьес, устаревших у того даже народа, для которого они писаны. Итак, только удаляясь от иностранцев по примеру писателей любой страны, создавших у себя национальную литературу, мы могли сравняться с ними и, победив их оружием, мы стали их союзниками в творчестве!».
Далее указывается на отсутствие постоянного войска: «Подмостки, поддерживавшие деспотизм, рухнули вместе с ним. Любовь и доверие народа, а главное — законы, отнимающие у государя возможность злоупотреблять властью, окружают его стражей, более надежной, чем 60 тысяч штыков». Пришли ко дворцу, где попрежнему подымалось знамя: «но вместо двуглавого орла с молниями в когтях, как видите, — сказал мне спутник, — герб изменен. Обе головы орла, знаменовавшие деспотизм и суеверие, обрублены, и из брызнувшей крови возник феникс свободы и истинной веры».
что до осуществления его сна еще далеко.
Быть может, это — самое программное из всех произведений, сохранившихся в бумагах «Зеленой лампы». Оно выражает общие убеждения членов общества. Основные положения сводятся к стремлению к свободе, борьбе с деспотизмом и клерикальной властью. Автор предвидит революционный исход («обрубленные головы двуглавого орла»). Однако положительные идеалы достаточно смутны и характерны для дворянских мечтаний начала XIX в. В будущем мире мыслится монархия, хотя и ограниченная представительным правлением, мыслится государственная религия, хотя и в формах деизма, в своих обрядах напоминающего масонские собрания этих лет. В будущем мире остаются богатые и бедные. По-видимому, более конкретной программы и не было в «Зеленой лампе».
Характерно упорное подчеркивание национального начала, тесно связанного с идеей гражданской свободы.
Таковы итоги ознакомления с бумагами «Зеленой лампы». Знания наши, конечно, не полны, так как большая часть бумаг не дошла до нас. И тем не менее выясняются черты, очень далекие от первоначальной легенды об оргиаческом характере общества. Если эти случайные данные не искажают общей картины, мы видим постепенную и осторожную пропаганду, переводящую общество от чисто театральных и литературных тем на политические. Наиболее острые в политическом отношении документы относятся к концу года. В начале мы видим чтение репертуаров, стихов безразличного содержания, и только план исторического словаря выдвигается в первые месяцы (еще до отъезда С. Трубецкого).
Мы не знаем, каковы были непосредственные результаты деятельности «Зеленой лампы». Мы не знаем, удалось ли привлечь в тайное общество кого-нибудь из членов «Зеленой лампы»: ведь нам не известен полный список ее членов. Самые обстоятельства прекращения деятельности общества недостаточно ясны. По-видимому, помимо указанных уже причин, связанных с восстанием Семеновского полка, были и другие причины, вероятно общие с теми, которые вызвали около того же времени распад и самого Союза Благоденствия. Но Пушкин в это время был уже далек от Петербурга.
145 Ф. 244, оп. 39, № 9.
146 Ф. 244, оп. 36, № 41.
147 По-видимому, имеются в виду, кроме вариаций Бетховена, популярные в те годы вариации Фильда и др.
148 Ф. 244, оп. 36, № 32.
149 «Palais de l’assemblée des états», буквально «Дворец собрания сословий». Слово «сословие» употреблено здесь в старом политическом значении (по Словарю Академии Российской 1794 г. «Собрание, число присутствующих где особ»), близком к современному «депутаты». Автор заимствовал это из старой французской политической терминологии. Вероятно, если бы он писал по-русски, то употребил бы термин «Земский собор».
150 выражения. Следует вспомнить об особой непопулярности Николая в бытность его великим князем. В. И. Семевский на основании многочисленных показаний декабристов и их современников пишет: «Отзывы о великом князе Николае Павловиче были почти единогласно неблагоприятны, и не только со стороны членов тайного общества... Декабристы указывают на ненависть к Николаю и в своих воспоминаниях, и на допросах, и даже в письмах из крепости к нему самому» (В. И. Семевский. Политические и общественные идеи декабристов, стр. 81—82).
151 «Он вечный именем, и мир — его созданье» — стих из трагедии Расина «Эсфирь» (действ. III, явл. 4).