38
Одесский период жизни Пушкина сравнительно небогат лирическими произведениями, если, конечно, не считать стихотворений «Демон» и «Свободы сеятель пустынный». За год жизни в Одессе Пушкин главным образом занят был крупными замыслами: «Евгением Онегиным» и «Цыганами». К этому периоду относится стихотворение «Ночь», продолжающее цикл антологичных стихотворений (объединенных самим Пушкиным под общим заголовком «Подражания древним»). По-видимому, тогда же написано стихотворение «Телега жизни». Совершенства стиха достигает Пушкин в «Прозерпине», но стихотворение это не представляет собой чего-нибудь нового и является довольно близким переложением одного из «Превращений» Парни.
Наиболее значительным является написанное, вероятно, в Одессе стихотворение «Недвижный страж дремал на царственном пороге», которое не могло увидеть света при жизни Пушкина.
Стихотворение написано непривычными для Пушкина и уже несколько архаичными одическими строфами. Такими строфами в свое время перевел Ю. А. Нелединский-Мелецкий философскую оду Тома «На время» (1813) согласно французскому подлиннику:
Мне представляется повсюду разрушенье,
Смущенно око зрит везде опустошенье.
Се мхом обросшие гробницы давних лет;
Обломки там столпов; там падшие ограды;
Под пеплом целы грады...
Повсюду время свой напечатлело след.
Подобная строфа придавала стихотворению несколько торжественный, хотя и старомодный характер.
Пушкин изображает Александра в момент высшего торжества его реакционной политики, когда Священный союз, подавив повсюду революционные движения, являлся единственным вершителем судеб мира:
...и жребии земли
В увенчанной главе стесненные лежали,
Чредою выпадали
И миру тихую неволю в дар несли.
Александр торжествует: «Се благо, — думал он»:
Всё пало — под ярем склонились все главы.
Далее Пушкин переходит к историческому обозрению предшествующих событий, начиная с падения Наполеона. «Народы мира» торжествовали победу над Наполеоном. За этим падением последовали освободительные движения:
Давно ли ветхая Европа свирепела?
Надеждой новою Германия кипела,
Шаталась Австрия, Неаполь восставал,
За Пиренеями давно ль судьбой народа
Уж правила свобода,
Здесь Пушкин вспоминает конституционные движения в Германии 1818 и 1819 гг., сопротивление, которое оказывали южные (конституционные) германские государства политике Австрии в Союзном сейме («Шаталась Австрия»), окончившееся поражением конституционных государств: под нажимом России, Пруссии и Австрии Вюртемберг отозвал своего представителя, возглавлявшего в Союзном сейме оппозицию Австрии. Новый сейм, собравшийся 27 ноября 1823 г., уже не оказывал никакого сопротивления политике Меттерниха.
Тогда же, в ноябре 1823 г., французскими войсками окончательно подавлена революция в Испании. Революция в Неаполе была подавлена австрийскими войсками еще в 1821 г.
Пушкин изображает Александра как вдохновителя реакции, подавившей всякое проявление свободомыслия в Европе, всякое стремление к конституционным формам правления.
Давно ль — и где же вы, зиждители свободы?
..................
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу.
Но торжество Александра смущает видение, напомнившее ему о прежнем его унижении. Перед ним является тень Бонапарта:
То был сей чудный муж, посланник провиденья,
Свершитель роковой безвестного веленья,
Сей всадник, перед кем склонилися цари,
Мятежной вольности наследник и убийца,
Сей хладный кровопийца,
Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари.
В этой строфе уже складывается та формула, которую через несколько лет мы встретим в десятой главе «Евгения Онегина»:
Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари,
Сей всадник, папою венчанный,
Исчезнувший как тень зари.
Призрак Наполеона является перед Александром не таким, каким стал побежденный император в дни изгнания; он видит не поверженного врага,
Мучением покоя
В морях казненного по манию царей,
а Наполеона на вершине его славы, победителя, перед которым склонялся Александр, Наполеона, каким он был при Аустерлице и в Тильзите. На этом обрывается стихотворение, которое Пушкин и не имел намерения продолжать. По-видимому, этот призрак, смутивший Александра, напомнил ему о непрочности торжества тех, кто попирает мир и презирает свободу.
Зачем ты послан был и кто тебя послал?
Чего, добра иль зла, ты верный был свершитель?
В этом отрывке Пушкин обращается к временам, непосредственно предшествовавшим революции:
Вещали книжники, тревожились цари,
Толпа пред ними волновалась,
Разоблаченные пустели алтари,
Свободы буря подымалась.
В таких словах Пушкин обрисовывает идеологическую подготовку революции, деятельность «философов», разрушавших своей проповедью устои трона и церкви.
Революционную бурю Пушкин характеризует в двух стихах:
И вдруг нагрянула... Упала в прах и в кровь,
Разбились ветхие скрижали...
И здесь-то является Наполеон и порабощает все народы. Пушкин рисует то падение общественной нравственности, которое последовало за поражением свободы. Эти стихи внушены впечатлениями от событий, сопровождавших победу реакции в 20-х годах:
За злато продал брата брат,
Рекли безумцы: нет свободы,
И им поверили народы.
И безразлично, в их речах,
Добро и зло, всё стало тенью,
Всё было предано презренью,
Как ветру предан дольний прах.
Фигура Наполеона была сильно романтизирована в эти годы в Западной Европе, отчасти под влиянием политики блока победителей, руководимого Священным союзом, вступившего на путь всё более откровенной и торжествующей реакции. Некоторые романтические черты присутствуют в характеристике Пушкина: «Земли чудесной посетитель», «Муж судеб». Но не романтические черты героя занимают Пушкина. Тема Наполеона для него — повод для исторических размышлений о причинах современного положения вещей. А это в свою очередь ведет к размышлениям о путях революции.
(«книжников»). Поражение революции сопровождается ложной проповедью противников свободы или тех, кто в ней изверился:
Рекли безумцы: нет свободы,
Эта тема обманутого народа уже расходится с основной мыслью стихотворения «Свободы сеятель пустынный», в котором Пушкин основывался на том, что народы были глухи к проповеди свободы. Из этого можно было сделать вывод о безнадежности борьбы. Между тем здесь намечается разоблачение обмана о несбыточности идеала свободы, утверждается возможность борьбы.