15
Уже в лицейские стихи проникают, хотя и не в большой степени, отзвуки народных песен и сказок. В основу первого известного нам произведения Пушкина «Монах» положено народное предание. Житие Иоанна Новгородского Пушкин, по всей вероятности, не только вычитал из Четьих-Миней, но и слышал в качестве сказки: это житие давно получило распространение как устная народная легенда, причем отдельные эпизоды этой легенды уже в устном пересказе придавали преданию шутливо-сатирический характер. Одураченный чорт, заключение его в бутылке, путешествие верхом на чорте — всё это сближало данное житие с народной сказкой.
Но первым отражением народной песни в творчестве лицеиста Пушкина следует признать его стихотворение 1814 г. «Казак». Связь его с украинскими песнями давно установлена.112 В рукописи стихотворение имеет подзаголовок «подражание малороссийскому». Обращение к украинской песне характерно: оно свидетельствует о широком распространении украинских песен. В те годы в театре шел с большим успехом «Казак-стихотворец» А. Шаховского; в этом патриотическом водевиле распевались украинские песни. Пели подобные же песни на разных «дивертисментах». Поэтому вряд ли необходимы справки, кто из лицеистов мог быть более других знаком с украинской народной песней.
Знакомство с романсами «в народном духе» обнаруживает стихотворение того же времени «К Наташе».
Вянет, вянет лето красно;
Улетают ясны дни;
Стелется туман ненастный
Ночи в дремлющей тени;
Опустели злачны нивы,
Хладен ручеек игривый;
Лес кудрявый поседел;
Свод небесный побледнел.
Свет-Наташа! где ты ныне?
Что никто тебя не зрит?..
Эти псевдонародные сентиментальные мотивы особенно заметны в последней строфе, где упоминается «огонек в лачужке дымной» и где мы читаем такие заключительные стихи:
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.
«Стонет сизый голубочек») и Нелединского-Мелецкого («Выду я на реченьку», «Ох! тошно мне») входили в обычный круг романсов и песен, распевавшихся повсюду наравне с народными песнями. Это была своеобразная форма имитации русской песни; она отражала сентиментальное понимание народной лирики.
Стихотворение Пушкина имеет много общего с «Наташей», балладой П. Катенина, который сперва выступил как подражатель Жуковского:
Ах! жила, была Наташа,
Свет Наташа красота.
Что так рано, радость наша,
Ты исчезла как мечта?
В ней уста, как мед душистый,
Грудь бела, как снег пушистый,
Рдяны щеки, маков цвет;
Всё не впрок: Наташи нет!113
Последние строки стихотворения Пушкина напоминают другой романс тех же лет — «Чижик»:
Не садись на эту ветку!..
Иль не видишь, что на ней
Злой ловец поставил клетку
Для погибели твоей?
Посмотри, как в ней порхает,
Участь горьку проклинает
Зяблик — жертва простоты...
Попадешься ведь и ты!114
Всё это вводит стихотворение «К Наташе» в круг тех романсов, которые по-своему воспроизводили черты народной лирики в песенном обращении среди светского общества, а возможно, распространялись и в более широких кругах. Именно подобные романсы пела Параша из «Домика в Коломне», а Пушкин относит действие этой повести к годам, близким ко времени его пребывания в Лицее.
«Бова», писанный «русским» размером, который некоторое время считался свойственным произведениям на русский сказочный сюжет. Уже говорилось о том, что Карамзин, которому обязаны популярностью подобного стихотворного размера, называл его «совершенно русским», т. е. свойственным народной поэзии.
Как видим, эти случаи проникновения песенных элементов в поэзию Пушкина лицейского периода все связаны с сентиментальной песней того времени. Мы встречаем опыты «в народном вкусе» преимущественно в первый период лицейского творчества. В дальнейшем они становятся реже, и лицейская лирика приобретает более книжный характер. Объясняется это тем, что в лирике Пушкина возобладали преимущественно элегические мотивы определенной книжной меланхолической традиции. Зато эти же песенные элементы мы найдем в «Руслане и Людмиле», поэме, задуманной еще в Лицее и во многом отражающей лицейскую поэзию последних лет пребывания Пушкина в Царском Селе.
В отрывке 1816 г. «Сон» мы находим и прямые воспоминания о впечатлении от народных сказок, слышанных в раннем детстве. Много позднее, вспоминая об Арине Родионовне, к тому времени умершей, Пушкин писал (в черновой редакции стихотворения «Вновь я посетил» 1835 г.):
Не буду вечером под шумом бури
Внимать ее рассказам, затверженным
Сыздетства мной — но всё приятных сердцу,
Как песни давние или страницы
Любимой старой книги, в коих знаем,
Какое слово где стоит...
В отрывке «Сон» мы встречаем характеристический портрет рассказчицы волшебных сказок:
Ах! умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
И шопотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы...
От ужаса не шелохнусь бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
И здесь же Пушкин дает портретное изображение сказочницы, рисуя черты, свойственные дряхлым мамушкам, носительницам сказового искусства:
Под образом простой ночник из глины
Чуть освещал глубокие морщины,
Драгой антик, прабабушкин чепец
—
Всё в душу страх невольный поселяло,
Я трепетал — и тихо наконец
Томленье сна на очи упадало.
Далее следуют стихи, в которых описывается впечатление от слышанных сказок. Именно с этим сказочным миром связывает Пушкин зарождение в нем поэтической фантазии:
На ложе роз крылатые мечты,
Волшебники, волшебницы слетали,
Обманами мой сон обворожали.
Терялся я в порыве сладких дум;
Встречал лихих Полканов и Добрыней,
И в вымыслах носился юный ум...
Примечания
112 См.: Н. Ф. . А. С. Пушкин. Харьков, 1900, стр. 265—268.
113 Баллада Катенина, датированная им 1814 г., появилась в «Сыне отечества» 1815 г. (ч. 21, № 13, 1 апреля, стр. 16). Можно думать, что стихотворение Пушкина написано после появления баллады Катенина в печати, а потому принятая ныне дата 1814 г. вызывает сомнения.
114 См.: Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов, изданное Василием Жуковским, ч. 2. М., 1810, стр. 193. Стихотворение Пушкина, баллада Катенина и данный романс имеют одну общую черту, которая до известной степени подтверждает неслучайность их фразеологических совпадений. Все три произведения написаны четырехстопным хореем, который рассматривался как размер, близкий к народным песням, и все три имеют строфу общей рифмовки: AbAbCCdd. Примеры подобной рифмовки при данном размере довольно редки.