5
Из Лицея Пушкин вынес своеобразный культ дружбы. В стихотворениях его, посвященных лицейским годовщинам, тема дружбы, тема лицейской семьи получила полное выражение.
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
(«19 октября», 1825).
И неоднократно Пушкин возвращается к теме о лицейской дружбе, особенно когда говорит о неверной «дружбе новой» и о «небратском привете» «минутной младости минутных друзей». Шестилетнее пребывание в стенах закрытого учебного заведения сплотило лицеистов в один союз. Лицейские годовщины 19 октября, на которых встречались лицеисты первого выпуска, являлись внешней формой выражения лицейского союза.
Однако уже состав участников этих ежегодных собраний показывает, что далеко не все товарищи Пушкина по Лицею входили в лицейское братство. На тех же собраниях были и случайные их посетители. Основное ядро лицейского союза — это близкий Пушкину круг лицеистов.
В первые годы по окончании Лицея такой тесной группой друзей являлись лицейские поэты: Пушкин, Дельвиг, Кюхельбекер. Они составляли «Союз поэтов» (к ним примыкал еще Баратынский). С этим «союзом» связывалось представление о молодой передовой поэзии, и он неоднократно подвергался нападению со стороны литературных и политических староверов. В шуточках, печатавшихся на страницах «Благонамеренного», можно было встретить и намеки на лицейское происхождение этого «союза». Иногда подобные намеки носили невинный характер, как, например, в басне А. Измайлова «Роза и репейник», где Дельвиг именовался «молокососом», «который целый курс проспал и проленился». Но часто связь с Лицеем приобретала в глазах противников политический характер. Именно на Лицей смотрели как на рассадник вольнодумства. Небезызвестный В. Н. Каразин в доносительной записке, поданной В. П. Кочубею 2 апреля 1820 г., писал: «Такое лицемерное воспитание... умножает только людей развращенных. В самом лицее Царскосельском государь воспитывает себе и отечеству недоброжелателей. Это доказывают почти все вышедшие оттуда. Говорят, что один из них — Пушкин, по высоч. пов., секретно наказан (здесь Каразин имеет в виду слух, что Пушкин был вызван в полицию и там высечен, — Б. Т.). Но из воспитанников более или менее есть почти всякий Пушкин, и все они связаны каким-то подозрительным союзом, похожим на масонство». В примечании к этому месту Каразин выражается еще яснее: «Кто сочинители карикатур или эпиграмм, каковые, напр., на двуглавого орла, на Стурдзу, в которой высоч. лицо названо весьма непристойно, и пр. Это лицейские питомцы! Кто знакомится с публикою соблазнительными стихотворениями в летах, где честность и скромность наиболее приличны... они же».34 Вскоре Пушкин был выслан из Петербурга. Обвинение лицеистов в опасном союзе возымело свое действие.
«Нечто о Царскосельском лицее и о духе оного» является политическим доносом на Лицей, и в первую очередь на Пушкина. Вот как характеризует Булгарин «лицейский дух»: «В свете называется лицейским духом, когда молодой человек не уважает старших, обходится фамильярно с начальниками, высокомерно с равными, презрительно с низшими, исключая тех случаев, когда для фанфаронады надобно показаться любителем равенства. Молодой вертопрах должен при сем порицать насмешливо все поступки особ, занимающих значительные места, все меры правительства, знать наизусть или сам быть сочинителем эпиграмм, пасквилей и песен предосудительных на русском языке, а на французском — знать все самые дерзкие и возмутительные стихи и места самые сильные из революционных сочинений. Сверх того он должен толковать о конституциях, палатах, выборах, парламентах; казаться неверующим христианским догматам и более всего представляться филантропом и русским патриотом».35
Булгарин пускается в исторические разыскания, откуда пошел «лицейский дух». Он вспоминает мартинистов и Новикова и связывает с их влиянием то направление, которое получило в России образование юношества. Переходя к Лицею, Булгарин отмечает отсутствие надлежащего надзора за учащимися и перечисляет внешние влияния, создавшие «лицейский дух». В первую очередь проникновение этого духа в Лицей он объясняет влиянием офицеров гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. «В Лицее начали читать все запрещенные книги, там находился архив всех рукописей, ходивших тайно по рукам, и, наконец, пришло к тому, что если надлежало отыскать что-либо запрещенное, то прямо относились в Лицей».36
Далее вредное влияние приписывалось «Арзамасу». «Арзамасское общество без умысла принесло вред, особенно Лицею. Сие общество составляли люди, из коих почти все, за исключением двух или трех, были отличного образования, шли в свете по блестящему пути и почти все были или дети членов Новиковской мартинистской секты, или воспитанники ее членов, или товарищи и друзья и родственники сих воспитанников. Дух времени истребил мистику, но либерализм цвел во всей красе! Вскоре это общество сообщило свой дух большой части юношества и, покровительствуя Пушкина и других лицейских юношей, раздуло без умысла искры и превратило их в пламень».37 В другой записке, посвященной специально «Арзамасу», Булгарин всю ответственность за распространение либеральных идей возлагает на Уварова и Николая Тургенева. «Итак, не общество имело влияние на дух Лицея, но некоторые люди, принявшие в свой круг Пушкина, Кюхельбекера и других лицейских студентов».38
Далее в записке о Лицее Булгарин останавливается на влиянии тайных обществ декабристов: «Весьма вероятно, что составившееся в 1816 году тайное общество, распространив вскоре круг своего действия на Петербург, имело умышленное и сильное влияние на Лицей. Начальники Лицея под предлогом благородного обхождения позволяли юношеству безнаказанно своевольничать, а на нравственность и образ мыслей не обращали ни малейшего внимания. И как с одной стороны правительство не заботилось, а с другой стороны частные люди заботились о делании либералов, то дух времени превозмог — и либерализм укоренился в Лицее в самом мерзком виде».39
себя в роли писателя на предмет отвлечения читателя от политики, советуя «забавлять» их «пустяками».
Полицейская цель булгаринского доноса сильно подрывает доверие к его свидетельству, тем более, что записка построена на сведениях, дошедших до автора окольными путями. Подобным неопределенным слухам Булгарин придавал выгодный для него смысл. Однако кое-что в этом доносе получает подтверждение. По-видимому, гусарский полк, расквартированный в Царском Селе после возвращения из похода в октября 1814 г., имел некоторое влияние на лицеистов. Достаточно назвать Чаадаева, с которым Пушкин сблизился еще в Царском Селе. В числе гусаров были П. П. Каверин, Н. Н. Раевский.
Запрещенные рукописи, по-видимому, проникали в Лицей через офицеров гусарского полка. Иначе трудно было бы объяснить, почему Пушкин на допросе о «Гавриилиаде» решил дать такое объяснение, будто он списал поэму еще в Лицее в 1815 или 1816 г., причем «рукопись ходила между офицерами Гусарского полку».40 Конечно, всё, что писал Булгарин об «Арзамасе», никак не соответствует действительности: политические темы возникли в «Арзамасе» позднее, уже в 1817 г., когда в общество вступили Н. Тургенев и М. Орлов. Обвинять Уварова в политическом влиянии на лицеистов никак не приходится. Булгариным здесь руководили несомненно личные цели. Но влияние тайных обществ было: достаточно вспомнить артель Бурцова, в которую входили Вальховский, Дельвиг, Пущин и Кюхельбекер.41
Булгарин прав и в том, что вольный ветер явно проникал сквозь непрочные ограды Царскосельского лицея. В общении с внешним миром в годы крупных политических событий и уже определившегося предреволюционного брожения в обществе Лицей не мог избежать подобных политических влияний. Но только Булгарин в своем политическом доносе преувеличивал сверх всякого вероятия роль Лицея в подготовке событий 1825 г.
— Гауеншильд. Об этом свидетельствует депеша Меттерниха австрийскому послу в Петербурге 17 апреля 1826 г. В ней говорится: «Я недавно затребовал от Гауеншильда подробную историю организации Царскосельского лицея. Она представит большой интерес и даст ключ к тому явлению, что, так сказать, собственные дети несчастного Александра поклялись погубить его, не останавливаясь даже перед убийством».42 Таким образом, разговоры о революционном духе Лицея, приукрашенные и преувеличенные, получили международное распространение в наиболее реакционных кругах.
Однако следует учесть, что в официальных кругах не придали большого значения этим слухам и этим доносам. Энгельгард, который тогда уже не был директором Лицея, но продолжал принимать близко к сердцу всё, что касалось Лицея, счел нужным выступить с протестами против подобных нападок на Лицей. Протесты эти объяснялись отчасти тем, что удар был направлен главным образом против лицеистов первого выпуска, кончавших Лицей при директорстве Энгельгардта. Письмо Энгельгардта русские газеты отказались напечатать, и оно появилось в двух остзейских газетах, а затем было перепечатано за границей, что доказывает интерес, какой за рубежом проявляли к роли Лицея в декабрьских событиях. Кроме того, Энгельгардт обратился к Бенкендорфу с просьбой принять меры к реабилитации Лицея. Просьба эта не была уважена. Осталась память о том, что при Энгельгардте выпускали «недостойных» лицеистов. В 1829 г. Николай I писал: «... ученики, подобные выпущенным во вкусе Энгельгардта, не будут более выходить из Лицея».43 Нетрудно расшифровать, кого именно Николай I имел в виду. Этот отзыв был ответом на письмо Константина Павловича (с 1822 г. номинально числившегося начальником Лицея), в котором в качестве примеров плачевного лицейского воспитания назывались имена Пушкина, Кюхельбекера и Гурьева. Но Гурьев был уволен из Лицея до Энгельгардта (в сентябре 1813 г.), следовательно Николай мог иметь в виду только Пушкина и Кюхельбекера.
«лицейском духе», именно Пушкин вызывал негодование Николая I. Имя Пушкина обязательно сопутствовало теме о «лицейском духе», другие имена случайны. Пушкин определял суждения о Лицее.
Примечания
34 В. Базанов. Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949, стр. 176—177.
35 Модзалевский. Пушкин под тайным надзором. Изд. 3-е, Л., 1925, стр. 36.
36 Там же, стр. 42.
37 Там же, стр. 43.
38
39 Там же, стр. 44.
40 Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. Подготовили и комментировали М. А. Цявловский, Л. Б. Модзалевский, Т. Г. Зенгер. Изд. «Academia», М. — Л., 1935, стр. 749.
41 Вопрос о «Священной артели» Бурцова подробно обследован в работе М. В. Нечкиной «Священная артель. Кружок Александра Муравьева и Ивана Бурцова 1814—1817 гг.» (Декабристы и их время. Изд. АН СССР, 1951, стр. 155—188). Ср. сокращенную редакцию статьи «К вопросу о формировании политического мировоззрения молодого Пушкина» (А. С. Пушкин, 1799—1949. Материалы юбилейных торжеств. Изд. АН СССР, 1951, стр. 71—101).
42 Д. . Императорский Царскосельский лицей. СПб., 1911, стр. 260. (Подлинник на французском языке).
43 Там же, стр. 272.