3
Поэзия привлекала многих из товарищей Пушкина. Первое место среди них принадлежало А. Илличевскому. По-видимому, он первый показал пример поэтического творчества своим товарищам. До нас дошло его стихотворение, датированное 9 февраля 1812 г., следовательно, писанное на четвертом месяце существования Лицея. Стихи обращены к его приятелю Фуссу, товарищу Илличевского по гимназии, в которой он учился до поступления в Лицей. Стихи достаточно гладкие для первых опытов поэта:
За добрый твой привет, за лестное желанье
Я приношу тебе сердечное признанье.
Благодарю тебя за то, что не забыл
Того, кто так тебя, как друга, век любил
и т. д.
Из этого стихотворения мы узнаем, что Илличевский уже в стены Лицея вступил поэтом; Илличевский пишет о своем гимназическом товарище, о котором ему напомнил Фусс:
Ты пишешь, что и он, прокладуя дорогу
На Пинд утесистый, к стихотворенья богу,
Куда в гимназии и я подчас ходил,
Куда и днесь хожу, но только что украдкой,
Ибо, сказать тишком, нам всем запрещено
Шутить с Парнасскою опасною лошадкой,
Которую седлать еще нам мудрено.42
К собранию писем Илличевского Фуссу приложены и стихи, писанные еще в гимназии: басня «Дуб».
Отношение товарищей к дарованию Илличевского выражено в «Хоре по случаю рождения почтенного поэта нашего Алексея Демиановича Илличевского»:
Слава, честь лицейских муз,
О, бессмертный Илличевский!
Меж поэтами ты туз!
Криком радостным: «виват!
Ты родился — всякий рад!»
Ты родился, и поэта
Нового увидел мир,
Ты рожден для славы света,
Меж поэтов — богатырь!43
Хор продолжается в том же восторженном тоне. По-видимому, Илличевского имел в виду Пушкин, когда писал о Дельвиге: «Никто не приветствовал вдохновенного юношу, между тем как стихи одного из его товарищей, стихи посредственные, заметные только по некоторой легкости и чистоте мелочной отделки, в то же время были расхвалены и прославлены как чудо» («Дельвиг»).
Эта характеристика весьма соответствует репутации и качеству стихов Илличевского. Позднее он издал сборник своих произведений («Опыты в антологическом роде», 1827), в котором лишь усугубил свои качества версификатора, определившиеся вполне уже в Лицее. «Опыты» состоят из мелких эпиграмм, надписей и мадригалов в «антологическом роде» и в основном являются переводами с французского, к которым присоединено небольшое количество переводов с немецкого и оригинальных стихотворений в том же духе.
И в Лицее Илличевского тянуло больше к переводной и подражательной поэзии. По-видимому, у него недоставало воображения при избытке версификаторских способностей. Оригинальными были его эпиграммы, и то не все. Славились же в Лицее именно его эпиграммы:
Ты родился — эпиграмма
Полилась на весь народ...44
Илличевский составлял «антологии», издавал журналы, вообще был наиболее активным деятелем Лицея в области поэзии.
Самым знаменитым произведением Илличевского был «лицейский пеан»:
Лето, знойна дщерь природы,
Идет к нам в страну;
Жар несносный с бледным видом
Следует за ним.
Весна убегает от наших полей,
Зефиры, утехи толпятся за ней,
Река иссыхает, ручей не журчит
и т. д.45
Этот гимн исполнялся ежегодно на праздновании годовщины открытия Лицея — 19 октября.
Прочие стихи Илличевского, если не считать довольно длинных переводов из Мишо, Клейста и др., представляют собой романсы мадригального типа, например:
Бурна осень обложила
Мглой туманов облака,
Лес и поле обнажила
Разрушения рука,
Но лишь ты средь нас явилась,
Вся природа обновилась.
О Надежда! всё с тобой
Снова расцвело весной,
и пр.46
Надежда — героиня мадригалов Илличевского, которой он посвятил не одно стихотворение.
Что касается его эпиграмм, то все они в таком, примерно, роде:
На музыканта
Ай, мастер — ты еще лихого
Пролаза перещеголял:
А ты Скупого — обокрал.47
Несколько эпиграмм Илличевского направлены против Кюхельбекера.
Илличевский за подписью «ийший» в октябре 1814 г. напечатал в «Вестнике Европы» стихотворение «Цефиз», за которым последовал ряд других стихотворений, как в «Вестнике Европы» того же года, так и в «Российском музеуме» 1815 г. Стихи, напечатанные в этих журналах, впоследствии вошли в «Опыты» 1827 г.
Помимо славы стихотворца, Илличевский стяжал и славу живописца: ему принадлежат многочисленные карикатуры на лицейских товарищей и профессоров.
Слава Илличевского была чисто лицейской, местной. Ему не удалось укрепить своей поэтической репутации за стенами Лицея. Чисто подражательный характер его стихов, отсутствие какой-либо оригинальности ограничивали его творчество только версификаторскими достоинствами. Он не проявил никаких способностей к поэтическому развитию. Его сборник 1827 г. ни в каком отношении не является шагом вперед в сравнении с его лицейской лирикой. Но поэзия его характерна для оценки лицейских вкусов. Эпиграмма, сентиментальный романс, мадригал — всё это вызывало восторги товарищей. Это было эпигонство мелких жанров, характерное для поэзии начала века. Достаточно просмотреть сборники стихов Дмитриева, Василия Пушкина или номера журналов, чтобы убедиться, что поэзия Илличевского воспроизводит черты мелкой поэзии последержавинской поры.
Другое положение среди лицейских поэтов занимал Дельвиг. Самое раннее из известных нам стихотворений Дельвига датировано 7 сентября 1812 г. Это был день, когда в Лицей пришло известие об оставлении Москвы русскими войсками. Дельвиг написал песню в народном стиле, посвященную полученному известию:
Как разнесся слух по Петрополю,
Слух прискорбнейший россиянину,
Что во матушку Москву каменну
Взошли варвары иноземные.
.............
Поезжай разить силы вражески
Под знаменами Витгенштеина,
Вождя славного войска русского.
Не пускай врага разорити Русь
Иль пусти его через труп ты свой.
Ранние стихи Дельвига технически беспомощны и не могли конкурировать во мнении товарищей со стихами Илличевского. Вот пример эпиграмматической эпитафии:
Прохожий, здесь не стой! Беги скорей, уйди,
И то на цыпочках и не шелох никак.
— его не разбуди!
А то замучает тебя! «Понеже так».
Не менее слабы стихи «Пиит и эхо», датированные 27 февраля 1813 г.
Дельвиг опередил Пушкина, поместив на две недели раньше его на страницах «Вестника Европы» (1814, № 12) свое первое печатное стихотворение «На взятие Парижа».
Этот факт, видимо, изменил мнение товарищей о поэзии Дельвига, и на втором курсе (т. е. за последнее трехлетие) он уже числился среди первых лицейских поэтов.
Поэтическое направление Дельвига определилось его восторженным отношением к Державину. Так, в первом же напечатанном стихотворении его находятся такие строки:
О, вдохновенный певец,
Пиндар российский, Державин!
Дай мне парящий восторг.
Известен рассказ Пушкина о приезде Державина в Лицей в январе 1815 г.: «Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтобы дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую „Водопад“. Державин приехал. Он вышел в сени». Однако слишком прозаический вопрос, с которым обратился Державин к швейцару, «разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию» (Table-talk).
Другим увлечением Дельвига были баллады Жуковского. По-видимому, они побудили его обратиться к подлинникам, переведенным Жуковским. Но по незнанию языков он не мог сделать этого самостоятельно. Здесь на помощь ему пришел Кюхельбекер. С ним вместе они изучали поэтов, весьма отличных от тех поэтов мелких эпиграмматических и мадригальных форм, какие так нравились лицеистам. Именно эти занятия с Кюхельбекером («Вилей») упоминаются в лицейской песне, посвященной Дельвигу:
Полно, Дельвиг, не мори
Ты людей стихами;
Ждут нас кофе, сухари,
Феб теперь не с нами.
Разрешаю, век ленись;
Попусту хлопочешь,
Спи, любезный, не учись,
Делай, что ты хочешь.
В классах рифмы прибирай;
С Вилей — Клопштока читай,
С нами — веселися.48
В письме Фуссу 28 февраля 1816 г. Илличевский характеризует Дельвига как вполне определившегося поэта:
«Быстрые способности (если не гений), советы сведущего друга — отверзли ему дорогу, которой держались в свое время Анакреоны, Горации, а в новейшие годы Шиллеры, Рамлеры, их верные подражатели и последователи; я хочу сказать, он писал в древнем тоне и древним размером — метром. Сим метром написал он К Диону, К Лилете, К больному Горчакову — и написал прекрасно. Иногда он позволял себе отступления от общего правила, т. е. писал ямбом: Поляк (балладу), Тихую жизнь (которую пришлю тебе — мастерское произведение!) и писал опять прекрасно. Странно, что человек такого веселого шутливого нрава (ибо он у нас один из лучших остряков) не хочет блеснуть на поприще эпиграмм».49
Поэтому можно думать, что Дельвигу посвящена полностью следующая строфа из «Пирующих студентов»:
Дай руку, Дельвиг! что ты спишь?
Проснись, ленивец сонный!
Ты не под кафедрой сидишь,
Латынью усыпленный.
Взгляни: здесь круг твоих друзей;
За здравье нашей музы пей,
Парнасский волокита.
Остряк любезный, по рукам!
Полней бокал досуга!
И вылей сотню эпиграмм
На недруга и друга!
Оригинальную фигуру представлял собою Вильгельм Кюхельбекер. Он был обуреваем поэтическим вдохновением с самых первых дней пребывания в Лицее и с первых же дней вызвал насмешки товарищей.
Одним из первых его произведений было стихотворение в 1-м номере рукописного журнала «Вестник», 3 декабря 1811 г.:
Отрывок из Грозы Сент-Ламберта
Страх при звоне меди
Заставляет народ устрашенный
Толпами стремиться в храм священный,
Зри, боже, число, великий,
Унылых тебя просящих сохранить нам
Цел труд, многим людям
Принадлежащий. Увы, из небес горящих
Размозжает гнезда летящих
И колосы по полю лежащих
Град быстро падущий.50
место из 2-й песни «Les Saisons» Сен-Ламбера: 51
La peur, l’airain sonnant dans les temples sacrés
Font entrer á grands flots les peuples égarés,
Grand Dieu! vois à tes pieds leur foule consternée
Te demander le prix des travaux de l’année.
Hélas! d’un ciel en feu les globules glacés
Ecrasent en tombant les épis renversés.52
По-видимому, жестокая критика данного перевода вызвала Илличевского на соревнование, и среди лицейских бумаг мы находим и его перевод этого отрывка, и более точный и более отвечающий нормам русского стиха и русского языка:
Звенящий колокол, всеобщий ужас, страх
Влечет к себе народ, рассеянный в лесах.
Воззри, великий бог, на сонмы их просящи
В моленьи искреннем за все труды наград.
Прости им. Но, увы, вдруг ниспадает град
И побивает их класы, в полях лежащи.
Среди лицейских стихов находим и еще перевод другого отрывка из того же описания грозы Сен-Ламбера, принадлежащий, по-видимому, совокупным усилиям Кюхельбекера и Илличевского.53
от общего стиля лицейской поэзии: «Вино», «К радости», «Дифирамб» (из Шиллера) и др.
В стихотворении, написанном перед выпуском, Кюхельбекер, обращаясь к Илличевскому, так характеризует себя как поэта:
Прощай, товарищ в классе!
Товарищ за пером!
Товарищ на Парнасе!
Прощай, и в шуме света
Меня не позабудь,
Не позабудь поэта,
Кому ты первый путь,
Путь к музам указал.
Хоть к новизнам пристрастный
Я часто отступал
От старорусских правил,
Ты мне сказал: пиши,
И грех с моей души —
Зарежу ли Марона,
Измучу ли себя —
Будь свален на тебя.54
Эти «пристрастья к новизнам» выразились в ряде произведений, вызывавших недоумение товарищей и являвшихся предметом насмешек. Подобные произведения не фигурируют в лицейских сборниках, но названия их находим в многочисленных эпиграммах. Сюда относятся «Теласко», «Зульма» и др.
Кроме этих корифеев лицейской поэзии, были и другие, менее плодовитые поэты. Так, известно, что Мих. Яковлев писал басни (см. письмо А. Иконникова 2 сентября 181355). Одно стихотворение Корсакова фигурирует в лицейской антологии. Не все имена поэтов до нас дошли. Были среди лицеистов и случайные поэты. Кошанский заставлял на своих уроках писать стихи всех лицеистов. Широко известен казус, произошедший с одним из товарищей Пушкина — Мясоедовым, который на задание Кошанского описать восход солнца не мог придумать ничего лучше, как записать припомнившуюся ему строчку Буниной из стихотворения «Сумерки»:
Окончание, не лестное для Мясоедова, приписал Илличевский:
И изумленные народы
Не знают, что начать,
Ложиться спать или вставать.
«Лицейского мудреца», и относится оно, судя по датам хроники того же номера, к 4—5 января 1816 г.56
Среди таких же случайных поэтов-неудачников был и автор басни «Ослы», которую поместили без подписи во 2-м номере «Лицейского мудреца» с тою целью, чтобы здесь же высмеять автора в эпиграмме:
О чем ни сочинит, бывало,
Марушкин, борзый стихотвор,
Когда заране скажешь: вздор!
Марушкин об ослах вдруг басни сочиняет.
И басня хоть куды! но странен ли успех?
И следственно напишет лучше всех.57
Эпиграмма эта приписывается Илличевскому, Надо думать, что «Марушкин» является прозрачно задрапированной фамилией действительного автора, которого, следовательно, надлежит подозревать в Матюшкине (вряд ли в Мартынове). Видимо, басня эта имела в свое время успех, как образец неудачного произведения. Номер «Мудреца», где помещена басня, по-видимому, относится к октябрю 1815 г., так как одна из его статей посвящена Наполеону, отправляемому на остров Елены на «Нортумберланде».
Вот самая инкриминируемая басня:
Ослы
Случилося ослу на гору взгромоздиться.
«Дружок мой! посмотри, как я велик теперь,
Куда тебе со мной сравниться?
Поверь,
Что ты передо мною
Всё то ж, что червь перед тобою».
— Нет, братец! мы равны.
Ведь оба мы ослы,
А разница лишь та меж нами,
Что ты вскарабкался на высоты, —
А я стою спокойно под горами.
Иной министр, иной торгаш гусиный,
Но часто ум у них один — ослиный.58
Возможно, что были и другие столь же случайные баснописцы. Против одного из них направлены стихи «Пирующих студентов»:
Забавный, право, ты поэт,
...
Кроме поэтов, в Лицее были и прозаики, например, Пущин, Маслов и др.
Примечания
42 К. Я. Грот. Пушкинский лицей, стр. 33.
43
44 На основании этой репутации Илличевского В. Гаевский («Современник», 1853, № 8, стр. 351), а вслед за ним и все издания Пушкина вплоть до нового академического (см. т. 1, алфавитный указатель, стр. 507) предполагают, что Пушкин в стихах «Пирующие студенты» и «Послание к Галичу» имеет в виду Илличевского под именем «остряка». Мне кажется, что оба эти места относятся к Дельвигу, которого Илличевский в письме Фуссу (28 февраля 1816 г.) назвал: «один из лучших остряков».
45 К. Я. Грот. Пушкинский лицей, стр. 192.
46 Русские пропилеи, т. 6, 1919, стр. 49.
47 Грот. Пушкинский лицей, стр. 143.
48 К. Я. Грот. Пушкинский лицей, стр. 222.
49 Там же, стр. 63.
50 Грот. Пушкинский лицей, стр. 247.
51 Saint-Lambert. Les Saisons, poème. Hambourg, 1797, p. 69—70.
52 «Ужас, звон меди побуждают обезумевший народ хлынуть бурным потоком в священные храмы. Великий боже! воззри на смятенную толпу, у ног твоих молящую о спасении плодов работы целого года. Увы! ледяные крупицы, падая с пылающего неба, уничтожают смятые посевы».
53 Грот. Пушкинский лицей, стр. 192 и 210.
54 Там же, стр. 169.
55 Там же, стр. 253.
56 См.: К. Я. Грот 7, стр. 145). Бартенев приписывал эти стихи Пушкину.
57 К. Я. Грот. Пушкинский лицей, стр. 274.
58 Там же.