24
«Мои замечания об русском театре» обрываются на фразе: «Но оставим неблагодарное поле трагедии и приступим к разбору комических талантов». Та часть статьи, в которой Пушкин хотел дать оценку актеров, игравших в комическом репертуаре, осталась не написанной Пушкиным. Поэтому мы не располагаем достаточным материалом для характеристики его отношения к этим исполнителям. Однако кое-что могут дать некоторые замечания в той же статье. Говоря о соревновании Валберховой и Семеновой, Пушкин первую из них характеризовал и как комическую актрису: «Было время, когда хотели с нею (с Семеновой) сравнивать прекрасную комическую актрису Валберхову, которая в роли Дидоны живо напоминала нам жеманную Селимену (так, как в роли Ревнивой жены напоминает она и теперь Карфагенскую царицу). Но истинные почитатели ее таланта забыли, что видали ее в венце и мантии, которые весьма благоразумно сложила она для платья с шлейфом и шляпки с перьями». К этому месту Пушкин сделал примечание: «Иные почитают лучшею ролью г-жи Валберховой — роль Ревнивой жены. Совершенно несправедливо. Разве они не видали ее в Мизантропе, в Нечаянном закладе, в Пустодомах и проч.?».
Задумав в 1821 г. написать комедию, Пушкин в плане этого произведения называет действующих лиц именами актеров петербургского театра. Единственная женская роль, благоразумной и рассудительной вдовы, сестры игрока, всячески старающейся спасти брата от пагубной страсти, обозначена именем Валберховой.
М. И. Ва́лберхова считалась первой комической актрисой на роли героинь в «высоких» или «благородных» комедиях. В. Соц в «Сыне отечества» так характеризовал эту актрису: «Валберхова б., посвятившая себя прежде Мельпомене, должна была, за слабостию груди, склониться на сторону Талии. Важность, занятая у первой, способствует ей к мастерскому изображению значительных женских характеров, каков напр., Ревнивой жены. — Модница, кокетка, любезная светская женщина составляют главное основание ролей ее. Она также представляет иногда веселых проказниц, но несколько меланхолический ее вид не очень соответствует этому роду. Валберхова хороша в ролях графини Лелевой, графини Алмавивы и Наташи (в «Своей семье»)».225
Однако тот же В. Соц (за подписью «Z») находил некоторые недостатки в исполнении роли Наташи: «... в игре ее едва заметны были живость и веселость характера Наташи».226
Н. И. Греч в отчете о бенефисе Валберховой (в комедии Шаховского «Какаду») характеризовал ее так: «Какая-то томность, препятствующая сей актрисе прельщать публику в ролях разных и шутливых, ныне была ей весьма прилична для изображения молодой женщины, чувствующей свои заблуждения и желающей их исправить».227
Этими качествами артистки, по-видимому, и руководствовался Пушкин, называя свою героиню именем Валберховой.
Выбор имени Сосницкого в той же комедии для роли легкомысленного игрока вполне оправдывается характером его игры. В. Соц писал о нем: «Сосницкий, молодой актер, одаренный стройным станом, приятным произношением и ловкостию, превосходен в ролях жеманных волокит — во фраках и счастливцев в любви — с султанами. Он нигде столько не отличается проворством игры и гибкостью языка, как в комедиях: Чем богат, тем и рад, Говоруне и Не любо, не слушай».228
Характерно, что Пушкин для этой роли не выбрал исполнителя роли игрока в драме «Беверлей» или актера подобного амплуа. Правда, после смерти Яковлева, исполнявшего в этой драме главную роль, «Беверлей» при Пушкине не был возобновлен. Однако если бы Пушкин имел в виду подобную же трактовку роли игрока, он мог бы назвать своего героя именем кого-нибудь из актеров, исполнявших трагические роли. Но Пушкин несомненно уклонялся от того образа игрока, какой дан был в «Беверлее». Эта французская переделка английской драмы исполнялась в стиле мелодрам, лишенных какой бы то ни было психологической правдоподобности. К подобным пьесам Пушкин относился отрицательно. В письме брату 4 сентября 1822 г. Пушкин, опасаясь за сценическую судьбу «Орлеанской девы» в переводе Жуковского, писал: «Слышу отсюда драммо-торжественный рев Глухо-рева. Трагедия будет отсюда сыграна тоном Смерти Роллы». По-видимому, Пушкину запомнился спектакль «Смерть Роллы», в котором в роли перуанского царя Аталибы выступал актер Глухарев.
В той же комедии партнером Валберховой Пушкин называет Брянского. Этот актер играл преимущественно в трагедиях, но выступал также и в «благородных» комедиях. О нем Пушкин писал: «Яковлев умер; Брянский заступил его место, но не заменил его. Брянский, может быть, благопристойнее, вообще имеет более благородства на сцене, более уважения к публике, тверже знает свои роли, не останавливает представления внезапными своими болезнями; но зато какая холодность! какой однообразный, тяжелый напев!.. комический актер он имеет преимущество и даже истинное достоинство» («Мои замечания об русском театре»). По-видимому, в своей комедии Пушкин и не собирался кого-нибудь смешить. Поэтому именно сдержанный и холодный характер игры Брянского, о котором одинаково писали рецензенты разных направлений, и нужен был для комедии, задуманной Пушкиным. В самом деле, эта комедия об игроке, поставившем на карту своего старого крепостного слугу, не должна была отличаться веселостью. Она относилась к числу «высоких» комедий, т. е. приближалась, вероятно, к тому, что ныне именуется драмой. Самое время подобного замысла заставляет принять именно такое предположение. В нем нас утверждают и имена актеров, введенных в программу пьесы.
Имена Валберховой, Брянского и Сосницкого являются определяющими. Остальные актеры, названные в программе, — Рамазанов, Боченков и Величкин — являются второстепенными. Из них один Величкин имел определенное амплуа в комедиях (самая крупная его роль — Гарпагон в «Скупом»).
К этому скудному материалу, характеризующему отношение Пушкина к актерам комического репертуара, можно присоединить только один не вполне достоверный факт: в различных вариантах рассказывается анекдот об одном из столкновений, происшедших у Пушкина в театральном зале. Рассказывают приблизительно следующее: когда Пушкин шикал не нравившейся ему актрисе, сосед его, поклонник этой актрисы, резко запротестовал. Произошла ссора, и Пушкин якобы заявил, что он дал бы пощечину, если бы не предполагал, что актриса может принять ее за аплодисмент. В большей части вариантов этого рассказа происшествие связывается с именем Асенковой. 229
Ясно, что речь может идти только об Александре Асенковой, матери знаменитой Варвары Асенковой. А. Асенкова в эти годы исполняла почти исключительно роли субреток. Роли субреток, традиционные во французской легкой комедии, не были столь же уместны в комедиях из русского быта, между тем Шаховской и другие писали специально для Асенковой роли расторопных лукавых служанок, ведущих интригу комедии (например, Саша в «Липецких водах»). Эти театральные служанки нимало не походили на реальных крепостных служанок того времени. Поэтому далеко не все приходили в восторг от игры Асенковой. Но недовольство распространялось, по-видимому, не столько на исполнительницу, сколько на фальшивый характер подобных ролей.230 Однако, поскольку сам факт относится к области анекдотов сомнительной достоверности, то из него сделать вывода нельзя. Отмечу лишь, что в комедии Пушкина нет роли служанки и не упоминается имени Асенковой. Впрочем, роль, близкая к амплуа субретки, находится в другом наброске Пушкина «Насилу выехать решились из Москвы», правда, относящемся к значительно более позднему времени (предположительно этот набросок датируется 1827 г.).
Примечания
225 Сын отечества, 1820, № 41, 9 октября, стр. 11.
226 Там же, 1818, № 5, 31 января, стр. 217.
227 Там же, 1820, № 4, 24 января, стр. 182. Подпись: Г.
228 Там же, 1820, № 41, 9 октября, стр. 10—11.
229 См., например: С. Гессен и Л. Модзалевский. Разговоры Пушкина. М., 1929, стр. 239; или М. Загорский. Пушкин и театр. 1940, стр. 46. Анекдот этот без всякого вероятия относят к последним годам жизни Пушкина и связывают с именем Асенковой-дочери. Конечно, если эта театральная стычка имела место, то только в 1817—1820 гг. и, следовательно, имеет отношение к Асенковой-матери. М. Загорский относит это к 20 декабря 1818 г., когда произошло столкновение Пушкина с Перевощиковым и Пушкина вызывал П. Я. Убри для объяснений (см.: Былое, 1906, ноябрь, стр. 28—29). Но в спектакле 20 декабря 1818 г. А. Асенкова не участвовала: тогда исполнялась опера «Швейцарское семейство» и дивертисмент «Цыганский табор».
230 О подобных субретках писали: «Служанка, подобная Анюте (в «Богатонове» Загоскина), есть, по-моему, лицо, свойственное иностранной, а не русской комедии... Знаю, что многие писатели, и писатели известные вводили их в свои комедии; но истинные русские комики убегали сего недостатка: Фон-Визин вовсе изгнал горничных из своих пьес; а Крылов поставил их в таком расстоянии, в котором они не могут оскорблять правдоподобия, первейшего из всех театральных правил» (Северный наблюдатель, 1817, № 1, стр. 26). Рецензент «Сына отечества» «Z» в отчете о «Воздушных замках», где роль Саши исполняла Асенкова, пытался оправдать подобные роли: «Другие находят, что Саша слишком умна и образованна для горничной девушки и что в натуре у нас нет подобных. В этом случае должны мы отвечать, что на театре представляется мир условный ... » (Сын отечества, 1819, № 35, 31 августа, стр. 140—141). У Асенковой в особенной степени был порок, впрочем общий для всех актеров драматической труппы, — она плохо знала свои роли и часто сбивалась в словах.