20
Не менее значительное место, чем трагедия, занимала в репертуаре петербургского театра комедия. Комический репертуар был разнообразнее и самое количество ставившихся комедий было больше. Со сцены не сходили комедии старого репертуара. Шли обе комедии Фонвизина, «Ябеда» Капниста, «Неслыханное диво или честный секретарь» Судовщикова (под названием «Великодушный секретарь»), «Урок дочкам» и «Модная лавка» Крылова, «Хвастун» Княжнина.
Старый репертуар комедий представлял собой пьесы, в которых наиболее ярка общественная сатира. Почти все они относятся к периоду расцвета сатиры в русской литературе. Это особенно чувствовалось при сопоставлении пьес Фонвизина, Судовщикова, Капниста с новым репертуаром. Недаром именно при имени Фонвизина в характеристике театра в первой главе «Евгения Онегина» стоят слова: «сатиры смелый властелин» и «друг свободы». Фонвизин с детства был одним из наиболее любимых и наиболее вспоминаемых писателей Пушкина. Начиная с поэмы «Тень Фонвизина» имя Фонвизина постоянно присутствует в произведениях Пушкина. В «Послании цензору» 1822 г. Пушкин характеризовал его:
В глазах монархини сатирик превосходный
Невежество казнил в комедии народной,
Кутейкин и Христос два равные лица.
В этом же году он так характеризовал отношение Екатерины к Фонвизину: «Княжнин умер под розгами — и Фон-Визин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность» («Заметки по русской истории XVIII века»). В этих комедиях изобличалось крепостное право, невежество, черная неправда в судах, устои домостроевского быта, ханжество, и хотя со времени создания «Бригадира» и «Недоросля» прошло полвека, эти язвы русской жизни еще существовали во всей силе.
Несколько у́же по охвату действительности была сатира Крылова. Основная тема его — галломания. Тема крепостного самодурства лишь слегка затронута в изображении четы Сумбуровых.169
То же можно сказать и о комедии Княжнина, которая построена более на высмеивании «забавного» порока, чем на социальной или политической сатире. Быть может, только одна черта «Хвастуна» придавала этой комедии характер сатиры: герой комедии Верхолет играет на том, что в нем видят «случайного» человека, а потому верят, что он с легкостью может производить в сенаторы и раздавать любые должности. Тем не менее эта комедия, хотя и сотканная «переимчивым» автором из заимствованных комических положений, отличалась веселостью и принадлежала к любимым произведениям, о которых Пушкин помнил все годы жизни. Так, слова Простодума из пятого явления первого действия о продаже рекрут Пушкин приводит в статье о Радищеве «Путешествие из Москвы в Петербург», слова Чванкиной из шестого явления третьего действия («Ну что ж, что ты Честон?..») — в «Опровержении на критики», слова Честона и Верхолета из того же явления взяты эпиграфом к первой главе «Капитанской дочки». В замечаниях на полях статьи Вяземского об Озерове словами «очень хорошо» Пушкин одобряет следующее сравнение «Хвастуна» с трагедией Княжнина «Рослав»: «О Рославе можно заметить, что имя хвастуна ему приличнее, нежели действительному Хвастуну. Верхолет более лжец и обманщик: есть трагический хвастун».
При этом Пушкин цитировал «Хвастуна» по памяти. В «Гробовщике» говорится, что лицо переплетчика «казалось в красненьком сафьянном переплете». Это неточная цитата из того же шестого явления третьего действия «Хвастуна».
Лицо широкое его как уложенье
Одето в красненький сафьянный переплет.
— «Чудаки». Это сцена драки двух лакеев Пролаза и Высоноса (действие IV, явление 12).170 Отсюда взят эпиграф к четвертой главе «Капитанской дочки», она же цитируется в статье «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем».
Однако Княжнин в своих комедиях является больше представителем развлекательного, чем обличительного направления в театре.
Новая комедия в 1817—1820 гг. была гораздо более робкой в своих сатирических поползновениях. В цензурных условиях этих лет нельзя было и думать о чем-либо, приближающемся к «Недорослю» или «Ябеде». Позднейшая судьба «Горя от ума», комедии, задуманной в это же время, показывает, в каком тяжелом положении была сцена в эти годы. Комедия не могла говорить общими фразами или отвлеченными иносказаниями, в которые зрителям предоставлялось вкладывать свое содержание, как это было в трагедии. Комедия тех лет была гораздо реалистичнее трагедии в силу основного условия: говорить о современной жизни и показывать людей, близких зрителям по быту и положению.
На сцене царил в эти годы А. А. Шаховской. Правда, в 1818 г. Шаховской покинул пост члена репертуарной части и, таким образом, утратил положение хозяина в театре, но тем не менее его комедии продолжали ставиться.
«Урок кокеткам или Липецкие воды». Комедия эта, поставленная в первый раз 23 сентября 1815 г., в свое время произвела много шума из-за нападения на Жуковского и его баллады. Жуковский был осмеян в лице поэта Фиалкина. Характеристика сентиментального поэта, чтение пародической баллады «Омер» (во втором действии), описание балладных ужасов (в пятом действии) — всё это придавало пьесе Шаховского характер литературной сатиры, тем более, что комедия посвящалась Российской Академии — штабу, руководившему военными действиями против карамзинистов. Легко понять, что комедия не осталась без ответа. Она повлекла за собой создание «Арзамаса» и сама стала излюбленной мишенью острот арзамасцев. К 1817 г., когда борьба «Арзамаса» и «Беседы» стала отходить в прошлое, литературная пародия Шаховского уже выветрилась, тем более, что Фиалкин был совершенно эпизодическим лицом, не имевшим сколько-нибудь значительной роли в развитии комедии (например, во дворце, где Жуковский пользовался большим авторитетом, а его баллады приводили слушательниц в восторг, комедия исполнялась без роли Фиалкина). «Урок кокеткам» судили уже как комедию, а не как литературный памфлет.
Данная комедия, как и прочие комедии Шаховского, имеет много достоинств: живой разговорный язык, не пугающийся просторечия, хорошо схваченные характеры, меткие остроты, веселость положений — всё это должно было привлекать зрителей. Но в картине нравов отталкивающей была общественная тенденция Шаховского. Положительным героем комедии, вершителем всех дел и проповедником истины выведен князь Холмский, человек старого уклада, сторонник старины и «святой Руси». Его якобы патриотические речи, подкупавшие зрителей в 1815 г., смешивались с явным страхом перед новизной и вольномыслием. Вот, например, характеристика легкомысленного графа Ольгина, данная словами Холмского (ответ на реплику Пронского о том, что граф Ольгин страдает «от расстроенных нерв»):
Граф вместе, кажется, их вывез из Парижа
С свободой всё ругать, не дорожить никем.
Он остр и иногда не глупо рассуждает;
И служит образцом пустого воспитанья,
Которое дают нередко сыновьям
Бояра знатные. Пора уняться нам
На многих языках за вздорное болтанье,
И за презрение к стране своей родной
Платить землям чужим постыдные оброки.
Граф Ольгин, например, брал разные уроки
У разных мастеров, и выучен всему,
О нашей древности и о законах русских,
О пользах той земли, в которой он рожден,
Где родом он своим на службу присужден, —
Тотчас начнет зевать, и авторов французских
Его единственный ученый разговор.
(Действ. I, явл. 3).
Подобная защита русского начала от иноземных влияний основывалась на страхе перед «свободой всё ругать» и перед вольнодумными мыслями. В 1815 г. сторонники Шишкова питали еще иллюзию, вскоре развенчанную, что патриотизм является монополией реакционных кругов. Носителем такого патриотизма или, точнее, шовинизма и являлся Шаховской в своих сатирах и комедиях. Особенно это ясно в его позднейших комедиях. Так, 10 октября 1819 г. с успехом шла его новая комедия «Пустодомы». В ней реакционные убеждения автора выразились в еще более ясной форме.
В комедии выведена чета Радугиных. Князь весь углубился в фантастические проекты, которыми он разоряет свое имение, княгиня — модница и поклонница большого света. Вот как характеризует «здравомыслящая» графиня Вельская супругов, обращаясь к добродетельной сестре князя:
Что если братец твой, поддельный философ,
То и питомица моя, его супруга,
Сентиментальная мотовка; и они,
Мои голубчики, в восторге друг от друга,
Она на праздниках, а он в библиотеке.
Нет! помнится, не так любили в нашем веке.
(Действ. I, явл. 8).
Это противопоставление старого «нашего века» новым затеям проведено через всё действие пьесы. Чтобы подчеркнуть мотовство и вред французских мод, княгине Радугиной в служанки дана плутоватая Маша из «Модной лавки» Крылова. «Ведь ты, мой свет, взята из модной лавки», — говорит ей графиня. И Маша называет честными людьми мадам Каре и себя, хотя именно в обществе с мадам Каре и производится ограбление Радугиных. Шаховской думал связать свою комедию с комедией Крылова, но на место старозаветных провинциалов Сумбуровых, которые являются жертвой лукавства Маши и мадам Каре, здесь поставлены представители молодого поколения, столичные Радугины. Чтобы подчеркнуть политическую тенденцию пьесы, Шаховской предает осмеянию те идеи и те формулы, которые определяли устремления прогрессивной молодежи. Вот как высмеиваемая мотовка-княгиня говорит о своем запутавшемся муже:
...
Друг милый, быть женой такого человека,
Кто пользе общества и просвещенью века
Всё время посвятил...
(Действ. II, явл. 5).
«польза общества» и «просвещенье века» объявляются пустыми, комическими словами. Ученый шут Инквартус, образец тупого педантизма, произносит такие фразы: «Невежество есть враг всего полезного» или «Источник благ есть воспитание». Эти истины нарочно оглупляются.
В начале года Шаховской был привлечен Н. И. Тургеневым сотрудничать в несостоявшемся журнале, в котором пропагандировались передовые политические и экономические идеи. И вот в какой форме эта идея издания передового журнала отразилась в «Пустодомах»:
Князь
Итак, займемся мы. — Вот план я начертал:
Когда, в какие дни, в каком формате, сколько
Наш политическо-хозяйственный журнал
Сыскать приличнее латинский эпиграф.
Инквартус
Не только: я вчера день целый размышлял
О всем, что на себя приемлют журналисты,
Князь
Какие?
Инквартус
Да у нас
Нет сочинениев.
Князь
Инквартус
Как?
Князь
Сейчас
Я их найду.
Инквартус
Князь
Везде: экономисты,
Энциклопедии, журналы, Монитёр
К услугам нашим...
Инквартус
Чужое мы своим назвать не можем...
Князь
Вздор.
Ты только извлекай, а я, занявшись слогом,
Известным мнениям дам новый оборот,
(Действ. I, явл. 3).
В этой формуле о «чужом» и «своем» уже мы находим зерно той клеветы, которая проникла в обвинения против декабристов: о заимствованном характере декабристских идей. Лунин позднее писал, разбирая «Донесение Следственной комиссии», написанное в основном Блудовым: «Комиссия приписывает основание тайного союза духу подражания». Лунин разоблачал это стремление исказить подлинные причины возникновения тайных обществ.171 Тем не менее в реакционном лагере еще задолго до событий 1825 г. поддерживалось мнение об иноземном происхождении передовых идей. Это выразил Грибоедов в речах Фамусова. Собственно именно фамусовскими идеями и продиктована сатирическая комедия Шаховского, с той разницей, что он выступает не от имени старого чиновника, а от имени провинциального помещика, чуждающегося всего нового и добившегося процветания своего хозяйства старинными приемами управления крепостным поместьем. В основу комедии положено изобличение всяких проектов, всяких попыток ввести в хозяйство что-нибудь новое. Эта идея давно уже проповедовалась Шаховским, который в одной из своих сатир еще в 1808 г. изобразил поклонника западных идей:
Тот захозяйничал и в деревнях мудрит:
Без толку, без пути он сеет русский хлеб;
Да на чужой манер хлеб русский не родится.172
Союзником Шаховского в этом роде комедий выступил М. Н. Загоскин. Первая его комедия была поставлена вскоре после «Липецких вод», 3 ноября 1815 г., и является апологией комедии Шаховского. Ее название «Комедия против комедии, или урок волокитам» достаточно показывает на связь с «Липецкими водами». Многие даже заподозрили, не является ли имя Загоскина мистификацией и не сам ли Шаховской сочинил эту комедию, в которой объявлялось, что «Урок кокеткам» «делает честь нашей словесности» и там «есть места, достойные Мольера». По крайней мере в предисловии к изданию комедии Загоскин оказался принужденным доказывать свое существование: «... есть такие догадливые люди, которые уверяют, что не только я, но даже и моя фамилия вымышлена. Советую сим недоверчивым господам заглянуть в дворянскую родословную книгу...».173
Загоскин продолжал развивать идеи Шаховского. В большинстве случаев его персонажи являются близкими вариантами выведенных Шаховским. Таковы действующие лица комедии «Г-н Богатонов или провинциал в столице» (первое представление 27 июня 1817 г.), где представителем мудрых начал является помещик Мирославский, а в карикатуре представлен Богатонов, его сосед по поместью, нахватавшийся новых идей и потому разоряющийся, особенно при помощи плутов-иностранцев (изображенных в лице спекулянта Филутони). В литературный памфлет, направленный против общих врагов Загоскина и Шаховского, переходит комедия «Вечеринка ученых» (представлена 12 ноября 1817 г.). Здесь осмеиваются желчные театральные критики, писатель Сластилкин, автор сентиментальной повести «Вздохи души моей, или мечтания и мысли при лунном свете на берегу тихо журчащего ручейка»; Снегин, который пишет «милые безделки в немецком мрачном роде», где описываются «мрачные небеса и светлая луна, тихое шептание ветерка и грозное завывание водяной сволочи,174 скрежет зубов, визг, гуд, гул, писк и прочие принадлежности». Последняя комедия Загоскина, поставленная во время пребывания Пушкина в Петербурге, до ссылки на юг, была «Добрый малый» (первое представление 14 ноября 1819 г.), где изобличен столичный авантюрист и мошенник Вельский, а в роли разоблачителя выступает Стародубов, приезжий из Рязани.
Таким образом, современная сатирическая комедия, в силу цензурных условий, имела ясно выраженный реакционный характер.
Шаховской царил на петербургской сцене с 1805 г., когда он выступил против Карамзина комедией «Новый Стерн». Он заполнял сцену своими комедиями пятиактными, трехактными, одноактными, своими операми, трагедиями, водевилями, дивертисментами. В одном Шаховском заключался весь репертуар.
в период арзамасской полемики. В составе лицейского дневника Пушкина до нас дошла первая его критическая заметка под названием «Мои мысли о Шаховском». Здесь Пушкин писал: «Шаховской никогда не хотел учиться своему искусству и стал посредственный стихотворец. Шаховской не имеет большого вкуса, он худой писатель — что ж он такой? — неглупый человек, который, замечая всё смешное или замысловатое в обществах, пришед домой, всё записывает и потом как ни попало вклеивает в свои комедии». Пушкин в этой заметке 1815 г. разбирает комедии Шаховского «Новый Стерн», «Ломоносов», «Казак-стихотворец», «Встреча незваных» и «Липецкие воды».
Шаховской в эти годы является для Пушкина главным врагом «Арзамаса», чем в основном определялось отношение поэта к драматургу.
В 1817—1820 гг. эта литературная полемика уже не определяла основных литературных интересов Пушкина. В 1818 г. П. А. Катенин познакомил Пушкина с Шаховским и привел его в квартиру Шаховского, где происходили сборища театралов. Собравшееся здесь общество вовсе не состояло из сторонников политических идей Шаховского. Уже самая роль Катенина в этом знакомстве Пушкина с Шаховским знаменательна. По-видимому, посетители «чердака» Шаховского не придавали никакого веса «убеждениям» Шаховского. Только этим можно объяснить и приглашение Шаховского в журнал Н. И. Тургенева, состоявшееся в эти же дни. Шаховской с восторгом принял Пушкина, и тот читал у него отрывки из «Руслана и Людмилы». А. М. Колосова так писала о посещениях Пушкина: «Знакомцы князя Шаховского: А. С. Грибоедов, П. А. Катенин, А. А. Жандр ласкали талантливого юношу, но покуда относились к нему, как старшие к младшему: он дорожил их мнением и как бы гордился их приязнью. Понятно, в их кругу Пушкин не занимал первого места и почти не имел голоса. Изредка, к слову о театре и литературе, будущий гений смешил их остроумною шуткой, экспромтом или справедливым замечанием, обличавшим его тонкий эстетический вкус и далеко не юношескую наблюдательность».175 Оставим на ответственности самой Колосовой оценку такого поведения Пушкина. Из ее свидетельства можно заключить лишь одно: что Пушкин вел себя весьма сдержанно в «салоне» Шаховского и предпочитал прислушиваться к чужим словам и не сообщать другим своих мнений. Мы знаем, что в другой обстановке Пушкин вовсе не проявлял подобной сдержанности.
О таком именно сдержанном отношении к Шаховскому свидетельствует и письмо Пушкина Мансурову 27 октября 1819 г.: «Сосницкая и кн. Шаховской толстеют и глупеют — а я в них не влюблен — однако ж его вызывал за его дурную комедию, а ее за посредственную игру». Дурная комедия Шаховского — его «Пустодомы».176
«Актеры между собой», «Суженого конем не объедешь» и др.), либо одноактные комедии («Говорун», «Воздушные замки»), обычно — переделки с французского. Одну из его комедий, «Нерешительный», Пушкин слышал в чтении автора незадолго до ссылки на юг (она была поставлена вскоре после его отъезда, 26 июля 1820 г.).
и непринужденностью диалога. Вместе с тем любопытно, что именно комедии Хмельницкого пользовались успехом у «левого фланга» театральных посетителей. К числу почитателей Хмельницкого принадлежал и Пушкин. «Хмельницкий моя старинная любовница. Я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в 1-ую песнь Онегина», — писал Пушкин брату в мае 1825 г. Однако следует несколько ограничить меру восхищения Пушкина. О Хмельницком мы имеем беглый отзыв Пушкина в письме Гнедичу 13 мая 1823 г. Говоря иронически о публике, Пушкин писал: «Я очень знаю меру понятия, вкуса и просвещения этой публики. Есть у нас люди, которые выше ее; этих она недостойна чувствовать; другие ей по плечу; этих она любит и почитает. Помню, что Хмельницкий читал однажды мне своего Нерешительного; услыша стих „И должно честь отдать, что немцы аккуратны“ — я сказал ему: вспомните мое слово, при этом стихе всё захлопает и захохочет. — А что тут острого, смешного? очень желал бы знать, сбылось ли мое предсказание».
Хотя в этом письме и нет оценки Хмельницкого, но имя его названо в явной связи с теми писателями, которые «по плечу» непритязательной публике. Видимо, так и расценивал Пушкин Хмельницкого.
На комедиях Хмельницкого «левый фланг» отдыхал от дидактических поучений Шаховского или от еще более грубых реакционных проповедей Загоскина. Шалости Хмельницкого были своеобразной отдушиной в атмосфере сатиры этих драматургов, направленной в первую очередь против тех, кто сидел в «левых креслах». В комедиях Хмельницкого, не преследовавших цели провозглашения высоких идей, торжествовала молодость, озорство, непринужденность. Естественным продолжением комедий Хмельницкого за пределами театра была та вакхическая и эпикурейская лирика, которая возмущала чопорных судей из реакционного лагеря и расценивалась ими как нечто сродное политическому «либерализму». Недаром А. Е. Измайлов, порвав окончательно с молодыми поэтами, печатал на страницах «Благонамеренного» обещания не помещать в своем журнале «сладострастных, вакхических и даже либеральных » (подписное объявление в конце 1823 г.).
Успех комедий Хмельницкого вызывал и Шаховского на соревнование в том же роде. Так, 23 сентября 1818 г. была представлена его одноактная комедия «Не любо не слушай, а лгать не мешай» на ту же тему о фантастическом лгуне, как и «Хвастун» Княжнина и «Воздушные замки» Хмельницкого. Комедия эта известна тем, что здесь впервые услышали тот вольный, разговорный стих, который затем применен был Грибоедовым в «Горе от ума».177 Комедия, по словам П. Арапова, «имела большой успех».178 Она долгое время держалась в репертуаре.
«развлекательных» комедий ставились и переделки новых французских и немецких комедий, но обычно вскоре после постановки эти переделки и переводы сходили со сцены. Из переводных пьес удерживались на сцене только комедии классические, как, например, Мольера, Бомарше, Гольдони. Вообще же переводные комедии служили главным образом как средство разнообразить репертуар. Это разнообразие репертуара составляло особенность театра того времени. При ограниченности театральной публики приходилось давать всё новые и новые пьесы. Из положения выходили при помощи переводов и переделок, причем, для скорости, иной раз одну пьесу переводили несколько авторов, распределив перевод по актам. Так были переведены «Горации» Корнеля, «Заира» Вольтера и «Медея» Лонжепьера.179
Примечания
169 Цитату из комедии Крылова «Урок дочкам» (реплику няни Василисы) Пушкин применил к Вяземскому в письме 14 августа 1825 г.: «И нет над тобою как бы некоего Шишкова или Сергея Глинки, или иной няни Василисы, чтоб на тебя прикрикнуть: извольте-де браниться в рифмах, извольте жаловаться в стихах».
170 «Непредвиденное препятствие» 1717 г. (акт IV, сцена 5).
171 Записки декабристов, вып. 2 и 3. Лондон, 1863, стр. 106.
172 «Барышне крестьянке».
173 В отличие от Шаховского Загоскин писал прозой. Первая его комедия в стихах «Урок холостым» была поставлена в 1822 г.
174 «сволочь» заимствовано из баллады Катенина «Ольга»: «Сволочь с песней заунывной». Мы видим, что Загоскин пренебрегал различием между балладами Жуковского и Катенина, создавая сводный тип воображаемого «балладника».
175 Из воспоминаний А. М. Каратыгиной (Колосовой) «Мое знакомство с А. С. Пушкиным» (см.: П. А. Каратыгин«Academia», Л., 1930, стр. 271). Точно датировать время знакомства Пушкина с Шаховским не представляется возможным: обычно опираются на воспоминания А. М. Колосовой, которая пишет, что встречала Пушкина у Шаховского, «когда готовилась к дебюту» (стр. 270). Так как дебюты Колосовой состоялись 16 и 30 декабря 1818 г., то и знакомство Пушкина с Шаховским относят к началу декабря. Но из записок Колосовой не следует, что Пушкин именно в эти дни познакомился с Шаховским; кроме того, упоминание Грибоедова меняет датировку, так как он уехал из Петербурга в августе. Конечно, Колосова могла допустить в поздних воспоминаниях неточность, но, по-видимому, Пушкин действительно встречался с Грибоедовым у Шаховского, иначе трудно объяснить запись в плане «Русского Пелама»: «Кн. Шаховской, Ежова — Истомина, Грибоедов, Завадовский».
176 «Пустодомы» шли первый раз 10 октября 1819 г. и вторично 23 октября. В «Моих замечаниях об русском театре» Пушкин отмечает игру Валберховой, исполнявшей роль княгини Радугиной. Сосницкая в этом спектакле не участвовала. Пушкин, по-видимому, имеет в виду ее участие в опере-водевиле «Новый Бедлам», шедшей вместе с «Пустодомами» 23-го. Сосницкая исполняла роль Аглаи. На следующий день, 24-го, она пела роль Памины в «Волшебной флейте» Моцарта, но вероятнее, что Пушкин писал Мансурову об одном спектакле — 23 октября. Е. Я. Сосницкая в эти годы была оперной актрисой, но иногда выступала в водевилях и комедиях. В. Соц писал о ней в «Сыне отечества» 1820 г. (ч. 65, № 41, 9 октября, стр. 8): «Сосницкая, не имея большого голоса, вознаграждает этот недостаток хорошею методою пения и привлекательною игрою. Во многих ролях она соперница Семеновой (Нимфодоры); собственно же ей принадлежат веселые и простодушные характеры. Она восхищает публику в ролях Анеты (в «Жоконде»), Пажика, Алексея (в «Сусанине») и Аглаи (в «Новом Бедламе»)». См. посвященные ей стихи Пушкина «В альбом Сосницкой».
177 Впрочем, зависимость Грибоедова в этом от Шаховского нельзя считать доказанной. Грибоедов уехал из Петербурга в конце августа 1818 г. и не мог видеть комедии Шаховского на сцене. Притом несомненно, что ко времени его отъезда из Петербурга некоторые сцены из «Горя от ума» были уже написаны. Так как для Грибоедова чтение вновь написанного было постоянной потребностью («пишу, пишу, жаль только некому прочесть», «может, и творилось бы, да читать некому», — писал Грибоедов Бегичеву из Персии), то можно думать, что отрывки «Горя от ума» были им читаны еще в Петербурге и Шаховской их слышал. «Переимчивость» Шаховского известна.
178 П. Арапов
179 «Пестрые переводы, составленные общими силами и которые, по несчастью, стали нынче слишком обыкновенны», — писал Пушкин («Мои замечания об русском театре»).