5
Простоте и схематичности замысла соответствуют и простота, и некоторая отрывочность рассказа, получившая еще большее развитие в дальнейших поэмах. Подобный характер изложения настолько противоречил принятым формам эпического повествования, что Пушкин не решился назвать свое произведение поэмой. Она появилась с подзаголовком «повесть». Подобное определение исчезает при дальнейших поэмах (только «Медный всадник» назван «Петербургская повесть»), но, по-видимому, распространялось Пушкиным и на другие южные поэмы, так как сборник поэм был им назван «Поэмы и повести». Слово «поэма» прилагалось только к «Руслану и Людмиле» и «Полтаве».
Особенностью построения произведения является то, что центральный эпизод (встреча Пленника и Черкешенки во второй части) занимает весьма значительное место, в то время как остальные эпизоды рассказа даны кратко и отрывочно. В поэме присутствуют обширные описания, занимающие четверть произведения, почти всю первую половину первой части; этот эпизод также заполняет всю первую половину второй части. Он занимает центральное положение, и всё, кроме описаний, к нему пристроено.
Центральный эпизод этот дан в диалоге, с краткими перерывами. Это уже предвещает ту драматизацию эпического рассказа, которую мы видим в «Бахчисарайском фонтане» и особенно в «Цыганах».
Однако, как уже говорилось, диалог этот лирический, а не драматический. Правда, речи Черкешенки и Пленника логически развивают общую тему, но в них больше элегических анализов собственного состояния души, чем стремления убедить собеседника. Именно здесь, в монологе героя, и раскрывается вполне его характеристика. Так же строились монологи классических трагедий, хотя, конечно, произносились они совсем в другом тоне и сходство здесь только внешнее. Одна эта сцена, собственно, исчерпывает содержание поэмы, ее романический узел.
Мы видели, как в своем стремлении к концентрации рассказа Пушкин отбросил даже эпизод пленения героя. «Не надобно все высказывать — это есть тайна занимательности», — писал Пушкин по поводу своей поэмы П. А. Вяземскому (6 февраля 1823 г.).
Экспозиция начинается прямо с описания аула. Таким образом, в поэме выдержано единство места.
За короткой экспозицией сразу рассказ переходит к передаче впечатлений Пленника. Поэт обращается к так называемой «несобственной прямой речи». Говоря о Пленнике в третьем лице, поэт в действительности передает восприятия и чувства своего героя. С этого места Пленник не только герой, но и то, что можно назвать субъектом повествования. Мы узнаем о событиях через восприятие Пленника. Поэтому и лирические тирады звучат не как отступления (как это было в «Руслане и Людмиле»), а как излияния героя. Рассказчик самоустраняется, уступая место герою. Это еще более усиливает впечатление психологического тождества автора и Пленника.
Основное содержание первых размышлений Пленника заключено между повторяющимися словами «Он раб». Это повторение подчеркивает и ход размышлений Пленника: от настоящего к прошлому, и затем возврат к настоящему. Воспоминания о прошлом заключают в себе первую характеристику героя. Эта характеристика получит развитие в дальнейших сценах, особенно в центральном эпизоде.
Короткий описательный переход подготовляет появление героини, пока введенной в повествование в том же восприятии героя. За данной сценой следует обобщенный рассказ о дальнейших встречах, замыкаемый стихами, в которых выражена основная ситуация поэмы:
Впервые девственной душой
Она любила, знала счастье;
Но русский жизни молодой
Давно утратил сладострастье.
Не мог он сердцем отвечать
Любви младенческой, открытой —
Быть может, сон любви забытой
Боялся он воспоминать.
Этими словами подготовлено и дальнейшее развитие действия и темы центрального диалога. Рассказ о встречах замыкается восемью стихами, которые можно было бы выделить в самостоятельное стихотворение и которые одинаково можно принять и за размышления автора и за думы Пленника:
Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Но вы, живые впечатленья,
Первоначальная любовь,
Небесный пламень упоенья,
Не прилетаете вы вновь.
Такие лирические тирады тесно связывают поэму с лирикой того же периода в одно неделимое целое.
За эпизодами встреч Пленника и Черкешенки Пушкин делает обширное отступление описательного характера. Описательную часть, занимающую вторую половину первой части, Пушкин часто выдавал за нечто постороннее, привесок к поэме. Так, он писал В. П. Горчакову (октябрь — ноябрь 1822 г.): «Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести; но всё это ни с чем не связано и есть истинный hors d’oeuvre».
Вряд ли Пушкин был здесь до конца искренен. Картины природы и нравов Кавказа давались не только как контраст «европейцу» Пленнику. С этой точки зрения они имели самостоятельный интерес. Но, с другой стороны, они гармонировали с тайными мечтами героя и с теми чертами его характера, которые возвышали его над состоянием душевного увядания, следствием испытания страстей. И картины природы, и описание нравов сопровождаются упоминанием о герое, дополняющем его характеристику. Так, описание бури замыкается стихами:
А пленник, с горной вышины,
Один, за тучей громовою,
Возврата солнечного ждал,
Недосягаемый грозою,
И бури немощному вою
С какой-то радостью внимал.
Эти стихи во многом знаменательны, особенно если вспомнить привычную символику бури, воплощавшую в себе представление о гражданских потрясениях.
Точно так же с сочувствием смотрит Пленник на нравы горцев:
Меж горцев пленник наблюдал
Их веру, нравы, воспитанье,
Любил их жизни простоту,
Гостеприимство, жажду брани,
И легкость ног, и силу длани...
Родственность душевных устремлений героя и вольных нравов горцев Пушкин подчеркивает в заключительных стихах первой части, отмечая взаимное сочувствие Пленника и горцев. Он
...любопытный, созерцал
Суровой простоты забавы
И дикого народа нравы
В сем верном зеркале читал —
Таил в молчаньи он глубоком
Движенья сердца своего,
И на челе его высоком
Не изменялось ничего;
Черкесы грозные дивились,
Щадили век его младой
И шопотом между собой
Своей добычею гордились.
Вторая часть поэмы начинается с центрального эпизода — объяснения между Пленником и Черкешенкой. Диалог этот развивает положение, уже формулированное в стихах, предшествовавших описательному отступлению. Критики, а особенно читатели, которые требовали от Пушкина счастливой развязки и союза сердец, не учли, что трагическая развязка лежала в основе самого замысла поэмы. Для счастливой развязки требовались другой герой и другая героиня. Дело не в том только, что Пленник еще не исцелился от своей несчастной, неразделенной любви. Дело в его очерствении и окаменении. С другой стороны, и наивная любовь Черкешенки, кроме своей страсти ничего не знающей, не могла отвечать запросам души Пленника. Ее слова «Свободу, родину забудь» обращены к тому, кто не мог примириться с успокоением души и усыплением чувств. Противоречия намечены резко, и для счастливой развязки требовалось бы не только переделать заключительный эпизод, но и перестроить всю поэму.
Речь героя, занимающая главную часть диалога, в некоторых чертах предвосхищает проповедь Онегина Татьяне в четвертой главе «Евгения Онегина». Но такое внешнее сходство особенно обнажает всё различие. В «Онегине» это действительно «проповедь», обращенная к девушке Татьяне. Здесь же, как уже говорилось, речь героя больше напоминает лирический монолог, и мы не знаем, к кому Пленник обращается больше: к Черкешенке или к самому себе. Онегин, несколько рисуясь, поучает бедную девушку, впадая в комический педантизм, за что в дальнейшем он и наказан. У Пленника искренние излияния, в которых он старается уяснить самому себе свое состояние души и объяснить, почему он с таким бесчувствием относится к горячей любви Черкешенки.
После данного решающего диалога Пушкину оставалось только досказать уже определившиеся события.
Свидания с Черкешенкой прекратились:
Следует краткий переход, сообщающий о том, что прошло много дней после решающего разговора; конец второй части содержит описание дня побега Пленника.
Действие предваряется описательной частью, пополненной вставной «Черкесской песней». Песня эта в каких-то отношениях аналогична песне девы из «Руслана и Людмилы» (песнь IV). Как и там, песенный характер текста подчеркнут куплетным построением и повторяющимся припевом.
Вся описательная часть подготовляет читателя к бегству Пленника. Мысль о бегстве сопровождает его:
...
Он ждет, не крадется ль казак...
Мечтает русский о побеге...
Повествовательная часть начинается с таинственного появления Черкешенки. Здесь она изображена со всеми атрибутами романтической героини:
Мелькнуло девы покрывало,
— печальна и бледна,
К нему приближилась она.
Уста прекрасной ищут речи;
Глаза исполнены тоской,
И черной падают волной
В убыстренном и отрывочном рассказе мы узнаем о гибели Черкешенки и об освобождении героя.
Смерть Черкешенки, покорившей сердца читателей, вызвала общее неудовольствие. Всем хотелось счастливой развязки. На это обвинение Пушкин иронически отвечал в письме Вяземскому (6 февраля 1823 г.): «Другим досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать мою Черкешенку — да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, — тут утонешь сам, а ни чорта не сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в Черкешенку — он прав, что не утопился». То же он писал В. П. Горчакову: «... ». К последнему Пушкин должен был бы добавить: «романтической поэмы».
«благоразумием», и в ответах своих Пушкин явно иронизирует над своими критиками. Трагический исход — необходимое следствие противоречия, лежащего в основе замысла поэмы. В последней из южных поэм — «Цыганах» — мы видим то же противоречие и тот же трагический исход. Болезнь, которой страдает герой, не только подтачивает его собственное сознание: она гибельна и для тех, с кем сталкивает его судьба.