Томашевский Б.: Пушкин. Книга первая
Глава II. Петербург.
9. "Деревня" и вопрос отмены крепостного права

9

Значительнейшим после «Вольности» стихотворением петербургского периода была несомненно «Деревня». Время написания этого стихотворения определяется довольно точно. В автографе оно имеет помету «июль». Писано оно в Михайловском, куда Пушкин уехал между 10 и 15 июля 1819 г. Вернулся Пушкин в Петербург около 15 августа и привез из деревни одну песнь «Руслана и Людмилы» и это стихотворение, ставшее вскоре известным. А. И. Тургенев писал Вяземскому 26 августа: «Прислал ли я тебе „Деревню“ Пушкина? Есть сильные и прелестные стихи, но и преувеличения насчет псковского хамства».65

Известен рассказ М. Жихарева о том, что Александр, до которого дошли слухи о каких-то стихах Пушкина, распространяемых в рукописи, пожелал их прочитать. Достать стихи взялся Васильчиков, командир отдельного гвардейского корпуса. Чаадаев был адъютантом Васильчикова. По его выбору Александру была представлена «Деревня». По-видимому, Александр ожидал чего-то другого. «Деревня», конечно, не могла служить поводом для кары. Александр ограничился словами: «Поблагодарите Пушкина за добрые чувства, вызываемые его стихами».66 На этом дело и кончилось. Можно думать, что при выборе стихов для Александра принимал участие не один Чаадаев. Вероятно, и здесь не обошлось без Николая Тургенева.

Вопрос об освобождении крестьян был центральным в программе декабристов. Вопрос этот достаточно назрел еще в XVIII в. И как в царствование Екатерины, так и в царствование Александра идея отмены крепостного права воплощалась в самые разнообразные формы. Основной побудительной причиной, заставляющей искать разрешения вопроса, были непрекращавшиеся крестьянские восстания, обычно местного характера. Грозным предупреждением явилось крестьянское движение, поднятое Пугачевым. Проповедь Радищева грозила народной местью. «Не ведаете ли, любезные наши сограждане, коликая нам предстоит гибель, в коликой мы вращаемся опасности. Загрубелые все чувства рабов, и благим свободы мановением в движение не приходящие, тем укрепят и усовершенствуют внутреннее чувствование. Поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние... Таковы суть братия наши, во узах нами содержимые. Ждут случая и часа. Колокол ударяет... И чем медлительнее и упорнее мы были в разрешении их уз, тем стремительнее они будут во мщении своем». Радищев напоминал о Пугачеве: «Прельщенные грубым самозванцем, текут ему вслед и ничего толико не желают, как освободиться от ига своих властителей; в невежестве своем другого средства к тому не умыслили, как их умерщвление. Не щадили они ни пола, ни возраста. Они искали паче веселие мщения, нежели пользу сотрясения уз». И Радищев провидел грядущую крестьянскую революцию, ожидающую своего вождя: «Уже время, вознесши косу, ждет часа удобности, и первый льстец или любитель человечества, возникши на пробуждение несчастных, ускорит его мах. Блюдитеся».67

Вопросы экономической выгоды свободного труда в сравнении с трудом рабским еще не стояли с достаточной ясностью, и во всяком случае большинство помещиков не представляло себе возможности вести хозяйство без применения принудительного труда в условиях неограниченной эксплуатации крестьян, являвшихся их «собственностью».

Н. Тургенев в «Опыте теории налогов» обосновывал необходимость освобождения крестьян, обращаясь как к моральным аргументам, так и к экономическим, указывая на большую выгодность свободного труда: «Дух времени, выгоды самих помещиков служат основанием сей надежде. — Благоустроенное государство не должно созидать своего благоденствия на несправедливости; угнетение одного класса граждан другим не может быть залогом благосостояния великого и нравственно доброго народа».68 Прибегал Тургенев и к доводам о будущем процветании страны при условии отмены крепостного права, то есть обосновывал эту отмену если и не частными, то государственными выгодами: «Успехи России... были бы еще совершеннее, если бы общей деятельности, общему стремлению к образованности и к благосостоянию не препятствовало существование рабства».69

С. П. Трубецкой в своих «Записках» аргументирует необходимость уничтожения рабства как выгодой свободного труда, так и страхом перед крестьянской революцией: «Должно было представить помещикам, что рано или поздно крестьяне будут свободны, что гораздо полезнее помещикам самим их освободить, потому что тогда они могут заключить с ними выгодные для себя условия, что если помещики будут упорствовать и не согласятся добровольно, то крестьяне могут вырвать у них себе свободу и тогда отечество может быть на краю бездны. С восстанием крестьян неминуемо соединены будут ужасы, которых никакое воображение представить себе не может, и государство сделается жертвою раздоров и, может быть, добычею честолюбцев...».70

Многим декабристам освобождение крестьян казалось мерой вполне совместимой с интересами дворянства, вернее, они изыскивали способы к отмене крепостного права в таких формах, чтобы соблюсти интересы помещиков. С. Волконский в своих показаниях говорил, что целью тайного общества было «принятие мер к прекращению рабства крестьян в России, произведенное без всякого потрясения и с соблюдением обоюдных выгод помещиков и крестьян».71 Говорилось это отчасти потому, что и декабристы не могли отречься от классово-дворянской точки зрения на крестьянский вопрос, отчасти потому, что, учитывая политическое влияние дворянства в России, они понимали, что реальны в существовавших условиях те реформы, которые не слишком противоречили интересам дворянства.

В вопросе о взаимосвязи крестьянской реформы и изменения политического строя в России высказывались различные мнения. Так, Сперанский, который в эти годы был выразителем весьма консервативных мнений, по поводу варшавской речи 1818 г. писал Столыпину: «Во всех государствах мало, а у нас еще менее, людей, кои знают различие между свободою политическою и гражданскою. По всей вероятности смысл речи относится прямо к первой; вторая же может быть, или по крайней мере , отдаленным и постепенным ее последствием».72 Под гражданской свободой Сперанский разумел в первую очередь свободу крестьян. Таким образом, создавалась такая последовательность проведения реформ (так как письмо вызвано выршавскими обещаниями Александра, то Сперанский думал только о реформах сверху): сперва введение конституционного строя, а потом — и при этом возможно позднее — освобождение крестьян.73 Иная точка зрения была у более радикальных представителей русской общественной мысли. Предоставление конституционных прав без освобождения крестьян представлялось укреплением власти помещиков, и это повлекло бы за собой тем большее закабаление крестьянства. Об этом позднее писал Пушкин в заметке 1822 г.: «... владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили б или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния».

«Но у нас есть рабство, которое не должно и следов даже оставить, прежде нежели народ российский получит свободу политическую: сперва все должны быть равны в правах человеческих. Это равенство важнее и существеннее всякого другого!».74

Эта же точка зрения положена в основу записки Н. Тургенева «Нечто о крепостном состоянии в России». Записка составлена в самом конце 1819 г. и в январе 1820 г. представлена через Милорадовича Александру. Это было время, когда Александр охотно читал всякие проекты уничтожения крепостного права. Надо учитывать, конечно, назначение записки, объясняющее некоторые выражения, написанные специально для Александра, но основная мысль Н. Тургенева является искренним его убеждением. «Всякое распространение политических прав дворянства было бы неминуемо сопряжено с пагубою для крестьян, в крепостном состоянии находящихся. В сем-то смысле власть самодержавная есть якорь спасения для отечества нашего. От нее и от нее одной мы можем надеяться освобождения наших братий от рабства, столь же несправедливого, как и бесполезного. Грешно помышлять о политической свободе там, где миллионы не знают даже и свободы естественной».75

Впечатления Пушкина от бесед на темы о положении крестьян, какие постоянно велись в доме Тургеневых, получили подкрепление от посещения Михайловского летом 1819 г., когда он воочию увидел взаимоотношения помещиков и крепостных крестьян.

В деревне Пушкин пробыл около месяца, с середины июля до середины августа. Это было второе посещение Михайловского. Первый раз он был там в 1817 г., вскоре после окончания Лицея, но первое посещение не произвело на него такого глубокого впечатления.

Примечания

65

66 Вестник Европы, 1871, т. 4, июль, стр. 196.

67 Путешествие из Петербурга в Москву, глава «Хотилов. Проект в будущем». Это якобы цитата из бумаг «искреннего друга» автора, «гражданина будущих времен».

68 Н. Тургенев

69 Там же, стр. 269.

70 С. П. Трубецкой. Записки. СПб., 1906, стр. 14.

71 «Тайный союз... доказывал владельцам, что истинные выгоды их требуют освобождения крестьян и что это действие, справедливое и великодушное, послужит не к уменьшению, но к приращению их доходов» (Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма, т. II, 1923, стр. 49).

72 Русский архив, 1869, кн. 10, стлб. 1698.

73 Сперанский так резюмировал свое письмо: «Очистите часть административную. Потом установите конституционные законы, т. е. , и затем постепенно вы придете к вопросу о свободе гражданской, т. е. к свободе крестьян» (там же, стлб. 1703. Подлинник на французском языке).

74 Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. И. Тургеневу, стр. 255.

75 «Взгляд на дела России» (Лейпциг, 1862).

Раздел сайта: