23
В кишиневские годы Пушкин написал несколько стихотворений и за пределами привычных для него жанров. Среди них модный в свое время романс «Черная шаль». Стихотворение имеет подзаголовок «Молдавская песня». Однако мы не имеем достоверных указаний на то, чтобы эта песня была заимствована из молдавского фольклора.189 Но достаточно ясны литературные корни романса. «Черная шаль» датирована Пушкиным 14 ноября 1820 г., и в этом же году в февральской книжке «Невского зрителя» (в том же номере, где появилось стихотворение Пушкина «Дориде») напечатана была баллада Жуковского «Мщенье», написанная такими же двустишиями, что и «Черная шаль», — размером, чрезвычайно редким в русской поэзии. В этой балладе читаем:
Изменой слуга паладина убил:
Убийце завиден сан рыцаря был!
* * *
Свершилось убийство ночною порой,
И труп поглощен был глубокой рекой...
Ср. «Черную шаль»:
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль...
Или:
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела...
Сходство стихотворений указывает на подлинный жанр «Черной шали»: это, конечно, баллада. Но в своей балладе Пушкин освободился от всяких балладных таинственностей и мрачных чудес.
«Черная шаль» имела успех. Особенно привлекла внимание публики эта песня, когда ее стали исполнять на концертах в музыкальной обработке Верстовского. Московские концерты 1823 г. вызвали несколько критических отзывов.
На страницах «Вестника Европы» писал о музыке Верстовского В. Ф. Одоевский. О стихотворении написал суровый отзыв критик, скрывшийся под буквами Н. Д. (едва ли не М. Дмитриев). «В песне г-на Пушкина представляется нам какой-то молдаванин, убивший какую-то любимую им красавицу, которую соблазнил какой-то ». Отвечая на вопрос, критик дает общую характеристику поэзии Пушкина, сводя все его заслуги к одной версификации. Это один из первых отзывов, провозгласивших мнение об отсутствии у Пушкина серьезных мыслей, мнение, получившее позднее широкое хождение. Вот слова Н. Д.: «Что касается до стихотворства, я сам отдаю ему совершенную справедливость: стихи его отменно гладки, плавны, чисты; не знаю, кого из наших сравнить с ним в искусстве стопосложения; скажу более: г. Пушкин не охотник щеголять эпитетами, не бросается ни в сентиментальность, ни в таинственность, ни в надутость, ни в пустословие; он жив и стремителен в рассказе; употребляет слова в надлежащем их смысле; наблюдает умную соразмерность в разделении мыслей: всё это составляет внешнюю красоту его стихотворений. Где ж однако же те качества, которые, по словам Горация, составляют поэта? где mens divinior? где os magna sonaturum?».190 Читателей, восхищающихся Пушкиным, критик называет детьми, которые ослепляются «блеском наружности», довольствуются «хорошим слогом», считая за лишнее «поверять всё прочее на весах здравого вкуса и ученой критики».191 Через год Юст Веридиков (вероятно, псевдоним того же М. Дмитриева) разразился на страницах «Вестника Европы» следующей яростной тирадой, в которой не забыл и кантату Пушкина — Верстовского: «Сколько смешны ненавистники словесности, столько забавны мнимые обожатели ее. „Вот дарования, вот успехи!“ кричат поклонники рифм и стихотворных безделок, и затягивают на разлад шальную кантату. Между тем как люди благонамеренные трудятся во всю жизнь свою, собирают истины, как пчелы мед, жертвуют мудрости благами жизни вещественной, мнимые уставщики вкуса даже не ведают и не осведомляются, есть ли такие люди на свете: они ищут случая повергнуть венок свой к стопам рифмача или томного воздыхателя».192
Это нападение «Вестника Европы» было настолько памятно сотрудникам журнала, что через пять лет Н. Надеждин писал, упрекая Пушкина за то, что он «имел слабость» «поверить безрассудным ласкательствам, вокруг него раздававшимся»: «Не одни впрочем ласкательства слыхал он; голос истины раздавался и прежде неумолчно. В В. Е. за 1824 год (№ 1, стр. 71), по случаю представления на театре известной песенки, под пышным титулом кантаты, Черной шали„Где mens divinior? где os magna sonaturum?“. Батарея, кажется, немудреная; а какой сильный заряд электричества мгновенно пробежал тогда через всю фалангу романтиков, истинных и мнимых?».193
Так критические выступления по поводу «Черной шали» отразились в позднейших нападениях на Пушкина, совершавшихся уже в новой обстановке и вызывавшихся новыми обстоятельствами.
В публике «Черная шаль» имела исключительный и длительный успех. Об этом свидетельствуют музыкальные переложения, популяризировавшие стихотворение в качестве романса. О широкой популярности говорят лубочные листы на сюжет «Черной шали».194
Примечания
189 Опубликованная А. И. Яцимирским (Известия Отделения русского языка и словесности, 1906, т. 11, кн. 4, стр. 372—378) молдавская песня носит все признаки обратного перевода с русского. Сообщение, приписываемое В. Г. Теплякову (Общезанимательный вестник, 1857, № 1, стр. 125), едва ли не мистификация А. Грена. Сообщение Ф. Вигеля явно неверно (Русский архив, 1892, кн. 3, вып. 12, Приложение, стр. 152—153).
190 «Дух возвышеннейший», «уста, предназначенные, чтобы провозглашать великое» — цитаты из четвертой сатиры первой книги Горация.
191 Вестник Европы, 1824, № 1, январь, стр. 70—72. В концертном исполнении произведение Пушкина — Верстовского именовалось кантатой, что вызвало также несколько столь же глубокомысленных замечаний Н. Д.
192 Вестник Европы, 1825, № 3, февраль, стр. 227.
193 Вестник Европы, 1830, апрель, № 7, стр. 197—198.
194 На слова «Черной шали» музыку писали, кроме Верстовского, Геништа и Виельгорский. См.: Пушкин в романсах и песнях его современников, М., 1936, стр. 36, 39, 48. Воспроизведение лубочных картинок см.: , Сочинения, под ред. С. А. Венгерова, т. II, стр. 13; С. . Пушкин и его произведения в русской народной картинке. М., 1949, стр. 89.