Неочевидный смысл очевидных фактов: А. М. Ремизов и журнал «Аполлон»
Некоторые события литературной жизни, не получившие отражения в переписке или в дневниках и воспоминаниях современников, можно обнаружить на страницах мемуарных книг. За автобиографической прозой А. М. Ремизова давно и прочно закрепилась роль документального источника, живописующего литературно-художественный быт первых десятилетий XX столетия[851]. Вместе с тем в ремизовском нарративе факты часто переплетаются с фантазиями, поэтому отделение реального от мифического представляет собой непростую задачу. Показательной в этом смысле представляется история с публичным чтением повести «Неуемный бубен» в журнале «Аполлон» и последовавшим отказом в публикации. Даже несмотря на неоднократные обращения к ней самого писателя, она, безусловно, нуждается в дополнительном прояснении.
Современный научный комментарий отражает существенные разночтения по вопросу, когда, собственно, состоялось чтение. Исходной причиной неверных датировок[852] является глава «Язва» из книги «Кукха. Розановы письма» (1923). История с «Аполлоном» перечисляется здесь вместе с обвинением в плагиате — в ряду несчастий, свалившихся на писателя в одном злополучном году:
Наступил 1909 г. и все кувырнулось. Простудился — воспаление легких. <…> А выздоровел, написал повесть «Неуемный бубен», прочитал в «Аполлоне», — не приняли. <…> И как на грех А. А. Измайлов из побуждений самых высоких, сберегая литературную честь, написал про меня в вечерней Биржовке[853]…
На самом деле в основу рассказа положена случайная (или намеренная) инверсия. Скандальная статья, обвинявшая писателя в плагиате, была напечатана 16 июня 1909 года[854], а презентация повести в «Аполлоне» состоялась 11 февраля 1910-го[855]. Оба сюжета не только существенно разнесены во времени, но вообще не имеют между собой прямых причинно-следственных связей.
Привязанность к заданной автором «Кукхи» датировке приводит и к другому неубедительному суждению: будто бы повесть «Неуемный бубен» первоначально называлась «Недобитый соловей» и работа над ней началась еще в конце 1908 года[856]. Действительно, в это время Ремизов работал над повестью «Недобитый соловей», о выходе которой журнал «Золотое Руно» сообщал с января по июнь 1909 года. В письме от 31 января секретарь издания Г. Э. Тастевен передавал Ремизову просьбу Н. П. Рябушинского, владельца и редактора-издателя журнала: «…позволю себе затронуть практический вопрос: Николай Павлович очень просил Вас сообщить, к какому сроку будет закончена Ваша повесть „Недобитый соловей“, уже давно анонсированная нами. Это тем важнее, что мы получаем запросы от наших читателей»[857]. Следующее письмо Тастевена (от 7 февраля), очевидно обнадеженного писателем, еще выражало оптимизм: «Очень рад, что мы скоро получим начало Вашей повести»[858]. Спустя два месяца, в письме от 4 апреля 1909 года, Ремизов сообщил М. А. Кузмину о том, что закончил «вчерне» первую часть «Недобитого соловья»: «Сейчас сижу букву к букве пригоняю, но, как следует, думаю отделать, как все кончу»[859]. Однако с седьмого номера упоминания о повести исчезают со страниц «Золотого Руна».
Работа над ней между тем продолжалась. Даже в конце года Кузмин был уверен в скором появлении в печати «произведения под названием „Недобитый соловей“», сулящего «показать широкую картину современной жизни», о чем он писал в рецензии на сборник рассказов Ремизова, выпущенный петербургским издательством «Прогресс» в ноябре 1909-го (на титуле книга датирована 1910 годом)[860]. Из ремизовских мемуаров известно, что в сентябре 1910 года писатель жаловался К. Чуковскому на творческие проблемы с текстом повести «В поле блакитном»[861]. Возможно, «Недобитый соловей» как раз и являлся одним из первоначальных вариантов этой повести: спустя почти два десятилетия Ремизов опубликует книгу «Оля» (1927); в ее первую часть — «В поле блакитном» — войдет рассказ «Недобитый соловей»[862].
История взаимоотношений с редакцией «Аполлона» первоначально складывалась для писателя вполне обнадеживающе. Инициатор издания С. К. Маковский 6 мая 1909 года направил Ремизову, как и ряду других предполагаемых авторов, письмо с приглашением:
«Аполлона» в помещении редакции — Мойка, 24, кв. 6. Я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть Вас в числе сотрудников на этом первом и последнем до осени, сборище «аполлоновцев». Начало в 8 ½ ч<асов> веч<ера>. Жму Вашу руку. Искренне Вам преданный Сергей Маковский[863].
Вероятнее всего, Ремизова на этом заседании не было[864], хотя он, несомненно, рассчитывал принимать ближайшее участие в новом периодическом издании. Вскоре случились история с плагиатом и последовавшие за ней болезни. На какое-то время писатель оказался вне литературного процесса. Не обнаружив себя в списке сотрудников журнала «Аполлон», опубликованном в газете «Речь»[865], Ремизов счел тот факт следствием искусственной изоляции от периодической печати.
Работа над «Неуемным бубном» началась во второй половине декабря (сразу после перенесенного воспаления легких) и закончилась в конце января 1910 года. Очевидно, в самом начале февраля Ремизов обратился к Вяч. Иванову, руководителю Общества ревнителей художественного слова (Академии поэтов), безусловно учитывая его влияние в «Аполлоне»:
На прошлой неделе я закончил рассказ[866], о котором говорил Вам в новый год. Сижу переписываю. Название ему пока — «Неугомонное сердце». Если подойдет другое — назову именем другим. Я хотел бы прочитать его Вам на той неделе в четверг, в пятницу, как Вам удобнее. За полтора месяца глаз притупился к нему, придется, может быть, либо дополнить, либо переделывать. Может мне лучше всего прочитать в Академии? И в тот же вечер будет выяснено: подходит рассказ «Аполлону» или посылать мне его в «Р<усскую> М<ысль>». Обсудите, Вячеслав Иванович, и известите меня к четвергу, как найдете лучшим[867].
О недавно образованном в Петербурге сообществе поэтов Ремизов сообщал П. Е. Щеголеву в письме от 9 февраля:
При Аполлоне действует поэтическая академия стиха. Был я всего один раз, когда посвящен был вечер после смерти И. Ф. Анненского его деятельности. В Академии председатель Вяч. Иванов[868].
В книге воспоминаний «Петербургский буерак», главы которой публиковались начале 1950-х годов, Ремизов говорит о том, что приглашение было отправлено руководителем журнала: «Получил письмо от С. К. Маковского, редактора „Аполлона“: предлагает прочесть „Неуемный бубен“ в редакции»[869]«11-го вечером я читаю в Академии (в Аполлоне) рассказ. Только после чтения, если останутся силы, приеду. Я недавно только что с постели встал: воспаление легкого было, и чувствую себя очень расслабленным…»[870]. В следующем письме к тому же адресату, 14 февраля, о состоявшемся собрании Ремизов упоминает вскользь: «кончилось в Академии во 2-м часу»[871].
В «Петербургском буераке» подробно перечисляются участники заседания:
Исторический вечер: весь синедрион — Вяч. Иванов, Фадей
(так! — Е. О.)(так! — Е. О.)Анненский. И ближайшие: Макс Волошин, Н. С. Гумилев, М. А. Кузмин, Ф. К. Сологуб, А. А. Блок, секретарь Зноско-Боровский, Ауслендер, Ю. Н. Верховский, А. А. Кондратьев и приезжий из Москвы Андрей Белый. Председательствует С. К. Маковский[872].
Комментируя эти имена, примем во внимание характерное для мемуарной прозы писателя мифотворчество с его эмблематическими доминантами. Ремизов описывает собрание как заседание редакции «Аполлона», хотя все детали и, в частности, использованное им слово «синедрион», несомненно, указывают на «Общество ревнителей художественного слова», возглавляемое Вяч. Ивановым.
В «Петербургском буераке» Ремизов хотя и опирается на реальные факты, однако описывает их с известной степенью искажения. Не все названные здесь лица в действительности были причастны к вечеру, на котором читался «Неуемный бубен». И. Ф. Анненский скоропостижно скончался 30 ноября 1909 года, и в этом рассказе он выступает, скорее, как эмблема «Аполлона». М. Волошин в феврале 1910-го находился в Коктебеле[873][874]). Секретарь редакции журнала Е. А. Зноско-Боровский определенно отсутствовал на этом вечере. Вместе с тем показательно участие Андрея Белого, который приехал в Петербург в конце января и пробыл в городе до 7 марта: он не только посещал заседания Общества, но и сам прочел здесь 18 февраля доклад о ритме[875].
Из рассказа Ремизова следует, что на вечере его чтение произвело благоприятное впечатление[876], и последовавший несколькими днями отказ оказался для писателя неожиданным. Письмо Е. Л. Зноско-Боровского от 15 февраля, написанное по поручению редакции, окончательно поставило точку в отношениях Ремизова с журналом: «…я посылаю Вам Вашу рукопись, согласно Вашему желанию, — она понравилась, но так длинна, что до осени едва ли могла бы появиться в „Аполлоне“, — а это, кажется, Вас не устроило бы»[877]. Два месяца спустя (14 апреля 1910 года) он признавался в письме к писателю: «Очень жалею, что я не слышал, как Вы читали „Неуемный бубен“, — я бы все сделал, чтобы он появился в „Аполлоне“ — я от него в восторге»[878]«…С. К. Маковский, возвращая рукопись, мне объяснил на петербургском обезьяньем диалекте: по размерам не подходит, у них нету места, печатается большая повесть Ауслендера»[879].
Инцидент в «Аполлоне» отпечатался в сознании писателя глубокой обидой на долгие годы. Более того, этот случай даже стал причиной для позднейшего развития темы умаления собственной писательской значимости. В очерке «Послушный самокей» (1940-е), посвященном Кузмину, Ремизов, подразумевая «Аполлон», писал: «…эти двери для меня „вход воспрещен“». И тут же приводил слова некоего знакомого, бывавшего на собраниях в редакции журнала: «„…все они высшей культуры, а мы с вами средней“. И это осталось у меня в памяти»[880].
Хотя ответ из редакции звучал достаточно формально, истинные мотивы для решения редакции «Аполлона» — отказать писателю в публикации «Неуемного бубна» — носили идейно-эстетический характер. Частная писательская биография оказалась сопряжена с куда более масштабным историко-литературным процессом — со сменой литературных эпох. Зимой 1909/1910 годов члены редакционной коллегии журнала определились с новой моделью художественного осмысления действительности, и так случилось, что именно Ремизов оказался в эпицентре их борьбы за «преодоление символизма» (В. Жирмунский).
Буквально с первого номера журнала ключевые позиции в редакции заняли Н. Гумилев, М. Волошин и М. Кузмин[881]. Именно Кузмин тогда же приступил к обоснованию новой эстетической программы — так называемого «кларизма»[882]«Заметки о русской беллетристике». Примечательно, что опубликованные здесь рецензии М. Волошина и В. Кривича на печатную продукцию уходящего года содержали в общем и целом положительные оценки произведений Ремизова, что свидетельствовало о двойственном отношении критического отдела журнала к творчеству писателя на тот момент[883]. М. Кузмину принадлежал самый развернутый и вместе с тем негативный отклик. Объектом критического рассмотрения стала только что изданная книга «Рассказы», куда вошли также цикл сновидческих миниатюр «Бедовая доля» и пьеса «Бесовское действо». Основной недостаток прозы писателя рецензент нашел в «причудливом и необузданном воображении», разрывающем даже «стройность» неких заимствованных форм. Особенно жестким оценкам подверглись языковые эксперименты и синтаксические вольности: «ни меры, ни вкуса в пользовании своею сокровищницей, будто в одном месте заговорили на всех говорах одновременно»[884].
В следующем, четвертом (январском), номере «Аполлона» Кузмин изложил новую литературно-художественную доктрину в статье «О прекрасной ясности». Имя Ремизова не упоминалось здесь в негативном контексте, однако если сравнить аргументы статьи с предыдущей рецензией Кузмина, то они окажутся идентичными. Вся статья «О прекрасной ясности» построена на логике «от обратного»: именно ремизовский язык, стиль и «техника прозаической речи» являются поводом для глубокомысленных обобщений на тему, как не следует писать.
«Речь» в защиту литературного кредо и стиля Ремизова выступил А. Блок. Его статья «Противоречия» представляет собой не просто положительный отклик на сборник «Рассказов» Ремизова на фоне литературной продукции второстепенного писателя П. П. Гнедича, но внятно выраженное отношение к неназванному противнику прозы писателя (в котором угадывается именно Кузмин с его программой «прекрасной ясности»)[885]:
…Если мы не ханжи, не лицемеры, не изолгались до последней степени, притворяясь твердыми, спокойными и православными людьми, обладающими незыблемыми устоями, то мы и не имеем права сетовать на Ремизова, показывающего нам <…> весьма реальный клочок нашей души, где все сбито с панталыку, где все в невообразимой каше летит к чорту на кулички[886].
К этому времени и у самого Ремизова сложилось вполне скептическое отношение к представленному на страницах журнала литературно-художественному направлению. «В Петербурге „Аполлон“ пока все занимает, — сообщал он Щеголеву 9 февраля, — критику ведет Кузмин, завелся там кляризм. Кляризм и больше знать ничего не хотят. Пока вышедшие №№ не важны»[887]. Впоследствии Ремизов более определенно выскажется о принципиальной враждебности собственной прозы и нового эстетического курса:
Свое несомненное в незыблемость и единственность образцов русской классической книжной речи, увенчанной Пушкиным, Кузмин выразил и объявил как манифест «О прекрасной ясности». Это был всеобщий голос и отклик от Брюсова и Сологуба. Мне читать было жутко[888].
«Аполлоне», могла только усилить антисимволистские настроения редакции журнала. Отправляясь на чтение в Академию поэтов, автор «Неуемного бубна» все же возлагал известные надежды на редактора журнала Маковского: «Если бы все знал Сергей Константинович, ведь я ему обязан изданием „Пруда“[889], — сокрушался post factum Ремизов в „Петербургском буераке“, — как я верил, и на этот раз он меня выручит, меня нигде не печатают, а „Аполлон“ меня реабилитирует…»[890]. Между тем блоковская статья в известном смысле инспирировала еще одну конфликтную ситуацию — на этот раз внутри «Аполлона». Идейно-эстетическая программа журнала стала предметом серьезных дискуссий между Вяч. Ивановым, Е. А. Зноско-Боровским и С. К. Маковским. Одним из объектов начавшегося спора оказался Ремизов. Главный редактор «Аполлона», очевидно, желая сохранить мирные отношения с сотрудниками журнала, фактически встал «над схваткой»: «…Я протестую, — писал Маковский Вяч. Иванову 2 февраля, — против всякого доктринерства, в особенности коллективного. Или Кузмин или Ремизов… На каком основании? Уверяю Вас, мне дорог и тот и другой <…> Ремизову до сей поры редакция не отказала в помещении ни одного предложенного произведения. Почему Вы как бы вступаетесь за него?»[891]
По всей вероятности, именно позиция Кузмина стала решающей в вопросе о публикации «Неуемного бубна»[892]. Свои аргументы он изложил в печатной рецензии на выход повести в «Альманахе для всех» (апрель 1910). Признавая «Неуемный бубен» «наиболее ярким и едким» «из всего, что дал нам А. Ремизов», критик вместе с тем утверждал, что «кошмарно-мифические» образы повести лишают ее «должной убедительности»; повествование перегружено деталями и эпизодами, повторением «некоторых излюбленных автором приемов»; оттого он не может «достаточно похвалить изобразительную яркость языка» и признать в ней «отсутствие той внешней хаотичности, которая испортила „Пруд“»[893].
«Аполлоне» глубоко задел писательское честолюбие Ремизова, о чем свидетельствуют его размышления в очерке 1937 года «Дар Пушкина»: «…вошедшая в обиход „ясность“, ничего не открывает: „ясность“, как и „темнота“, — определения, и всегда приводятся потом литературными оценщиками по своему глазу и слуху…»[894] В очерке, посвященном памяти Кузмина (1949), Ремизов вернется к конфликту с «Аполлоном», чтобы еще раз указать на собственную инородность эстетической программе журнала:
Все моё не только не подходило к «прекрасной ясности», а нагло пёрло, разрушая до основания чуждую русскому ладу «легкость» и «бабочность» для них незыблемого «пушкинизма». Они были послушны данной «языковой материи», только разрабатывая и ничего не начиная[895].
Дополнительные обертоны в ремизовские отношения с «Аполлоном» вносит фрагмент воспоминаний М. Пришвина. В дневнике 1927 года он записал:
Большой хитрец и потешник Ремизов, прочитав мой рассказ «Гусек», приготовленный для детского журнала «Родник», сказал мне: «Вы сами не знаете, что написали». Он устроил из моего рассказа свою очередную потеху, прочитав его среди рафинированных словесников Аполлона. Его интриговало провести земляной, мужицкий рассказ в «сенаторскую» среду (так он сам говорил). И он был счастлив, когда рассказ там пришелся по вкусу и его напечатали: получился «букет»[896].
«Неуемный бубен», был своего рода реваншем — победой над мнимой «ясностью» «литературных оценщиков».
Е. Обатнина (Санкт-Петербург)
Примечания
851. В частности, реконструируя хронику бытовой и духовной жизни обитателей и гостей «башни» Вяч. Иванова, исследователи обращаются к дневнику Ремизова 1905 года, положенному в основу «Кукхи». Хотя сам дневник не является подтвержденным историко-литературным документом, факты и датировки, приведенные писателем, не только совпадают с другими известными источниками (дневниками, мемуарами, перепиской), но и восполняют утраченные лакуны событийного ряда. См.: Шишкин А. –1906 гг. // Канун. Альманах. Вып. 3. Русские пиры. СПб., 1998. С. 273–352; Башня Вячеслава Иванова и культура серебряного века. СПб., 2006; Богомолов Н. А. Вячеслав Иванов в 1903–1907 годах: Документальные хроники. М., 2009.
852. Публикаторы «Переписки А. М. Ремизова и К. И. Чуковского» И. Ф. Данилова и Е. В. Иванова относят чтение в «Аполлоне» к весне 1909 года. См.: Русская литература. 2007. № 3. С. 162. А. М. Грачева, комментируя мемуары писателя, увязывает это событие с учредительным заседанием «Аполлона» 6 мая 1909 года. См: Ремизов А. М.
853. Ремизов А. М. Ахру // Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 7. М., 2002. С. 92.
854. См. примеч. 20 /В файле — примечание № 870 — прим. верст./.
— А. М. Грачевой, подготовка писем Вяч. Иванова — О. А. Кузнецова // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М., 1996. С. 96, 115.
856. См.: Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым / Публ. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского // Русская литература. 1992. № 3. С. 184.
857. ОР РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 214. Л. 11 об.
858. Там же. Л. 12.
859. ОР РНБ. Ф. 124. Ед. хр. 3617. Л. 19.
860. Алексей Ремизов. Рассказы (СПб., Издательство «Прогресс». 1910). // Аполлон. 1909. № 3 (Декабрь). [С. 23].
861. Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 383.
862. Аналогичная версия высказывается автором первой биографии Ремизова, охватывающей петербургский период жизни писателя. См.: Remizovs Petersburger Janr. Materialen zur Biographie // Wiener Slawistisher Almanach. 1982. Bd. 10. S. 289.
863. OP РНБ. Ф. 634. Ед. xp. 147. Л. 2.
864. Ср. письмо С. Ауслендера к М. Кузмину от 14 мая 1909 г.: «Не помню, писал ли тебе об открытии „Аполлона“. Было мало писателей, но много молодых людей, шикарно одетых. Трубников и разные бароны» (Цит. по: Кузмин М. –1915 / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб., 2005. С. 625).
865. Ср.: «В конце октября (25) выходит первая книжка журнала „Аполлон“. Предположительное содержание номера: А. Бенуа — О танце; К. Чуковский — Верлэн и Шевченко; И. Анненский — Современная лирика; Л. Галич — искания нашего времени; В. Мейерхольд — театр; О. Дымов — Влас, роман; Вяч. Иванов — Сонет; Макс. Волошин — Цикл стихотворений; И. Анненский — Из книги „Кипарисовый ларец“. Кроме того, будут помещены статьи А. Волынского, Н. Рериха и стихотворения Гумилева, А. Толстого, Тэффи и др. Нововведением в журнале будет коллективный отдел под названием „Пчелы и осы Аполлона“ с откликами на современные явления. Всего в этом году выйдут три книги „Аполлона“» (Литературная летопись // Речь. 1909. 21 сентября. № 259. С. 3). Не обнаружив в приведенном объявлении своего имени среди названных сотрудников журнала. Ремизов в письме Н. Гумилеву от 23 сентября 1909 г. просил выяснить, действительно ли он не включен в число сотрудников «Аполлона», или произошло досадное недоразумение (См.: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 82). На протяжении 1909 и 1910 годов фамилия писателя анонсировалась в рекламном проспекте журнала «Аполлон» в ряду авторов раздела «Литературный альманах» с формулировкой «имеются рукописи».
866. Во второй печатной редакции произведение получило более весомое жанровое определение — «Повесть о Иване Семеновиче Стратилатове. Неуемный бубен» (Берлин, 1922).
867. Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 96–97. Публикаторы ограничивают датировку письма указанием года. Следует отметить, что Вяч. Иванов оказал Ремизову моральную поддержку в «деле с плагиатом», особенно после того, как в ответ на статью Мих. Мирова «Писатель или списыватель?» (Биржевые ведомости. 1909. 16 июня. № 11160. С. 5–6) Ремизов опубликовал «Письмо в редакцию», в котором сформулировал центральную для своего творчества задачу: «воссоздание» «народного мифа», подобного «мировым великим храмам» и «мировым великим картинам», «бессмертной „Божественной комедии“ и „Фаусту“» (Ремизов А. 205. С. 5). Эта концепция получила одобрение Вяч. Иванова, оценившего ремизовское выступление в печати как «статью» «о мифотворчестве, с очень широкими горизонтами» (Дневник Вячеслава Иванова // Иванов В. Собр. соч. Т. 2. Брюссель, 1974. С. 803).
868. РО ИРЛИ. Ф. 627. Оп. 4. Ед. хр. 1479–1610. Л. 140–140 об.
869. Ремизов А. М.
870. РГАЛИ. Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 2303. Л. 14.
871. Там же. Л. 15.
872. Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 194.
Купченко В. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества, 1877–1916 СПб., 2002. С. 242.
874. Лукницкая В. Николай Гумилев: жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. С. 105.
Лавров А. В. Андрей Белый. Хронологическая канва жизни и творчества // Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы. М., 1995. С. 310.
876. Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 194.
«Альманаха для всех» за 1910 год (С. 57–138).
878. ОР РНБ. Ф. 634. Ед. хр. 112.
879. Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 195. Несмотря на случившийся отказ в публикации «Неуемного бубна», Маковский прилагал усилия, чтобы связи редакции с писателем не прерывались. 7 декабря 1910 года он писал Ремизову: «Искренне сожалею, что за весь год не было ничего Вашего в „Аполлоне“, но надеюсь, что в будущем Вы найдете среди Ваших рассказов что-нибудь для нас подходящее» (Цит. по: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова. С. 83).
880. Ремизов A. M.
881. Маковский пригласил Кузмина к сотрудничеству в «Аполлоне» еще 14 июля 1909 года (См.: Кузмин М. Дневник 1908–1915. С. 152), а в начале октября возложил на него обязанности литературного редактора. Ср. запись от 7 октября: «Маковский предложил мне быть читателем по прозаическому отделу. Я никак не ожидал, что это случится так скоро» (Там же. С. 175).
882. Идея объединения т. н. «кларистов» (по аналогии с «пуристами») от франц. clarté — ясность впервые возникла у Вяч. Иванова. См. запись в его дневнике от 7 августа 1909 г.: Собр. соч. Т. 2. С. 785. Ср. также предшествующую запись от 6 августа: «Что касается содержания выраженных (Кузминым. — Е. О.) идей, — можно подумать, что я диктовал ему их. Мне кажется, что пора мистического общения не была для него неплодотворна. Он не рассуждает, но все же думает, и постоянная гармония его сознания обусловливается ясными и глубокими решениями в области духовных проблем» (Там же. С. 784).
883. Имеются в виду мнения, высказанные в рецензиях М. Волошина — на «Сорочьи сказки» А. Н. Толстого и В. Кривича — на содержание журналов «Весы» и «Русская мысль». (См.: Аполлон. 1909. № 3 (Декабрь). С. [25]).
884. См. примеч. 10 /В файле — примечание № 860 — /.
885. Тема противопоставления Ремизова и Гнедича (с одной стороны, «писатель, в „муке творчества“ ищущий», с другой — «литератор, без творчества, чиновник, особых поручений при литературе») возникает у поэта под впечатлением от только что вышедшей книги ремизовских «Рассказов». Подробнее см.: Блок А. Записные книжки: 1901–1920. М., 1965. С. 161–162; запись от 30 ноября — 1 декабря 1909 г. Содержащееся в статье «Противоречия» критическое обращение к противникам ремизовской прозы со всей очевидностью инспирировано двумя «аполлоновскими» статьями М. Кузмина.
886. Блок А.
887. РО ИРЛИ. Ф. 627. Оп. 4. Ед. хр. 1479–1610. Л. 140–140 об.
888. Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 246.
889. Свидетельство усилий С. К. Маковского по публикации романа «Пруд» в организованном им издательстве «Содружество» сохранилось в письме к писателю от 24 августа 1906 г.: «Милостивый Государь Алексей Михайлович! Ваше письмо, после довольно длинного путешествия по Европе, настигло меня в Нью-Йорке, только сегодня… Вы видите из этого, что я не отвечал Вам до сей поры не по своей вине. Относительно Вашего предложения напечатать „Пруд“ под фирмой „Содружества“, к сожалению, я ничего не могу сказать Вам, кроме того, что я лично принадлежа к числу искренних поклонников Вашего творчества, считал бы в высшей степени приобретением для издательства выпуск Вашей книги. Но в настоящее время я ничего не знаю ни о средствах „Содружества“, ни о дальнейших планах его членов. Что же касается значения „Пруда“ для „большой публики“, то я с Вами не согласен. „Пруд“, конечно, не для „большой публики“, и в этом его великое достоинство, особенно в наше варварское время… Уважающий Вас Сергей Маковский» (РО ИРЛИ. P. III. Оп. 2. Ед. хр. 1635). В 1908 году «Пруд» был отпечатан в книгоиздательском товариществе С. Н. Тройницкого, М. Н. Бурнашева и А. А. Трубникова «Сириус», очевидно, не без поддержки Маковского. Ср.: «„Копытчик“ — С. К. Маковский и с ним „кавалергарды“ С. Н. Тройницкий, А. А. Трубников, М. Н. Бурнашев и пятый Н. Н. Врангель основали издательство Сириус и типографию» ( Собр. соч. Т. 10. С. 228). Ремизов при каждом удобном случае благодарно вспоминал участие Маковского в выходе его первого романа отдельной книгой. Так, в письме от 1 января 1922 г., отправленном из Берлина в Прагу, он в первых строках писал: «Дорогой Сергей Константинович. Помню всегда Ваши письма голубые. Это в те годы, когда Пруд издавался» (РО ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 3. Ед. хр. 6). По версии А. М. Грачевой, Ремизов не простил Маковскому истории с отклонением «Неуемного бубна», придав герою повести «Плачужная канава» Пылинину узнаваемые черты Маковского. При этом самыми зловещими пороками этого персонажа называются абсолютная необязательность и безответственность за данные обещания (Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 10. С. 472). Из истории с «Аполлоном», очевидно, вытекает и прозвище Маковского — «копытчик», т. е. бес.
890. Там же. С. 195.
1994. № 10. С. 143.
892. Сохранившаяся переписка Ремизова и Кузмина свидетельствует об относительной стабильности их эпистолярного общения в 1906–1909 годах. Показательно, что в течение 1910 года обмен письмами не осуществлялся.
893. Кузмин М. Альманах для всех. Кн. 1. Изд. «Новый Журнал для всех». 1910 // Аполлон. 1910. № 7. С. [43].
894. Ремизов А. М.
895. Там же. Т. 10. С. 249.
896. Пришвин М. М. Дневники: 1926–1927. Кн. 5. М., 2003. С. 211. Рассказ «Гусек» появился на страницах журнала «Аполлон» летом 1910 года (№ 7. С. 32–37) под названием «У горелого пня».