Две повести въ стихахъ: Балъ и Графъ Нулинъ.
("Вест. Евр." 1829 г., No 3).
Въ начале статьи разбирается "Балъ" Баратынскаго. Беремъ вторую половину, чтобы ознакомить читателя съ теми плоскостями, которыми Надеждинъ преследовалъ Пушкина. О другихъ его выходкахъ противъ Пушкина см. выше въ примечанiяхъ къ "Литературнымъ Мечтанiямъ" (Примеч. 1).
Графъ Нулинъ есть произведенiе Корѵфея нашей Поезiи. Оно пересажено сюда изъ оранжереи Северныхъ цветовъ, где явилось, назадъ тому уже годъ, во всей полноте младенческаго простодушiя, утрачивающагося, какъ видно, съ летами. И столь ослепительно яркое сiянiе славы Поэта, въ лучахъ кося вращается эта милая крошка литтературнаго нашего мiра, что еще доселе ни одинъ дурный глазъ (на недостатокъ коихъ грешно бы однако было пожаловаться) не изурочилъ ее внимательнымъ разсматриванiемъ и завистливымъ разборомъ. Нулинъ... Пушкинъ!... Сiе последнее имя обдавало невольнымъ благоговенiемъ всехъ и повергало въ безмолвное изумленiе. Честь и слава величiю генiя! одно имя его есть уже фирма, подъ которою самое ничтожество пропускается безпошлинно въ храмъ безсмертiя!...
Его Сiятельство является теперь въ другой разъ на литтературной сцене, почти особнячкомъ, не безъ некоторой даже перемены въ прозрачномъ своемъ костюме противъ перваго дебюта {Въ превосходной епизодической картине кота (Гр. Нул. ст. 23), Поетъ подменилъ ныне, если не обманываетъ насъ память, кошку мышью: это переодело жеманнаго Крысопольскаго Селадона въ старинный обыкновенный костюмъ Васьки прожоры, более щадящiй чувство приличiя, но менее оригинальный и не совсемъ гармонирующiй съ ходомъ целаго. Соч.}. Это показываетъ, что Поетъ не оставляетъ безъ отеческаго вниманiя детища, имъ на светъ пущеннаго; что ему хочется продлить, упрочить и всеобщее вниманiе, созываемое имъ на малютку. Будемъ признательнее къ трудамъ высокомощнаго повелителя въ области нашей Поезiи: отважимся бросить теперь скромный взглядъ на сiе драгоценное произведенiе, въ которомъ, какъ въ мiкрокосме, отпечатлевается типъ всего поэтическаго мiра, имъ сотвореннаго!
Дай мне точку! требовалъ некогда мудрецъ, пытавшiйся повернуть вселенную: мы бы удовольствовались теперь и звательцомъ, чтобъ иметь по крайней мере что-нибудь, къ чему бы можно было прикрепиться. Но, по несчастiю, для насъ въ Графp3; Нулине нетъ даже и техъ точекъ, коихъ длинные ряды украшаютъ, подобно перламъ, произведенiя нынешнихъ генiевъ: это - да проститъ намъ тень великаго Паскаля!-- это есть кружочикъ, коего окружность - везде, и центръ - нигде!... Если имя Поэта (ποιητης) должно оставаться всегда вернымъ своей етѵмологiи, по которой означало оно у древнихъ Грековъ творенiе изъ ничего: то певецъ Нулина есть par excellence Поетъ. Онъ сотворилъ чисто изъ ничего изъ ничего ничего не бываетъ (ex nihilo nihil fit). Никогда произведенiе не соответствовало такъ вполне носимому имъ имени. Графъ Нулинъ есть нуль {Одинъ забавникъ, занимающiйся литтературною геральдикою, предлагаетъ Нулину принять въ Графскiй гербъ свой, вместо девиза, тотъ арiфметическiй знакъ, отъ котораго происходитъ его знаменательное имя - о. Пожалуй - чего добраго!... Если ввести этакъ алгебраическую схематику въ область литтературы; то мы увидимъ на опыте длинные ряды воображаемыхъ только въ Мафематике чиселъ съ минусами. Соч.}, во всей мафематической полноте значенiя сего слова. Глубокомысленный Кантъ поставлялъ существеннымъ характеромъ комическаго то, что ожиданiе, имъ возбуждаемое превращается въ нуль. Нашъ Нулинъ не можетъ иметь и на то претензiи. Онъ не возбуждаетъ никакихъ ожиданiй, кроме чисто нульныхъ. И мы - не безъ сердечнаго конечно раскаянiя въ позволяемомъ себе кощунстве - можемъ сказать языкомъ великаго Галлера: "Взгромождаю нули на нули, умножаю ихъ, возвышаю въ безчисленныя степени: и ты, нуль! "!
И такъ - просимъ теперь не прогневаться, если мы увольняемъ себя отъ всегда скучной, но всегда и полезной работы: представить содержанiе *разбираемой нами поэмы въ анатомическомъ скелете. Что тутъ анатомировать?.. Мыльный пузырь, блистающiй столь прелестно всеми радужными цветами, разлетается въ прахъ отъ малейшаго дуновенiя... Что же тогда останется?.. Тотъ же нуль - но въ добавокъ. . безцветный! А эта цветность составляетъ все оптическое бытiе его!.. Скажемъ по сему только pro forma: Графъ Нулинъ проглотилъ пощечину Натальи Павловны; генiй Поэта переварилъ ее съ творческимъ одушевленiемъ и... разрешился - Нулинымъ. C'est le mot de l'énigme!..
"Fi donc!" закричатъ со всехъ сторонъ усердные прихожане нигилистическаго изящества, коимъ становится дурно отъ всякаго чтожества: "что за педантическiй тонъ? Что за школьное тѵранство? Какъ будто отъ поэтическаго произведенiя, назначаемаго единственно для наслажденiя, непременно должно требоваться это несносное нечто, коимъ прожужжали намъ уши предики и диссертацiи!.. А bas le Vandale! à bas le pedant!.. Намъ не нужно ничего, кроме картинъ -- однехъ картгтъ и только! Поетъ долженъ быть вернымъ живописцемъ Природы: et voilа tout!" - Ваши покорные слуги, Mesdames et Messieurs! Мы никогда и не думали отнимать у Поезiи ея законнаго родоваго преимущества - живописать Природу. И мы можемъ, съ позволенiя нежнаго слуха вашего, прошепнуть въ оправданiе наше варварское изреченiе Горацiя, почитаемаго Корѵфеемъ педантовъ и идоломъ школъ: ut pictura, poёsis!... Да и чтожь иначе могло бы привлечь вниманiе наше на разбираемую теперь нами поемку, если бы мы поэтическую живопись считали чисто за нуль нуль изъ нуля - нуль! и - концы въ воду!-- И такъ - живопись... поетическая живописъ!... А la bonne heure!... Никто не можетъ оспаривать пальму поэтическаго живописца у Певца Нулина. Его произведенiя - и кто не знаетъ ихъ наизусть!-- исполнены картинами, схваченными съ Натуры рукою мастерскою, одушевленною и - даже иногда слишкомъ - верною. Графъ Нулинъ представляетъ непрерывную галлерею подобныхъ картинъ. Самое начало повести есть образецъ живописи, коей не постыдились бы знаменитейшiе мастера Фламандской школы:
Пора! пора! рога трубятъ;
Псари въ охотинчьихъ уборахъ
Чемъ светъ ужь на коняхъ сидятъ,
Борзыя прыгаютъ на сворахъ.
Выходитъ баринъ на крыльцо,
Все, подбочась, обозреваетъ;
Его довольное лицо,
Прiятной важностью сiяетъ.
Чекмень затянутый на немъ,
Турецкiи ножъ за кушакомъ,
И рогъ на бронзовой цепочке.
Въ ночномъ чепце, въ одномъ платочке,
Глазами сонными жена
Сердито смотритъ изъ окна
На сборъ, на псарную тревогу.
Вотъ мужу подвели коня;
Онъ холку хвать и въ стремя ногу,
Кричитъ жене: не жди меня!
И выезжаетъ на дорогу. (5, 6)
Не правда ли, что прекрасно?.... Но превосходнейшее chef-d'-oeuvre сей прелестной галлереи есть панорама сельской или лучше дворовой Природы, раскинутая магическимъ ковромъ предъ глазами Натальи Павловны, героини повести:
Наталья Павловна сначала
Его 1) внимательно читала,
Но скоро какъ-то развлеклась
Передъ окномъ возникшей дракой
Козла съ дворовою собакой
И ею тихо (?) занялась.
Кругомъ мальчишки хохотали;
Индейки съ крикомъ выступали
Во следъ за мокрымъ петухомъ;
Три утки полоскались въ луже.
Шла баба черезъ грязный дворъ
Белье повесить на заборъ... (9, 10)
1) Т. е. Романъ.
Это уже - не первой чета! Здесь изображена природа во всей наготе своей - à l'antique! Жаль только, что сiя мастерская картина не совсемъ дописана. Не уже ли въ широкой раме чернаго барскаго двора не уместились бы две три хавроньи, кои, разметавшись по султански на пышныхъ диванахъ топучей грязи, въ блаженномъ самодовольствiи и совершенно Епiкурейской беззаботности о всемъ окружающемъ ихъ, могли бы даже сообщить нечто занимательное изображенному зрелищу?... Почему Поетъ, представляя бабу, идущую развешивать белье черезъ грязный дворъ, уклонился несколько отъ верности, позабывъ изобразить, какъ она, со всемъ деревенскимъ жеманствомъ, приподымала выстроченный подолъ своей пестрой понявы,
Чтобы ей воскрилiй
Не омочить усыпленною грязнаго моря волною? ...
Это едва извинительно въ живописце великомъ и всеобъемлющемъ!... Изображенiя внутреннихъ душевныхъ ситуацiй не менее живописны. Кто не закраснеется хоть немножко при описанiи разстроеннаго положенiя сердечныхъ делъ Графа Нулина, приготовляющагося къ ночному пилигримству?
Несносный жаръ его объемлетъ,
Не спится Графу, бесъ не дремлетъ
И дразнити, грешною мечтой
Въ немъ чувства. Пылкой нашъ герой
Хозяйки взоръ красноречивой,
Довольно круглый, полный станъ,
Прiятный голосъ, прямо женскiй,
Лица румянецъ деревенскiй -
Здоровье краше всехъ румянъ.
Онъ помнитъ кончикъ ножки нежной,
Онъ помнитъ точно, точно такъ,
Она ему рукой небрежной
Пожала руку; онъ дуракъ,
Онъ долженъ бы остаться съ нею,
Ловить минутную затею.
Но время не ушло.... (21, 22)
А!.. каково!.. Не льзя, право, не сотворить молитвы! такъ живо изображено бесовское наважденiе!.. Здесь интересъ повести начинаетъ возрастать по законамъ драматическаго искусства. Опытный читатель вместе со влюбленнымъ Графомъ
. . . . . . Въ потемкахъ бродитъ,
Дорогу ощупью находитъ,
Желаньемъ пламеннымъ томимъ,
Трепещетъ, если полъ подъ нимъ
Вдругъ заскрипитъ.
Вотъ онъ подходитъ
Къ заветной двери и слегка
Жметъ ручку медную замка;
Дверь тихо, тихо уступаетъ;
Онъ смотритъ: лампа чуть горитъ
И бледно спальню освещаетъ;
Хозяйка мирно почиваетъ,
Иль притворяется, что спитъ.
Онъ входитъ, ищетъ (?), отступаетъ -
И вдругъ упалъ къ ея ногамъ.
Она. . . (23, 24)
Поетъ не столько милостивъ для читательницъ: онъ проситъ Петербургскихъ дамъ, съ ихъ позволенья, самимъ
Представить ужасъ пробужденья
И разрешить, что делать ей. (24)
Это не совсемъ вежливо! Можетъ быть, многiя изъ нашихъ Московскихъ дамъ, не бывавши въ такихъ случаяхъ, не будутъ и уметь дополнить сами собою этотъ пробелъ. Но - тс!.. что-то будетъ дальше?...
Она, открывъ глаза большiе,
Глядитъ на Графа - нашъ герой
Ей сыплетъ чувства выписныя
И дерзновенною рукой
Уже руки ея коснулся.... (25)
Hélas!...
Но - тутъ опомнилась она; (ib.)
Слава Богу!...
Гневъ благородный въ ней проснулся
И честной гордости полна,
А впрочемъ, можетъ быть, и страха,
Она Тарквинiю съ размаха. . . . (ib.)
Уфъ!...
Даетъ пощечину, да! да!
Пощечину, да ведь какую! . . . (ib.)
Вотъ истинно Высокое Поезiи!... Какой безпредельный Океанъ вскрывается для взора и слуха читателя!... Здесь живопись сливается съ музыкою; краски мешаются со звуками... и у меня по сiю пору мерещится въ глазахъ этотъ бедный Нулинъ, облизнувшiйся какъ лысый бесъ, и отдается въ ушахъ эта звонкая пощечина, разбудившая даже косматаго Шпица и верную Чудаки покачиваютъ головою и говорятъ сквозь зубы: "все это такъ! все это правда! все это верный снимокъ съ натуры!... Да съ какой натуры?... Вотъ тутъ-то и закавычка!... Мало ли въ натуре есть вещей, которыя совсемъ не идутъ для показу?... Дай себе волю... пожалуй, залетитъ и - Богъ весть! - куда! - отъ спальни недалеко до девичьей; отъ девичьей - до передней; отъ передней - до сеней; отъ сеней - дальше и дальше!... Мало ли есть местъ и предметовъ, еще более вдохновительныхъ, могущихъ представить новое неразработанное и неистощимое поле для трудолюбивыхъ делателей!... Немудрено дождаться, что насъ поведутъ и туда со временемъ! - Что-жъ касается до повесничествъ и безпутствъ, то имъ несть числа!... Выставлять ихъ на показъ, значитъ оскорблять человеческую природу, которая не можетъ никогда выносить равнодушно собственнаго уничиженiя. Почему и желательно было бы, чтобъ оне не выходили никогда изъ того мрака, въ коемъ обыкновенно и совершаются!" - C'est bon, Messieurs les Camtschadales! C'est bon!-- Правду сказать, не льзя не признаться, что ваши опасенiя имеютъ видъ справедливости. Сцена, происшедшая между Графомъ и Натальей Павловной, безъ сомненiя, очень смешна. Можно легко поверить, что ей отъ всего сердца
Смеялся Лидинъ, ихъ соседъ,
Помещикъ двадцати трехъ летъ. (31)
Я и самъ, хоть не помещикъ, но завалившись недавно еще за двадцать три года, но могу не разделить его смеха, хотя и не имею на то особыхъ причинъ, какiя вероятно имелъ онъ. Но каково покажется это моему почтенному дядюшке, которому стукнуло уже пятьдесятъ, или моей двоюродной сестре, которой невступно еще шестнадцать; если сiя последняя (чего Боже упаси!), соблазненная демономъ девическаго любопытства, вытащитъ потихоньку изъ незапирающагося моего бюро это сокровище?.. Греха не оберешься!.. Съ другой стороны однако должно согласиться, что певецъ Нулина не совсемъ еще отрешился отъ узъ приличiя и умеетъ иногда полагать границы своевольному своему генiю. Такъ напр. при подробномъ описанiи ночныхъ утварей, которыми аккуратный Monsieur Picard снабдилъ отходящаго ко сну Графа:
Monsieur Picard ему приноситъ
Графинъ, серебряной стаканъ,
Сигару, бронзовой светильникъ,
Щипцы съ пружиною, будильникъ... (20)
Кто не чувствуетъ, что последнее слово есть вставка, заменившая другое равно созвучное, но более идущее къ делу, слово, принесенное Поетомъ съ истинно героическимъ самоотверженiемъ въ жертву тиранскому приличiю?... То же самое чувство благородной снисходительности къ людскимъ предразсудкамъ выражается въ полумiмическомъ ответе Графа на вопросъ Натальи Павловны:
"Какъ тальи носятъ?" - Очень низко,
Почти до... вотъ до этихъ поръ.
Какая любезная скромность!... Поэтъ заставилъ героя своего не сказать, а {Совсемъ иначе думалъ Превилъ (Prèville), отвечавшiй одному поету: "mon d.... aussi est dans la nature, et pourtant je не le montre pas!" Я то правда однако, что вежливый Графъ Нулинъ показалъ не свое, а чужое!.. Соч.} то, для выраженiя чего языкъ нашъ не имеетъ книжнаго слова. Grand merci!...
О стихосложенiи Графа Нулина и говорить нечего. Оно, по всемъ отношенiямъ, прекрасно {Строгiе метроманы нападаютъ на некоторыя просодическiя вольности, которыя позволялъ себе иногда певецъ Нулина. Они особенно цитуютъ сей стихъ, съ мрачнымъ неудовольствiемъ:
И мамзель Марсъ, увы! стареетъ. (15)
Но тоническое насилiе, оказанное здесь слову: мамзель, есть дело совсемъ постороннее для трибунала Русской просодiи. Оно не наше, а Французское. Французскому же языку - по деламъ и мука! Отъ него произошло не мало бедъ для нашей несчастной литтературы. Соч."За чемъ эти прекрасные стихи имеютъ смыслъ? За чемъ они действуютъ не на одинъ только слухъ нашъ?" Истинно завидна участь Графа Нулина! За проглоченную имъ пощечину, Его Сiятельство купилъ счастiе быть воспетымъ въ прелестныхъ стихахъ, которыми не погнушались бы знаменитейшiе герои.
Кончимъ разсмотренiе наше общимъ замечанiемъ объ обеихъ повестяхъ, насъ занимавшихъ. Это суть прыщики на лице вдовствующей нашей литтературы! Они и красны и пухлы и зрелы: но...
Съ Патрiаршихъ
прудовъ.