А. С. Пушкинъ. Евгенiй Онегинъ.
Со вступительной статьей и примечанiями Иванова-Разумника. Спб. 1911.
Однимъ изъ первыхъ номеровъ предпринятой г. Ивановымъ-Разумникомъ "Историко-Литературной Библiотеки", каждый томикъ которой состоитъ изъ отдельнаго произведенiя или целой серiи ихъ, вступительной статьи и примечанiй редактора, вышелъ "Евгенiй Онегинъ". Насъ это изданiе заинтересовало какъ своими недостатками, такъ и достоинствами.
"Текстъ настоящаго изданiя",-- говоритъ редакторъ,-- "представляетъ, по сравненiю съ другими изданiями, следующiя особенности: во-первыхъ, въ текстъ введены выброшенныя Пушкинымъ строфы; во-вторыхъ, выброшенная Пушкинымъ восьмая глава ("Странствiе Онегина") поставлена на свое первоначальное место; главнейшiе варiанты приведены въ примечанiяхъ, тамъ же данъ текстъ новооткрытыхъ отрывковъ изъ "десятой главы" "Евгенiя Онегина". Самая важная сторона дела - исправность текста. Нечего и говорить, что въ наши дни не можетъ быть сохраняемо правописанiе пушкинской эпохи, чуждое нынешнему читателю, а въ особенности читателю учащемуся, котораго, главнымъ образомъ, имеетъ въ виду "Историко-Литературная Библiотека". Модернизацiя правописанiя безусловно необходима въ подобномъ изданiи, но дальше ея не идутъ права редактора, и преимущественный голосъ принадлежитъ самому автору. Все написанное такимъ поэтомъ, какъ Пушкинъ, должно быть сохраняемо свято и нерушимо. Если же вспомнить, что онъ самъ печаталъ свой любимый романъ и отдельными главами, и двумя цельными изданiями, и, оставивъ намъ текстъ, лишь въ несколькихъ, очень немногихъ, местахъ вызывающiй возраженiя и кое-где даже требующiй замены, весьма, впрочемъ, легкой и удобной, то станетъ ясно, что дать читателю совершенно точный и непререкаемый текстъ "Онегина" вовсе не такъ трудно. И темъ не менее, современная публика не знаетъ настоящаго "Онегина"; все последнiя изданiя,-- и Морозова, и Ефремова, и Венгерова,-- более или менее грешатъ въ разныхъ отношенiяхъ, а изданiе г. Иванова-Разумника представляетъ собою еще более решительный шагъ въ сторону искаженiя текста. Не имея досуга для такой неблагодарной и въ подробностяхъ даже ненужной работы, какъ проверка, строка за строкой, всего изданiя г. Иванова, мы остановились на последней главе "Онегина", редактированной г. Ивановымъ такъ же, какъ и все остальныя; различны могутъ быть только примеры, но везде видны одни и те же прiемы. Слишкомъ широко понимая свои редакторскiя права, г. Ивановъ счелъ своимъ долгомъ исправлять Пушкина и переделалъ плеча (стр. XV--Пушкинъ часто такъ писалъ, какъ "колена" вместо "колени") въ "плечи", "Эву" въ "Еву" (стр. XXVII), педанство (которое Пушкинъ произносилъ и писалъ безъ т) въ "педантство" (стр. XXIII); многiя формы именительнаго падежа на "ой" переделаны на "ый", что искажаетъ рифму и произношенiе. Другiя звуковыя замены (опечатокъ вообще мы не заметили) еще смелее, и отъ нихъ страдаетъ смыслъ. "Печаленъ страсти мертвой следъ",-- говоритъ Пушкинъ (стр. XXIX); "мертвой" можетъ быть въ данномъ случае разсматриваемо и какъ именительный падежъ, и согласуемо со следомъ, и какъ родительный и согласуемо со страстью; второе предположенiе вернее (такъ какъ въ "Онегине" нсударяемое окончанiе именительнаго падежа на "ой" встречается обыкновенно тогда, когда отъ этого зависитъ богатство рифмы), и во всякомъ случае, долженъ быть сохраненъ авторскiй текстъ этого места,-- но у г. Иванова переделка: "страсти мертвый следъ". Въ последней строфе Пушкинъ вспоминаетъ о прототипе Татьяны и говоритъ о ней въ третьемъ лице: "А та, съ которой образованъ Татьяны милый идеалъ".... у г. Иванова поставлено вместо "та" - "ты", и получилось обращенiе, котораго нетъ у Пушкина. Желая подчеркнуть презрительную холодность, съ которой встречала Онегина Татьяна после его страстныхъ писемъ, Пушкинъ употребилъ безличный оборотъ: "его не видятъ", а г. Ивановъ, въ ущербъ оттенку смысла и чувства, исправилъ: "его не видитъ". Столь же самовластно поступаетъ г. Ивановъ и съ пушкинской пунктуацiей. Когда взволнованный неожидаемой встречей съ Татьяной на балу, Онегинъ спрашиваетъ князя, на комъ онъ женатъ, и тотъ отвечаетъ: "на Лариной", Онегинъ восклицаетъ: "Татьяне!" (стр. XVIII) - Пушкинъ поставилъ здесь, какъ и следовало, восклицательный знакъ, потому что Онегинъ не спрашиваетъ (онъ ее уже узналъ), а вскрикиваетъ, противъ воли,-- по г. Ивановъ, заменивъ восклицательный знакъ вопросительнымъ, придалъ этому слову вопросительный смыслъ, котораго и не думалъ придавать ему Пушкинъ.
вечера у Лариныхъ Пушкинъ исключилъ одну строфу (5, XLIII), въ сравненiи съ другими, действительно, неудачную, где есть такiе, достойные разве Бенедиктова, стихи: "Какъ гонитъ бичъ въ песку манежномъ на корде гордыхъ кобылицъ, мужчины въ округе мятежномъ погнали, дернули девицъ"... Для чего нужно было вставлять въ романъ стихи, отъ которыхъ отказался взыскательный художникъ не ради казенной цензуры, а ради цензуры собственнаго тонкаго и строгаго вкуса? Въ шестую главу г. Ивановъ вклеилъ отброшенную, даже не оконченную, оставленную безъ двухъ последнихъ стиховъ, строфу ХXXVIII и этимъ испортилъ впечатленiе великолепной антитезы, которое даютъ стоящiя у Пушкина рядомъ две строфы. Ленскiй, можетъ быть, "для блага мiра иль хоть для славы былъ рожденъ" (XXXVII),-- "а можетъ быть и то: поэта обыкновенный ждалъ уделъ" (XXXIX); вставивъ между этими, полными щемящей грусти, строфами отброшенные поэтомъ двенадцать стиховъ и насильственно разъединивъ обе части антитезы, г. Ивановъ ослабилъ силу удивительнаго, неожиданнаго перехода отъ высокаго къ ничтожному, отъ великаго къ смешному. Въ седьмую главу вставлены изъ неотделанныхъ черновиковъ строфы VIII и IX, въ VIII зачеркнуто первое слово, а IX даже на половину не окончена. Также далеко не отделаны стихи, внесенные г. Ивановымъ во вторую главу въ виде "строфы ІХ-й". Подобныхъ местъ еще немало, и единственное, хотя все-таки недостаточное, оправданiе для г. Иванова-Разумника - дурной примеръ всехъ последнихъ изданiй "Онегина". Каждый редакторъ взялъ себе за правило включать въ романъ отброшенные поэтомъ строфы, варiанты и черновые стихи, и каждый старается въ этой погоне за "новинками" перещеголять своихъ предшественниковъ. Конечно, каждая строка Пушкина дорога и нужна, но только на своемъ месте. "Онегинъ дорисованъ",-- сказалъ поэтъ, лучшiй редакторъ своихъ произведенiй, прощаясь со "страннымъ спутникомъ" своей молодости и съ любимымъ трудомъ,-- и какъ же не считаться съ этими словами поэта?
"Онегина" отъ настоящаго пушкинскаго текста-канона. Въ изданiи г. Иванова искаженiе "Онегина" зашло еще дальше, чемъ подъ перомъ другихъ редакторовъ въ последнiе годы. Не заслуживаетъ одобренiя и вставка "не место", между седьмой и восьмой главою "Странствiя Онегина", которое самъ Пушкинъ печаталъ лишь въ извлеченiяхъ ("Отрывки изъ "Путешествiя Онегина") въ виде приложенiя къ роману. Возстановленный впоследствiи более полный текстъ "Странствiя" долженъ быть помещаемъ въ отделе примечанiй. Ведь въ этотъ отделъ, а не въ текстъ, внесъ г. Ивановъ недавно открытые отрывки изъ десятой, сожженой Пушкинымъ главы. Такая непродуманность отношенiя къ изданiю лучшаго произведенiя величайшаго поэта никакъ не вяжется ни съ блестящей, талантливой вступительной статьей, разсматривающей связь романа съ русской жизнью последнихъ двухъ вековъ и съ мiровоззренiемъ поэта, ни съ вдумчивыми, но, къ сожаленiю, слишкомъ малочисленными, примечанiями г. Иванова-Разумника.
"Современникъ". Кн. IV. 1911