Пушкин: Итоги и проблемы изучения
Часть вторая. Глава 1. Пушкин-лицеист и оппозиционное движение преддекабристского периода. Пушкин и Отечественная война 1812 года (Б. С. Мейлах)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пушкин-лицеист и оппозиционное движение
преддекабристского периода.
Пушкин и Отечественная война 1812 года

Общепризнано, что формирование мировоззрения Пушкина началось рано. Необычайно раннее развитие Пушкина — идейное и собственно литературное — объяснялось его гениальной одаренностью, необычайной чуткостью откликов на окружающую действительность и одновременно богатейшей насыщенностью начала XIX века историческими событиями. В отроческие годы он был рано окружен атмосферой борьбы «старого» и «нового» в русской жизни, которая воспринималась из бесед и разговоров старших современников, из печатной и рукописной литературы, из всей проникавшей не только в общественную жизнь, но и в быт начинавшейся ломки привычного общественного уклада. К лицейским годам относятся его первые связи с деятелями преддекабрьского оппозиционного движения, попытки определить свое отношение к общественной мысли. Все это делает необходимым тщательный анализ раннего этапа формирования мировоззрения Пушкина, истоков его идейной эволюции. Вот почему в пушкиноведении пристальное внимание привлекали такие вопросы, как значение лицейской жизни и лицейского образования (в частности, курсов политических наук) для формирования мировоззрения Пушкина, его связи с оппозиционными деятелями этого периода, роль для него войны 1812 года.

В дореволюционном пушкиноведении ни один период не освещался так внимательно и подробно, как лицейский. Лицею были посвящены многие десятки книг, а также брошюры, статьи, затрагивающие в той или иной степени ту же тему.1 Во всех этих работах был использован большой фактический материал; обилие литературы о Лицее создавало впечатление, что и сам Лицей, и этот период в жизни поэта изучен «с поразительной полнотой».2 Однако в советском пушкиноведении была заново пересмотрена не только сама проблема, но и обнаружены многие неизвестные ранее ценнейшие материалы, которые позволили по-новому осветить и историю возникновения Лицея, и систему воспитания и образования, принятую в нем, и внутрилицейскую жизнь, и, следовательно, значение лицейского периода для Пушкина.3

В дореволюционной литературе о Лицее преобладали две основные концепции его освещения — реакционная и либеральная. В числе основоположников и пропагандистов реакционной легенды следует назвать прежде всего И. Селезнева и Н. Гастфрейнда, авторов упомянутых выше работ. В очерке Селезнева совершенно игнорируется коренное политическое отличие Лицея, в котором учился Пушкин (1811—1817), от того вполне казенного, полувоенного заведения, которое затем было связано с пушкинским Лицеем только лишь по названию. Полицейский разгром Лицея, учиненный Александром I и Аракчеевым в 1822 году, рассматривается как «преобразование», вызванное «неустройствами». Эта реакционная концепция истории Лицея (как и тенденциозный метод отбора и освещения материалов) была продолжена и развита затем Н. А. Гастфрейндом, именовавшим восстание декабристов «комедией», «шутовским восстанием». Степень «истинного достоинства» каждого из лицейских товарищей Пушкина Гастфрейнд измеряет количеством полученных ими впоследствии денежных премий, чинов и орденов.

Книга Д. Кобеко, использовавшего ряд неизвестных ранее материалов (особенно из Лицейского архива), по своей политической тенденции в итоге приближается к труду Селезнева.

Более осторожно, но с теми или иными отступлениями от нее, примыкали к реакционной концепции Лицея Я. К. Грот и К. Я. Грот (сын первого). Я. К. Грот, бывший лицеистом шестого выпуска, впоследствии профессор Лицея (1853—1862 годы) особенно заботился о том, чтобы «лицейский культ» (слова Грота) лишить политической окраски. «Легкомысленное кощунство» (т. е. свободолюбие и атеизм) Пушкина Грот снисходительно извинял как «дань молодости». Эта точка зрения развивалась и К. Я. Гротом.

В литературе о Лицее существовала рядом с реакционной и либеральная концепция, стремившаяся представить Лицей пушкинского времени как единый, целостный, монолитный коллектив, проникнутый вольнолюбием. Зачатки этой легенды можно видеть еще в работах П. В. Анненкова (при всем его скептическом отношении к педагогической системе Лицея), а законченное выражение — у В. Е. Якушкина. В исходных методологических позициях творцы этой легенды были близки к творцам легенды реакционной: и те и другие, хотя и с разных позиций, стремились подменить историческую действительность действительностью мнимой, зачеркивали сложность отношений внутри пушкинского Лицея. Это было отмечено еще В. Гаевским, бывшим лицеистом. В 1863 году он писал в «Современнике»: «В официальной истории, биографиях и журнальных статьях, описывающих первые годы существования лицея, он изображен каким-то идеальным учреждением, в котором действовали идеальные лица».4

В советском пушкиноведении и самая история пушкинского Лицея, и роль его для Пушкина были освещены на новых основах. Пересмотр проблемы в свете новых методологических задач, выдвинутых советским литературоведением, позволил не только установить ложность исходных позиций ряда прежних работ о пушкинском Лицее, но и обнаружить ценнейшие неизданные материалы. Значительность темы «Пушкинский Лицей» (связанной с более общей и широкой проблемой истоков мировоззрения великого поэта, его воспитания и образования, формирования его мировоззрения в юности) привела к необходимости фронтального ее пересмотра и к ревизии всего документального материала.5 Среди вновь обнаруженных материалов лекции лицейских профессоров Пушкина из архива его сокурсника А. М. Горчакова, письма лицеистов, почти неопубликованный архив первого директора — В. Ф. Малиновского, бумаги второго директора — Е. А. Энгельгардта и многие другие. Однако публикацию материалов о Лицее нельзя еще считать завершенной. Необходимы и дальнейшие поиски источников, особенно связанных с политической историей Лицея, рассеянных и в фондах государственных учреждений, и частных лиц — современников Пушкина.

Пересмотр проблемы прежде всего потребовал освещения роли Лицея с точки зрения идейного его значения для Пушкина. В свете новейших исследований по истории России первой четверти XIX века стало ясно, что и сам проект возникновения Лицея, и его превращение, вопреки желанию самодержца, в один из центров оппозиционного воспитания молодежи не были «счастливой случайностью», как полагал В. Гаевский. Проект создания Лицея может быть понят только на фоне планов преобразования России, возникших в 1800-е годы.6Все это включает тему «Пушкин и Лицей» в более широкую проблему начального периода формирования оппозиционных настроений поэта.

Если раньше значение Лицея для формирования мировоззрения Пушкина было неясно или отрицалось, то с изучением свидетельств современников и многочисленных документов лицейского архива вопрос этот в принципе можно считать решенным положительно. Отзывы о Лицее как учебном заведении, насаждавшем свободомыслие, многочисленны: их высказывали и декабристы, и люди враждебного лагеря — вплоть до Николая I. Большая роль Лицея для Пушкина единодушно отмечается всеми советскими исследователями: данной теме посвящены специальные главы в общих работах о Пушкине (Л. П. Гроссмана, Н. Л. Бродского, Б. С. Мейлаха, И. В. Сергиевского, Б. В. Томашевского и др.), ряд статей и публикаций. Следует, однако, заметить, что в некоторых, преимущественно популярных работах при характеристике Лицея значение его преувеличивается прежде всего из-за переоценки значения известной записки «Нечто о царскосельском Лицее и духе оного» (1826), хранившейся в секретном отделе Военно-учебного архива и опубликованной в 1877 году. Но характеристика «лицейского духа» может быть отнесена только к определенному кругу воспитанников, объединенных именем, которое и названо в записке — именем Пушкина.

При изучении истории формирования убеждений Пушкина в лицейский период на первое место следует поставить вопрос об источниках проникновения в Лицей вольнолюбивых и революционизирующих мнений и настроений. Важность этой задачи была обоснована Ю. Н. Тыняновым в статье «Пушкин и Кюхельбекер».7Вопрос о возможности непосредственных связей тех или иных воспитанников и преподавателей с ранними преддекабристскими и декабристскими организациями и кружками изучен еще очень мало. Доказана связь с Лицеем «Священной артели», так называемой «артели Бурцева», в которую входили несколько будущих декабристов.8 Ю. Н. Тынянов дополнил в упомянутой работе (на основании дневника Кюхельбекера) наши сведения об этом кружке именами трех лицеистов — Кюхельбекера, Вольховского, Дельвига, но оставил открытым вопрос о Пушкине. Автор обстоятельного исследования «Священная артель» М. В. Нечкина предполагает, что Пушкин бывал в этой «артели».9

Кружок Бурцева был далеко не единственным каналом, по которому в Лицей проникали свободолюбивые идеи. Еще не все пути и каналы обнаружены, но в литературе обращено внимание на то, что это учебное заведение посещали люди, которые впоследствии стали известными как выдающиеся деятели революционного движения. Даже весьма скудные данные лицейского архива представляют в этом отношении исключительный интерес.10

В самой общей форме мы знаем о связи Пушкина с оппозиционно-настроенными офицерами лейб-гусарского полка, расположенного в Царском селе, хотя влияние их на поэта и его друзей общепризнано. Известно, что Пушкин часто посещал офицеров этого полка, их сборища и вечеринки, где царствовал дух вольнодумства. Об этом остались признания самого Пушкина в лицейских стихах. Не изучено в этом плане и общение Пушкина-лицеиста с самым близким из его друзей — П. Я. Чаадаевым. Необходимо полнее обобщить, уточнить, суммировать и по возможности дополнить такого рода факты общения Пушкина и других лицеистов с внешним миром, факты, раскрывающие действительную основу полицейского доноса, поданного на Лицей («Нечто о лицейском духе»).

Если значение Лицея как питомника вольнолюбивых настроений в литературе не оспаривается, то различные точки зрения имеются на степень ценности и характер системы лицейского преподавания и ее значение для Пушкина.

П. В. Анненков писал в 1874 году о «педагогической несостоятельности Лицея», о том, что все лицейское было забыто воспитанниками и сброшено с себя вместе с мундиром. Из Лицея, как утверждает Анненков, Пушкин выходил, «как и большая часть его товарищей, с горячей головой и неустановившейся мыслию: никакого убеждения; никакого твердого и ясного представления не было добыто ими ни по одному предмету человеческого существования вообще, ни по одному явлению русской жизни в особенности».11 Эта оценка, не подкрепленная фактическими доказательствами, перешла в смягченном виде и в некоторые позднейшие работы. Г. Чулков в книге «Жизнь Пушкина» пишет: «Вся эта ... программа заранее была обречена на неудачу».12 Л. Гроссман в книге «Пушкин» выносит Лицею не менее резкий приговор: «Лицейское шестилетие мало дало Пушкину в плане учебных программ».13

Подобные утверждения имели раньше свое оправдание, так как об идейной сущности лекций было очень мало данных, а взгляды преподавателей специально не изучались. После того как были найдены записи лицейских лекций в архиве А. М. Горчакова14 и новые материалы, характеризующие общее направление лицейского преподавания и взгляды отдельных руководителей Лицея, появилась возможность пересмотра вопроса. Изучение биографии первого директора Лицея В. Ф. Малиновского, его литературной деятельности, писем, дневников по-новому раскрыло облик этого деятеля как прогрессивного человека, противника крепостничества и абсолютизма, автора проектов конституционных реформ в России и проекта ликвидации войн. Все это, вместе взятое, а также стремление Малиновского пронизать лицейское воспитание передовыми для своего времени идеями опровергает совершенно необоснованные характеристики его как одного «из тех администраторов-педагогов, которые думают, что самое лучшее: как можно меньше управлять и руководить и что все устраивается само собою».15 Текст записей лицейских лекций свидетельствует о том, что определяющей для лучших сторон преподавания была прежде всего пропаганда А. П. Куницыным патриотизма, соединенная с критикой рабства и произвола, идей равенства и гражданского служения родине.16 Влиянием прогрессивных тенденций лицейской педагогики можно объяснить то, что в курсах не только «политических наук», но также эстетики и риторики весьма умеренные профессора (например, Кайданов, Кошанский) пропагандировали республиканские традиции древней Греции и Рима, критиковали в той или иной степени деспотизм. Особое внимание привлекала в пушкиноведении фигура профессора французской словесности, младшего брата Марата, Будри, строившего преподавание с привлечением произведений на гражданские темы.17 Не следует, разумеется, преувеличивать степень оппозиционных убеждений даже наиболее передовых преподавателей. Совокупность идей, пропагандировавшихся в Лицее, — это не результат только личной мысли преподавателей: они выражали определенную традицию, умноженную всенародным подъемом великого национального освободительного движения в эпоху войны с Наполеоном и в преддверии декабризма. Вместе с тем в пушкиноведении рассматривалась и идейная борьба среди лицейских преподавателей и воспитателей, среди которых были также и фигуры реакционные (например, Гауэншильд), и даже агент полиции (Пилецкий).

Если лицейскому преподаванию в пушкиноведении последних лет уделялось значительное внимание, то гораздо меньше освещено участие Пушкина в идейной борьбе, происходившей внутри этого заведения. Для этого необходимо окончательно преодолеть представление о монолитности лицейского коллектива, которое пытались создать в упомянутых выше книгах историки Лицея от Селезнева до Кобеко. Атмосфера идейного расслоения внутри Лицея отмечена еще современниками (например, И. И. Пущиным), но в самой общей форме. Для восстановления картины этого расслоения следует изучить подробнее ту среду, в которой Пушкин находился в течение шести лет и где он встретил подлинных друзей и единомышленников, таких как Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер и другие, и людей чуждых и даже явно враждебных по своим устремлениям. Характеристики лицеистов пушкинского выпуска, неоднократно составлявшиеся преподавателями и сохранившиеся в лицейских архивах, малопригодны для исследования. Все эти характеристики бесцветны, однотонны, они говорят преимущественно об успехах и прилежании воспитанников почти в одних и тех же выражениях. На фоне этих характеристик резко выделяются во многом тонкие и откровенные записи о воспитанниках, которые составил лично для себя, а не для «служебного употребления» второй директор Лицея Энгельгардт.18 Эти характеристики, написанные по-немецки и озаглавленные «Нечто о воспитанниках старшего отделения лицея», датированы 22 марта 1816 года.19 Много ценного для восстановления идейного окружения Пушкина в Лицее дает не до конца еще выявленная переписка его сверстников. Борьба Пушкина и близких ему лицеистов с реакционными преподавателями и воспитателями (Гауэншильдом, Пилецким и др.)20 выясняется из выпускавшихся лицейских рукописных журналов, воспоминаний современников, записей в лицейском дневнике Пушкина («Мы прогоняем Пилецкого»), данных лицейского архива, хранящегося в настоящее время в Историческом архиве Ленинградской области и Пушкинском доме.

Наконец, к вопросу о значении Лицея для Пушкина относятся характеристики его отношения к лицейскому периоду, выраженные в его стихах последующих лет, в письмах. Лицейская тема в лирике Пушкина 20—30-х годов стала одной из тем, провозглашавших верность идеям свободы и протеста против политических сил, враждебных «святому братству». «Лицейские годовщины», ежегодно отмечавшиеся бывшими воспитанниками пушкинского выпуска, служили поводом для политических деклараций, которые в обстановке александровской, а затем николаевской реакции не только напоминали о былом, но и свидетельствовали о живучести «лицейского духа».

Таковы основные результаты изучения истории Лицея и его роли для Пушкина. При многих достижениях советского пушкиноведения в этой области ряд вопросов, как мы видели, до сих пор освещен недостаточно.

Особенного внимания среди них заслуживают дальнейшие поиски материалов, характеризующих внутреннюю идейную жизнь Лицея, борьбу убеждений и интересов среди воспитанников и преподавателей, их связи с оппозиционными кругами вне Лицея. Нужно специально изучать также круг чтения Пушкина (известный пока по упоминаниям авторов в его лицейских стихах), и в частности внимательно обследовать почти неизученную лицейскую библиотеку, которая недавно поступила во Всесоюзный музей А. С. Пушкина в Ленинграде.

К важнейшим факторам формирования мировоззрения Пушкина в ранний период его идейно-творческой эволюции относится Отечественная война 1812 года.

Постановка темы «Пушкин и 1812 год» была сделана еще в дореволюционной критике. Заслуга ее выдвижения принадлежит Белинскому, но ближе всего подошел к ее значению для мировоззрения Пушкина Герцен. Говоря о позднейших произведениях Пушкина — «Борисе Годунове» и «Истории Пугачева», он заметил: «...клики торжествующие и победные, поразившие его еще с детства, в 1813 и 1814 году, отзывались в его душе».21 борьбы против захватнических войн Наполеона, переплетения этих войн с национально-освободительным движением. Е. В. Тарле в своей книге «Нашествие Наполеона на Россию» замечает: «... без двенадцатого года Пушкин не был бы таким, каким он был, и говорил бы о России не так, как говорил о ней, когда уже подобно Петру „он знал ее предназначенье“».22 Эта тема развита в исследовании М. В. Нечкиной «Грибоедов и декабристы», она в той или иной степени затрагивается во всех монографиях о Пушкине, очерках его творческого пути. Ей был посвящен и ряд специальных работ — «Гроза двенадцатого года» Б. С. Мейлаха,23 «Пушкин и военная галерея Зимнего дворца» В. М. Глинки,24 в которой освещено отношение Пушкина к деятелям Отечественной войны, запечатленной в портретах военной галереи Зимнего дворца. Появились также популярные работы на эту тему, из которых в числе наиболее удачных следует назвать брошюру В. А. Мануйлова «Отечественная война 1812 года в жизни и творчестве Пушкина» (1949). Эта тема привлекала внимание литературоведов и в дальнейшем как в общих монографиях (например, Б. В. Томашевского25), так и в статьях.26

М. Богдановича и других, видевших в Отечественной войне «преданность народа престолу» и «промысел божий», наше пушкиноведение исходило из понимания ее народности. Разработка этой темы проясняет широкую проблему становления национального самосознания поэта, его борьбы за самобытность русской культуры, связи его патриотизма с прогрессивными тенденциями исторического развития.

Необходимо было выяснить, как отразились в мировоззрении и творчестве Пушкина непосредственные впечатления бурных военных лет, усилившееся после войны расслоение различных общественных сил. Важно проследить его позиции в политической борьбе вокруг оценки событий 1812 года, горячо интересовавших поэта на всем протяжении его творческого пути.

Одной из задач такого изучения является суммирование впечатлений юного Пушкина от войны. Оно основывалось главным образом на мемуарах Ивана Пущина, лицейского друга Пушкина, утверждавшего, что «жизнь лицейская» сливалась с эпохой двенадцатого года. В упомянутых работах Б. С. Мейлаха и Б. В. Томашевского охарактеризованы на основании исторических данных восприятие событий войны лицеистами и Пушкиным и круг сведений, которыми они располагали, их реакция и отклики на военные события. Стихотворение Пушкина «Воспоминания в Царском селе», отразившее патриотические чувства народа, обстоятельно проанализировано Б. В. Томашевским в его книге «Пушкин».

Что же знал Пушкин о войне 1812 года как современник великих событий? Ответ на этот вопрос дает изучение общественной реакции на войну и тех материалов, с которыми он несомненно был знаком, а также мемуаров современников. Ценный материал дают лицейские рукописные журналы, где содержатся стихи и рассуждения воспитанников на военные темы.27 К «реляциям», которые читались лицеистами, следует добавить и материалы газет и журналов («Северная почта», «Сын отечества», «Русский вестник»). О широкой осведомленности лицеистов в событиях 1812 года говорит и их сохранившаяся переписка.28

Не следует идеализировать взгляды юного Пушкина: в лицейских стихах наряду с верной оценкой народного героизма («ты в каждом ратнике узришь богатыря») чувствуется, в оценке Александра, некоторое влияние официозной патетики манифестов. Немалое значение имело и то обстоятельство, что стихи Пушкина, упоминавшие Александра («Воспоминания в Царском селе», «Александру», «Принцу Оранскому»), были заказными и предназначались для «особых случаев». В стихотворении «Александру», написанном после вхождения русских войск в Париж, Александр характеризуется как царь, освободивший народы от «бремени оков» Наполеона, а сама война изображается как «свободы ярый бой». Причины такого рода иллюзий в отношении царя, так же как и временный характер их определил декабрист Каховский: «Некоторое время император Александр казался народам Европы их миротворцем и благодетелем; но действия открыли намерения, и очарование исчезло! Сняты золотые цепи, увитые лаврами, и тяжкие, ржавые, железные давят человечество».29

Не следует, таким образом, «выпрямлять» эволюцию мировоззрения Пушкина и замалчивать свойственные ему в это время либеральные иллюзии, нужно дать им историческое объяснение. Необходимо также отметить противоречивость позиции Пушкина, отражавшей уже тогда сомнения в возможности исполнения либеральных надежд. Ведь и в Лицее Пушкин писал иронические и даже издевательские стихи об Александре. Эпиграмма «Двум Александрам Павловичам», вошедшая в рукописное «Собрание лицейских стихотворений», не без оснований приписывается Пушкину.30 Двусмысленной и, конечно, неуважительной была пушкинская надпись «На Баболовский дворец». Но все это были более или менее удачные проявления живого, острого ума. Настоящий же перелом в отношении Пушкина к Александру и политическое обличение царя связано с важнейшей фазой общественной борьбы, когда обнаружилась лживость его обещаний и его реакционная тактика, — в 1818 году (стихотворение «Сказки» — «Noël»).

Проблема «Пушкин и Отечественная война» непосредственно смыкается с другой проблемой — связи патриотических и освободительных идей в системе взглядов поэта. Эта связь находит свое историческое объяснение. Как показано в работе М. В. Нечкиной «Грибоедов и декабристы», «Отечественная война окончательно разбудила еще не вполне проснувшееся политическое сознание будущих декабристов».31 — офицеры составили ядро тайных декабристских организаций. Эти же корни героического патриотизма питали все творчество Пушкина и его политическую поэзию. В советском литературоведении эволюция мировоззрения Пушкина поставлена в прямую связь с его патриотизмом, взращенным Отечественной войной и его нелегальной политической лирикой конца 10-х — начала 20-х годов. Это заметно, как отмечает Д. Д. Благой, уже в лицейском творчестве».32 Поэзия Пушкина сливалась с преддекабристскими, а затем и декабристским движением не только по общей устремленности, но и по своим идейным истокам. Она отразила и патриотическую гордость одержанными победами, и либеральные иллюзии, и крушение этих иллюзий, и становление революционного сознания, и противоречия этого сознания. Она отразила также типически декабристское понимание Отечественной войны в борьбе за политическую свободу. С опубликованием полного текста стихотворения «Недвижный страж дремал...» (где Александр изображен как деспот, несущий миру «тихую неволю», как тиран, достойный уничтожения) можно было заключить, что уже тогда окончательно исчезли у Пушкина иллюзии касательно роли этого самодержца.

Изучение проблемы «Пушкин и Отечественная война 1812 года» не должно ограничиваться хронологическими рамками лицейского периода и даже первой половины 20-х годов. Она является составной частью исследования мировоззрения поэта на всем протяжении его жизненного пути. После разгрома движения декабристов, в период николаевской реакции, защита «священной памяти двенадцатого года» остается одной из главнейших тем у Пушкина и в поэзии, и в прозе, и в публицистике, всюду сохраняя свою острую направленность против лагеря мракобесов, которые стремились принизить значение Отечественной войны, вытравить из общественного сознания ее всенародный национально-освободительный характер, ее славные традиции. Воспоминания о славном времени с новой силой возникли у Пушкина и в дни, когда он бывал в знаменитой галерее двенадцатого года Зимнего дворца, где собраны портреты героев и участников Отечественной войны работы Доу. Эта тема обстоятельно освещена в упомянутой выше книге В. М. Глинки «Пушкин и военная галерея Зимнего дворца».

Не случайно тема 1812 года привлекает особенное внимание Пушкина в 30-е годы, в годы глухой реакции, когда, казалось, все живое было задушено и когда чуть ли не всякое напоминание о прошлом вне связи с прославлением самодержавия казалось крамольным. Борьба с усилившейся тогда пропагандой реакционно-монархической трактовки двенадцатого года становится важной политической задачей. И эту борьбу возглавил Пушкин. Его размышления на темы войны — «это всегда — отклики на запросы современности».33 «Полководец», «Перед гробницею святой»), рассматриваются в пушкиноведении как важнейшие эпизоды этой борьбы. Наиболее подробно исследовано, в качестве звена борьбы Пушкина против официозной трактовки войны, стихотворение «Полководец».34

«Литературной газетой» и «Современником».

С темой «Пушкин и Отечественная война 1812 года» связан и ряд работ, посвященных пушкинскому «Рославлеву». В работах А. И. Грушкина,35 С. М. Петрова36 и других выяснена полемическая направленность произведения Пушкина против реакционно-националистического романа Загоскина «Рославлев», раскрыт образ Полины — русской женщины-патриотки. Ставя вопрос о причинах прекращения работы над романом, исследователи склоняются к мнению о том, что Пушкин оставил его незаконченным по причинам цензурного порядка. Однако была высказана и другая точка зрения: Пушкин не думал продолжать роман, так как основное полемическое задание было выполнено им в написанных частях, озаглавленных к тому же «Из неизданных записок дамы» (текст, напечатанный в «Современнике»).37

«Пушкин и Отечественная война 1812 года» поставлена и освещена в ее основных аспектах: восприятие Пушкиным событий войны и отклики на эти события; их значение для формирования его мировоззрения; эволюция его взглядов на Отечественную войну; его борьба против реакционной фальсификации войны; отражение войны и ее деятелей в творчестве. В ходе дальнейшей разработки этой проблемы особенного внимания требует изучение связи в пушкинском творчестве идей патриотизма и народности с традициями 1812 года, а также рассмотрение взглядов Пушкина на Отечественную войну в общей системе его исторических воззрений.

Сноски

1 Среди наиболее обширных старых трудов о Лицее см.: И. Селезнев. Исторический очерк императорского, бывшего Царскосельского, ныне Александровского лицея за первое его пятидесятилетие, с 1811 по 1861 год. СПб., 1861; Д. Императорский Царскосельский лицей. Наставники и питомцы. 1811—1843. СПб., 1911; Я. Грот. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. Изд. 2. СПб., 1899 (первое издание — 1887); Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по императорскому Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов первого курса 1811—1817 годов. Тт. I—III. СПб., 1912—1913; К. Грот—1817). Бумаги первого курса, собранные академиком Я. К. Гротом. СПб., 1911. См. также кн.: Н. Голицын. Благородный пансион имп. Царскосельского лицея 1814—1829 гг. СПб., 1869; А. Рубец. Наставникам, хранившим юность нашу. Памятная книжка чинов имп. Александровского, бывшего Царскосельского лицея с 1811 по 1911 год. Спб., 1911.

2 Н. К. . Пушкинская студия. Изд. «Атеней», Пг., 1922, стр. 29.

3 Основные фонды документов Лицея находятся в рукописном собрании ИРЛИ, фонд Пушкина — см.: В. В. . Документальные материалы об А. С. Пушкине. В кн.: Бюллетени рукописного отдела Пушкинского дома, вып. 6, Изд. АН СССР, М. — Л., 1956, стр. 29—68, а также в Гос. архиве Ленингр. области — см.: Н. А. . Архивные документы Лицея в ГИАЛО (1811—1817 гг.). В кн.: Пушкин и его время, вып. 1. Изд. Гос. Эрмитажа, Л., 1962, стр. 265, 269.

4 В. Гаевский. Пушкин в Лицее и лицейские его стихотворения. «Современник», 1863, № 7, отд. 1, стр. 130.

5 «Звезда» (№№ 1, 2) и затем вошедшей в расширенном виде в книгу «Пушкин и его эпоха» (Гослитиздат, М., 1958, стр. 9—170).

6 См. документы в кн.: Б. Мейлах. Пушкин и его эпоха, стр. 20—28.

7 «Литературное наследство», т. 16—18, 1934, стр. 321—378.

8  Пущин. Записки о Пушкине. Письма. Гослитиздат, [М.], 1956, стр. 68—69.

9 М. В. Нечкина. Священная артель. В сб.: Декабристы и их время. Изд. АН СССР, М. — Л., 1951, стр. 155—188.

10

11 П. В. Анненков. Пушкин, стр. 46, 55.

12 Г. . Жизнь Пушкина. ГИХЛ, М., 1938, стр. 25.

13 Л. Гроссман. Пушкин. Изд. «Молодая гвардия», М., 1958, стр. 119.

14 в Рукописное отделение Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР (ф. 244, объединяющий архив Пушкина и рукописную пушкиниану). Извлечения из некоторых курсов («Энциклопедия прав», «Изображение системы политических наук», «Государственное хозяйство»), а также лекции по теории красноречия и эстетике были опубликованы Б. С. Мейлахом в журнале «Красный архив» (1937, № 1, стр. 75—90). Необходимо, однако, напечатать лекции не в извлечениях, а полностью: они важны не только для пушкиноведения, но и для истории общественной мысли в России начала XIX века.

15 Г. Чулков. Жизнь Пушкина, стр. 38.

16 Пушкин обнаружил особенный интерес к лекциям Куницына и впоследствии писал о нем: «Он создал нас, он воспитал наш пламень».

17  Гроссман. Пушкин, стр. 105—106; Б. В. Томашевский. Пушкин, I, стр. 684 и далее.

18 в Лицее наиболее передовыми педагогами (и прежде всего А. П. Куницыным), был лишь их попутчиком, человеком ограниченных взглядов, но в то же время стремившимся по мере сил и возможностей сохранить лучшие традиции Лицея, заложенные В. Ф. Малиновским. Именно поэтому вскоре после назначения он впал в немилость у начальства. Попытки отстоять независимость Лицея от бюрократической опеки привели к аракчеевскому разгрому Лицея, а в 1823 году к смещению Энгельгардта. В 1829 году в письме к великому князю Константину Николай I высказывал уверенность в том, что «ученики, подобные выпущенным во вкусе Энгельгардта, не будут более выходить из Лицея» («Сборник Русского исторического общества», т. 131, 1910, стр. 313).

19 В 1863 году три характеристики (из 29) были частично и неточно процитированы В. П. Гаевским в статье «Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения» («Современник», 1863, №№ 7 и 8). Впервые полностью опубликованы в кн.: Пушкин. Исследования и материалы, III, стр. 347—361).

20 Летописи Государственного Литературного музея. М., 1936, стр. 466—470; И. А. Шляпкин. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. СПб., 1903, стр. 328—331.

21  Герцен

22 Е. В. Тарле, Сочинения в 12 томах, т. 7, стр. 737.

23 «Звезда», 1949, № 3; см. также его книгу «Пушкин и его эпоха» (стр. 173—193), где рассматриваются впечатления юного Пушкина от войны, эволюция его воззрений на эти события, его борьба в 30-е годы против их реакционной трактовки.

24 Изд. Гос. Эрмитажа, Л., 1949.

25 См. главу «Лицей и Отечественная война» в кн.: Томашевский. Пушкин, 1, стр. 15—22.

26  Шепелева. 1812 год в творчестве Пушкина. «Ученые записки Костромского педагогического института им. Н. А. Некрасова», вып. 1, 1952, стр. 97—132.

27 Хранятся в рукописном отделении ИРЛИ. Опубликованы в основном в упомянутых выше книгах Я. Грота и К. Грота.

28 См., например, письмо к В. Кюхельбекеру от матери от 24 августа 1812 года. «Литературное наследство», т. 16—18, 1934, стр. 324.

29

30 См.: Н. В. Измайлов. Новый сборник лицейских стихотворений. «Сборник Пушкинского Дома на 1923 год», ГИЗ, Пг., 1922, стр. 75—76.

31 М. В. . Грибоедов и декабристы. Изд. 2. Изд. АН СССР, М., 1951, стр. 109.

32 См.: Д. Д. Благой— Л., 1950, стр. 98—116.

33 . Пушкин, 1, стр. 22.

34 См.: В. А. Мануйлов, Л. Б. . «Полководец» Пушкина. В кн.: Пушкин. Временник, 4—5, стр. 125—164; Ираклий Андроников. Лермонтов. М., 1951, стр. 98.

35 А. И. . «Рославлев». В кн.: Пушкин. Временник, 6, стр. 323—337.

36 С. М. Петров. Исторический роман А. С. Пушкина. Изд. АН СССР, М., 1953, стр. 78—106.

37  Пушкин, Полное собрание сочинений в девяти томах, т. 7, ГИХЛ, М., 1938, стр. 841—842. Из работ последнего времени см.: Н. Филиппова. Закончен ли пушкинский «Рославлев»? «Русская литература», 1962, № 1, стр. 55—59.