Эйхенбаум Б.: Мелодика русского лирического стиха
III. Пушкин, Тютчев, Лермонтов. Пункт 1

III.

Пушкин, Тютчев, Лермонтов.

1.

Юный Пушкин подвергается сложному воздействию со стороны лирики XVIII-го и начала XIX-го века — в том числе воздействию и со стороны лирики Жуковского. Некрасов писал Тургеневу (30 июня 1855 г.): „нельзя не заметить, что многие послания и некоторые лицейские годовщины Пушкина вышли прямо из посланий Жуковского. Пушкин брал у него — иную мысль, иной мотив и даже иногда выражение!“ Воздействие это заметно именно в стихах 1816—20 гг. и сказывается, между прочим, в усвоении мелодической манеры Жуковского — строить стихотворение на основе вопросительной интонации. Среди стихотворений 1816 г. отметим: „Певец“, „К ней“, „Послание к князю А. М. Горчакову“, „Наслаждение“, „Окно“, „Месяц“.

Стихотворение „Певец“ примыкает к тому типу „романсов“ или „песен“, о котором была речь выше. Особенность его схемы в том, что рефреном служит повторение начальных слов, так что каждая строфа получает вид кольца. Кольцо это не только чисто-синтаксическое, но и мелодическое: каждая строфа делится на две части, из которых первая развивает вопросительную интонацию нисходящего типа (т. е. с вершиной вначале), а вторая — восходящего, как бы замыкая интонационное кольцо. 

Единообразие подчеркивается еще тем, что вторая строка остается во всех трех строфах неизменной, а тем самым — и женские рифмы. Во второй строфе синтаксическое строение несколько изменено, в третьей — точный слепок с первой, даже с сохранением „когда“ в начале третьей строки.

Пушкин 1816 года занят стилизацией под Жуковского. Стихотворение „К ней“, с его обращениями — „Эльвина, милый друг!“, с его „ужели-иль“, с его, наконец, переходом из третьей строфы в четвертую, благодаря чему вопросительная интонация развертывается на пространстве двух строф, образуя каданс, — все это знакомо нам по стихотворениям Жуковского. Влияние медитативных посланий Жуковского („Послание к Филалету“) явно сказывается на Пушкинском „Послании к князю А. М. Горчакову“. Сначала вопросы являются лишь в наиболее эмоциональных местах и не развиваются в систему:

Где вы, лета беспечности недавной?
.................
А мой удел... Но пасмурным туманом
Зачем же мне грядущее скрывать?
.................
Они прошли, но можно ль их забыть?

Но к концу вопросы сгущаются в систему и напоминают манеру Жуковского:

Ужель моя пройдет пустынно младость?
Иль мне чужда счастливая любовь?
умру, не ведая, что́ радость?
Зачем же жизнь дана мне от богов?
Чего мне ждать? В рядах забытый воин,
Среди толпы затерянный певец, —
Каких наград я в будущем достоин,
И счастия какой возьму венец?

В стихотворении „Наслаждение“ восьмистрочные строфы образованы единством интонационного движения. Вторая строфа повторяет первую, что́ сказывается и в самом членении обеих строф: (2+2)+4. Третья строфа, кадансная, оттенена вопросительной интонацией:

Я вслед... но цели отдаленной¹),
Но цели милой не достиг!..
Когда ж, весельем окрыленный,
Настанет счастья быстрый миг?
Когда в сиянье возгорится
Светильник тусклых юных дней,
И мрачный путь мой озарится
Улыбкой спутницы моей?

„К Жуковскому“ Пушкин стилизует под его манеру то место, где обращается непосредственно к нему:

А ты, природою на песни обреченный,
Не ты ль мне руку дал в завет любви священной?
Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял, и молнийной струей
Душа к возвышенной душе твоей летела
И, тайно съединясь, в восторгах пламенела?

В 1818 г. Пушкин пишет свою надпись „К портрету Жуковского“ — наступает эпоха преодоления этого воздействия: Пушкин видит в Жуковском своего учителя (см. в его письме к Бестужеву по поводу отзыва Рылеева), но — не образец для подражания. Недаром в „Руслане и Людмиле“ он пародирует „Двенадцать спящих дев“ Жуковского. Позже, в „Евгении Онегине“, Пушкин дает в словах Ленского характерную стилизацию напевного стиля:

Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
...............
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать...........

Отголоском увлечения стилем Жуковского является стихотворение „Мне вас не жаль“ (1820 г.) — с его повторениями и с вопросительным кадансом. Таково же „Желание“ (1821), где стилизация под прежнюю манеру чувствуется и в появлении имени „Эльвина“, и в системе лирических вопросов:

Приду ли вновь, поклонник муз и мира,

На берегах веселого Салгира
Воспоминать души моей мечты?
И ты, моя задумчивая лира,

Певица нег, изгнанья и разлуки,
Найдешь ли вновь утраченные звуки?
И там, где мирт шумит над тихой урной,
вновь, сквозь темные леса

и т. д.

Но характерно, что особых приемов разработки вопросительной интонации, какие мы наблюдали у Жуковского, здесь нет. Дальше Пушкин уже переходит к укреплению своего собственного лирического стиля, избегая традиционных приемов мелодизации и сообщая своему стиху ритмическую подвижность и синтаксическую простоту. Среди стихотворений 1828 г. мы находим одно — „Цветок“, — в котором неожиданно видим знакомые формы вопросительной интонации:

Цветок засохший, безуханный,

И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой
И долго ль цвел? и сорван кем,
Чужой, рукою?
зачем?

На память нежного ль свиданья,
Или
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?

И жив ли тот, и та жива ли?
где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?

Но характерно для Пушкина, что вопросы эти осмыслены и потому не имеют того чисто-напевного значения, какое мы наблюдали у Жуковского. Вводная строфа подготовляет всю эту систему, логически оправдывая самое ее появление²).

После 1820 г. Пушкин явно отходит от напевного стиля, а в наиболее типичных его стихотворениях зрелого периода характерно именно отсутствие мелодических приемов — в том числе и разработки вопросительной или восклицательной интонации („Под небом голубым“, „Не пой, красавица, при мне“, „Для берегов отчизны дальной“ и др.). Даже в стихотворении „К А. П. Керн“ (1825 г.), которое в лексическом отношении как-будто стилизовано и даже повторяет выражения Жуковского („гений чистой красоты“ — ср. у Жуковского в „Лалла Рук“ и в стих. „Я музу юную, бывало“), нет никаких вопрошаний, никаких специальных приемов мелодизации. Характерно для Пушкинской строфы, как я уже упоминал выше, постоянное совпадение синтаксического членения с метрическим, при котором интонационное воздействие остается на втором плане, а также — форма стансов, при которой каждая строфа замыкается своими пределами.

Примечания

¹⁾ Оборот характерный для Жуковского. Ср.: „Я сорвать... но что же рок?“, „Я вслед за ним!.. но он быстрее“.

²⁾ „Таинственного посетителя“ и „Ветки Палестины“. Вторая строфа, конденсирующая вопросы, дает 7 вопросительных толчков; в двух следующих строфах мы находим 7 ответных толчков.