Бонди С. М.: Черновики Пушкина
"Женись — на ком?.. "

«ЖЕНИСЬ — НА КОМ?...»

1

Среди пушкинских рукописей есть один черновой отрывок, начинающийся словами:

«Женись — на ком? — на Вере Чацкой...»

Опубликованный впервые в самом начале века, он был окончательно расшифрован, верно прочитан только в конце пятидесятых годов.

История постепенного улучшения текста этого отрывка, по-разному публиковавшегося в изданиях сочинений Пушкина, история постепенного приближения исследователей к воспроизведению подлинного авторского текста мне кажется очень поучительной... Здесь мы ясно можем видеть прежде всего эволюцию самой науки текстологии, изменение методов чтения трудных черновиков и публикации их в печати. А главное, мы на этом примере лишний раз воочию убеждаемся в том, что текстология, как и всякая наука, есть дело коллективное: каждый исследователь непременно опирается на работу своих предшественников, дополняя недоделанное ими и исправляя их ошибки. Мне казалось интересным проследить, как постепенно, шаг за шагом, все вернее и вернее проясняется пушкинский поэтический замысел, или, говоря словами Пушкина, как

...краски чуждые с летами
Спадают ветхой чешуей,
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой.

2

В 1903 году профессор И. А. Шляпкин выпустил книгу «Из неизданных бумаг Пушкина», в которой опубликовал большое количество новых текстов Пушкина по рукописям, приобретенным им у родственников П. В. Анненкова — редактора первого научного издания Сочинений Пушкина.

Среди этих рукописей был листок бумаги с черновиком до тех пор неизвестного стихотворения, начинающегося словами «Женись — на ком? — на Вере Чацкой».

То, что сумел разобрать в этом трудном черновике И. А. Шляпкин, он напечатал в своей книге в виде «связного текста», а в сносках — зачеркнутые в рукописи варианты тех или иных слов или фраз стихотворения. О задаче своих публикаций черновиков он говорит в предисловии: «Что же сказать о ныне печатаемых черновых его стихотворениях? Не представляя, за небольшими исключениями, целых произведений Пушкина¹, они дают нам возможность судить, как зарождалась и формулировалась первоначальная мысль поэта, как раньше своего воплощения она уже звенела рифмой, как отыскивалась соответственная традиционная или новая форма, как изменялся первоначальный образ по различным художественным соображениям, какую внутреннюю ценность придавал поэт одному выражению перед другим; наконец, часто первоначальный набросок дает нам возможность найти то зерно, из которого пышным цветом развернулось великое произведение поэта. Перед нами отражение внутренней работы Пушкина, лаборатория поэтического творчества»².

Стихотворение Пушкина с его вариантами выглядело у И. А. Шляпкина так (мы не сохраняем старой орфографии)³.

Женитьба (1830)

Женись — на ком — на Вере Чацкой —
Стара — на Солиной¹ — проста —
² — смех у ней дурацкой —
На Шиповой — бедна³ и толста —
На Минской — слишком томно дышит —
На Торбиной — романсы⁴ пишет —
На Маше⁵ Ланской — что за тон, —
Ужимок, гримас милльон⁶,
На Сицкой — что за семейство⁷,

_______

¹ Было: бедна, на Сединой

² Было: на Ржевской — что за

³ Было: стара

⁴ Было поправлено: посланья, потом опять
   восстановлено: романсы

⁵ Было: Ухарск

⁶ Сначала было
   мальчик знаток ужимок затей, гримас.

⁷ Далее зачеркнуто: в театре пьют

У них орехи подают,
Они в⁸ театре щи пьют,
Мать, отец дурак —
Ну так Ленской — как не так —
Приму⁹ в родство себе лакейство...

________

⁸ Было: Да кислые щи

⁹ Было: (Прим.) Родня

В этом тексте все характерно для старых методов чтения и воспроизведения пушкинских черновых текстов. Наряду с удачными, верными расшифровками очень трудных, неразборчивых пушкинских написаний — полное отсутствие художественного критерия, понимания пушкинской стиховой формы. Из отдельных разбросанных слов и обрывков слов склеиваются фразы уродливые, бессмысленные, ритмически нескладные... Каким образом в стихотворении, написанном четырехстопным ямбом⁴, могли оказаться такие лишенные всякого ритма строки, как «На Шиповой — бедна и толста» (даже если в слове «Шиповой» ударение на первом слоге), или «Ужимок, гримас милльон», «На Сицкой — что за семейство», «Они в театре щи пьют», «Мать, отец дурак» (?), «Ну так Ленской — как не так»? Каким образом в процессе «внутренней работы Пушкина» над этим стихотворением, в его «лаборатории поэтического творчества» могла возникнуть такая уродливая бессмыслица⁵: «(ужимок) шалунья нас будет учить мальчик знаток ужимок, затей, гримас»? Что за мальчик? Как он попал в это стихотворение? Кого, чему он будет учить? Без всяких объяснений и оговорок этот прозаический отрывок вводится как пушкинский черновой вариант.

Стихотворение носит заглавие «Женитьба». В пушкинской рукописи нет никакого заглавия (см. снимок с рукописи); оно дано самим публикатором без всяких оговорок, если не считать общего указания в сноске в предисловии к книге «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина». «Некоторые заглавия даны нами»⁶.

Несмотря на все это, И. А. Шляпкин, видимо, был доволен полученным им текстом «пушкинского» стихотворения и даже в своем кратком комментарии к нему сделал из него некоторые биографические и историко-литературные выводы: «Эта до сих пор неизвестная шутка вероятно 30 гг., когда Пушкин собирался жениться⁷... По типу она напоминает известную лубочную картину «Рассуждение холостого человека о женитьбе»: «Богатую взять — будут попрекать, хорошую взять — много будут люди знать, умную взять — не даст слова сказать... из холопства взять — станут пересмехать» и пр. ... »⁸.

Надо иметь в виду, что И. А. Шляпкин — не случайный, посторонний науке публикатор пушкинских материалов, а один из крупнейших ученых своего времени, профессор Петербургского университета. Его текстологические и издательские приемы типичны не только для него, но вообще для науки того времени. Это относится также к придумыванию собственных заглавий к произведениям Пушкина. Даже позже, в 1922 году, М. Л. Гофман в своей книжке «Пушкин, Первая глава науки о Пушкине» (Петербург, 1922) резко возражал против обычной в то время практики обращения с пушкинскими текстами: «... как нельзя зачеркивать заглавия, так точно нельзя за поэта»⁹.

3

В 1909 году стихотворение было напечатано в III томе роскошного издания Пушкина в серии «Библиотека великих писателей под редакцией С. А. Венгерова»¹⁰. Редактор — крупнейший пушкинист С. А. Венгеров — видимо, заново изучил рукопись и не повторил буквально текст публикации И. А. Шляпкина, а внес в него небольшие изменения. Вот текст С. А. Венгерова (в скобках он помещает зачеркнутые в рукописи слова, в квадратных скобках — очевидно, части текста, воспроизводимые по догадке):

Женись — на ком — на Вере Чацкой —
(Бедна) Стара — на (Солиной) — проста —
— (что за) смех у ней дурацкий —
На Шиповой — (глу) (стара) бедна, толста
На Минской — слишком томно дышит —
На Торбиной — (посланья) (романсы) романсы пишет —
На (Чи) (Ухарской) Маше Ланской — (да) что за тон! —
... милльон —
(Нас будет) ужимк (мальчик) —
(Знаток ужимок затей, гримас)
На (Сицкой) — что за семейство

У них орехи подают
(Да кислы щи) они в театре пьют —
—
Ну так Ленской — как не так!
...

С. А. Венгеров, в согласии с тогдашней текстологической тенденцией, не стал вовсе извлекать из черновика связный текст, а напечатал его в виде сплошной транскрипции, где и незачеркнутые и зачеркнутые слова стоят рядом, и только скобки показывают, что данное слово или часть слова Пушкиным зачеркнуты. Такой способ подачи текста (в издании, предназначенном для широкого читателя) сделал стихи еще более нескладными, непонятными и далекими от пушкинского замысла. Впрочем, несколько исправлений в текст, опубликованный И. А. Шляпкиным, С. А. Венгеров все же внес. Корявый стих «На Шиповой — бедна и толста» у Венгерова звучит (в незачеркнутых словах) правильно: «На Шиповой — бедна, толста». Такой же лишенный ритма стих «Ужимок, гримас милльон» звучит так (если не читать поставленные в скобки зачеркнутые Пушкиным слова): «Гримас... милльон», то есть показано не дописанное поэтом или не разобранное текстологом слово, необходимое для правильного ритма стиха. Вместо шляпкинской строчки «Они в театре щи пьют» С. А. Венгеров, соединив зачеркнутое и не зачеркнутое в автографе, создает стих «(Да кислы щи) они в театре пьют», где правильно прочитано слово «кислы» (а не «кислые», как у Шляпкина). Стих получился ритмически правильный — но все же не пушкинский, так как в нем оказалось пять стоп (десять слогов), что в данном стихотворении не могло быть. Убрал С. А. Венгеров и придуманное И. А. Шляпкиным заглавие «Женитьба»...

Но все же остались в тексте невероятные для Пушкина «стихи» — «Мать, отец дурак», «Ну так Ленской — как не так», «На Сицкой — что за семейство», а также среди зачеркнутых строк сохранен «мальчик» — «знаток ужимок, затей, гримас». Последний стих напечатан С. А. Венгеровым в таком виде (если читать не зачеркнутое в рукописи и поставленное редактором в скобки):

Приму в родство себе [лак?] ейство.

«лакейство» читается по догадке (квадратные скобки), и притом не очень уверенной (вопросительный знак). Действительно, если посмотреть на снимок с рукописи, то видно, что со словом «лакейство» там не совсем благополучно. Пушкин сделал в нем (как это у него часто бывало) описку, написав «лаклейство», и в конце слова сделал несколько лишних штрихов пером...

Во всяком случае, текст стихотворения, предложенный С. А. Венгеровым, был шагом вперед (хотя и небольшим) в сравнении с текстом публикации И. А. Шляпкина.

4

В 1920 году Валерий Брюсов напечатал в изданном им 1-м томе Сочинений Пушкина стихотворение «Женись — на ком» в новой редакции, с рядом исправлений нескладностей предыдущих публикаций. Но В. Брюсов, несомненно, не смотрел рукопись Пушкина, а все исправления делал совершенно самостоятельно. В. Брюсов считал, что он, как крупный поэт, правомочен заменять «неудачные» пушкинские строки придуманными им самим.

Не буду приводить целиком стихотворение в брюсовской редакции, приведу только измененные им по сравнению с текстом С. А. Венгерова строки¹¹.

Сохранив шляпкинское заглавие «Женитьба», В. Брюсов вместо строки «Гримас ... » предлагает вполне гладкий стих «Ужимок [и ] гримас милльон»¹²; вместо «(На Сицкой) — что за семейство» — «На Сицкой — что [же ] за семейство»; вместо «(Да кислы щи) они в театре пьют» — «Да кислы щи в театре пьют»; вместо «Мать, отец дурак» — «Мать ..., отец дурак», то есть показана нехватка слова, необходимого для смысла и размера. Наконец, вместо «Ну, так Ленской — как не так» В. Брюсов правильно вставляет пропущенный второпях Пушкиным предлог «на» (частая описка в пушкинских черновиках!): «Ну, так [на] Ленской — как не так».

Кроме этой последней поправки, остальные изменения, внесенные в текст стихотворения В. Брюсовым, совершенно произвольны, ничего общего не имеют с пушкинской рукописью, выправляют только стихотворный размер — да и то довольно неуклюже («На Сицкой — что же за семейство»).

5

Следующим после С. А. Венгерова обратился к рукописи этих стихов уже в советское время замечательный пушкинист М. А. Цявловский, работавший вместе с Татьяной Григорьевной Зенгер (Цявловской), человеком необыкновенного текстологического чутья и тонкого понимания. В издании сочинений Пушкина в приложении к журналу «Красная нива» на 1930 год (т. 2, с. 189—190) был дан текст пушкинского стихотворения, резко отличающийся по качеству от всех предыдущих публикаций, причем все улучшения, введенные в текст редакторами, базируются на внимательном изучении пушкинского черновика¹³.

«Женись». — На ком? «На Вере Чацкой»,
— Стара. «На Радиной». — Проста.
«На Хальской». — Смех у ней дурацкой.
«На Шиповой». — Бедна, толста.
«На Минской». — Слишком томно дышит,
«На Торбиной». — Романсы пишет.
«На Маше Липской». — Что за тон!

Гримас, ужимок миллион.
«На Лидьи —.» — Что за семейство!
У них орехи подают.

[Цалует] мать, отец дурак.
Ну, так <на> Ленской <?> — Как не так.
Приму в родство себе лакейство.

В этом тексте есть только один незаконченный стих «На Лидьи». — «Что за семейство!» Так он и выглядит в рукописи (см. снимок), а доделывать за Пушкина редакторы, естественно, не считали себя вправе. Кроме того, несколько странное впечатление производят слова «Цалует мать, отец дурак». «Цалует» — так было прочитано редакторами густо зачеркнутое слово рукописи...

6

стихотворный размер везде соблюден...

Однако в самом конце 1930-х годов Т. Г. Зенгер (Цявловская) снова занялась этим черновиком. Она обратила внимание на то, что в рукописи три последних стиха («Цалует мать, отец дурак» и два следующих) отделены от предыдущих черточкой, которая у Пушкина обозначает обычно окончание стихотворения или части его. Кроме того, как пишет Т. Г. Цявловская-Зенгер, и «рифмовка в последних шести стихах неблагополучна. «Лакейство», которое должно рифмовать со словом «семейство», отделено от него двумя парами мужских рифм, которые в свою очередь сталкиваются»¹⁴.

В самом деле, после стиха, кончающегося словом «семейство», идут сначала два рифмующих стиха с мужской рифмой, то есть с ударением на конце («подают» — «пьют»), а затем — вместо ожидаемой рифмы на «семейство» — еще два стиха с новой мужской рифмой («дурак» — «как не так»), и потом уже появляется рифма («лакейство»). Так у Пушкина не бывает.

И далее Т. Г. Цявловская совершенно справедливо предлагает сделать перестановку стихов в тексте этого стихотворения. Кончаться оно должно (как и указано в самой рукописи Пушкина) стихом «Они в театре пиво пьют», а написанные ниже три стиха должны быть (что и имел в виду Пушкин) вставлены выше в текст стихотворения, причем так, чтобы строки с рифмующими словами «лакейство» и «семейство» оказались ближе, заняли бы положение, нормальное для системы пушкинской рифмовки. «Единственное возможное место для помещения этих трех стихов, — пишет Т. Г. Цявловская, — это после стиха шестого. Любое другое расположение даст неправильный ход рифм»¹⁵. Вот новый, исправленный текст стихотворения:

«Женись». — На ком? «На Вере Чацкой».
— Стара. «На Радиной». — Проста.
«На Хальской». — Смех у ней дурацкой.
«На Шиповой»». — Бедна, толста.
«На Минской». — Слишком томно дышит.
«На Торбиной». — Романсы пишет,
[ Цалует] мать, отец дурак,
«Ну так <на> Ленской <?>». — Как не так!
Приму в родство себе лакейство.
«На Маше Липской». — Что за тон!

«На Лидии». — Что за семейство!
У них орехи подают,
Они в театре пиво пьют¹⁶.

При такой композиции строк, как заметила Т. Г. Цявловская, эти четырнадцать стихов образуют правильную онегинскую строфу: первое четверостишие с перекрестными рифмами («Чацкой» — «проста» — «дурацкой» — «толста»), второе — со смежными рифмами («дышет» — «пишет» — «дурак» — «как не так»), третье с опоясывающими рифмами («лакейство» — «тон» — «миллион» — «семейство») и заключительное двустишие («подают» — «пьют»). Но такой строфой Пушкин никогда не писал лирических стихотворений, а использовал их только для крупных вещей — для романа «Евгений Онегин» и для начатого в 1832 г. и брошенного в самом начале второго «романа в стихах» — условно называемого теперь «Езерский». В таком случае окончательно отпадает предложенное И. А. Шляпкиным автобиографическое осмысление содержания этих стихов. Т. Г. Цявловская очень убедительно показывает, что это — один из многих десятков, если не сотен отброшенных Пушкиным в процессе работы кусков «Евгения Онегина» — развитие темы, слегка намеченной в ненапечатанной бывшей восьмой главе романа («Путешествие Онегина»): Онегин в Москве «на ярмарке невест»:

...
Разноречивая Молва,
Им занимается Москва,
Его шпионом именует,
Слагает в честь его стихи

7

Однако и на этом очень важном этапе не кончается история расшифровки пушкинского черновика.

В большое шестнадцатитомное академическое издание Пушкина, которое делалось коллективно с начала 1930-х годов до 1949 г., этот отрывок не попал. В тома мелких стихотворений Пушкина он не был включен редактором (М. А. Цявловским), так как и он считал, что стихи относятся к «Евгению Онегину» и должны были войти в «другие редакции и варианты» шестого тома, где был напечатан «Онегин». Но этот том вышел раньше, в 1937 году, до открытия Т. Г. Цявловской...

В пятидесятых годах готовился дополнительный («Справочный») том академического издания Пушкина, в который, между прочим, должны были войти исправления и дополнения к текстам, напечатанным в предыдущих шестнадцати томах. Редактор «Евгения Онегина» Б. В. Томашевский, кажется, не вполне соглашался с тем, что этот отрывок относится к пушкинскому роману. Тем не менее он внимательно изучил автограф Пушкина и внес еще два мелких, но существенных исправления в расшифровку его текста¹⁷. Во-первых, он указал, что неразборчивую каракулю, в двенадцатом стихе надо читать не «На Лидьи», а «На Лидиной». Таким образом, и здесь у Пушкина, как и в других случаях, дается фамилия предполагаемой невесты, а не только имя, и весь стих звучит совершенно правильно: «На Лидиной — Что за семейство!» Вторая поправка в стихе «Цалует мать, отец дурак». Томашевский верно указал, что вместо слова «Цалует» надо читать «Шалунья».

«Шалунья» в словоупотреблении того времени значило — легкомысленная, женщина легкомысленного поведения...¹⁸

Дополнительный том академического издания Пушкина, под названием «Справочный том. Дополнения и исправления. Указатели», вышел в 1959 году, уже после смерти Б. В. Томашевского. Отрывок «Женись. — На ком?» пришлось приготовить к печати мне, как одному из редакторов «Справочного тома». Читая внимательно указанную статью Т. Г. Цявловской «Из черновых текстов Пушкина», где мотивировалась перестановка строк согласно помете Пушкина, а также последовательности рифм в отрывке, я остановился на словах Т. Г. Цявловской, приведенных выше: «Единственно возможное место для этих трех стихов — это после стиха шестого. Любое другое расположение даст неправильный ход рифмы». Неужели это единственное место для вставки приписанных Пушкиным трех стихов? Нет! Их можно вставить также и после стиха девятого прежней публикации («На Лидиной». — «Что за семейство!»), и при этом вполне сохранится и правильный ход рифмы, и даже строй онегинской строфы. Вот какой текст получается при этой перестановке, с учетом поправок Б. В. Томашевского:

«Женись!» — На ком? — «На Вере Чацкой».
— Стара. — «На Радиной»¹⁹— Проста.
«На Хальской». — Смех у ней дурацкой.
«На Шиповой». — Бедна, толста.
«На Минской». — Слишком томно дышет.
«На Торбиной». — Романсы пишет.
«На Маше Липской». — Что за той!

«На Лидиной». — Что за семейство!
Шалунья мать, отец дурак.
«Ну так на Ленской <?>». — Как не так!
Приму в родство себе лакейство:

Они в театре пиво пьют.

Наконец все стало совершенно ясно и логично. Понятно, что обозначает презрительная фраза «жениха» — «Что за семейство!»: мать невесты — легкомысленная женщина, отец — дурак. Понятно, почему в родственниках Ленской он видит «лакейство»: в «высшем свете» невозможно было, чтобы на званом обеде или ужине гости щелкали орехи, — это признак мещанского быта! Тем более это относится к привычке пить пиво (или квас)²⁰ в антрактах в театре.

Кто же автор верного прочтения этого очень трудного пушкинского текста? Конечно, уж не я, давший окончательное правильное чтение: я даже не видал тогда пушкинской рукописи, оперировал только результатами работы Т. Г. Цявловской-Зенгер. Наибольшая заслуга в расшифровке принадлежит Т. Г. Цявловской; но и ее в свое время поправил Б. В. Томашевский. А главное, и она ведь опиралась на уже сделанную раньше работу С. А. Венгерова и И. А. Шляпкина, сумевших многое верно прочесть в этом трудно разбираемом пушкинском черновике!..

1969