Наши партнеры |
«Fontanna w Bakczyseraju»,
poema Alexandra Puszkina.
Przekład z rossyjskiego
(«Бахчисарайский фонтан»,
поэма А, Пушкина. Перевод с русского).
Вильна, 1826 г. in 8, XVIII и 27 стр.
Известив читателей «Телеграфа» о немецком и французском переводах поэмы Пушкина1, уведомляем их о переводе польском. Литератор польский, скрывший имя, решился передать своим соотечественникам один из самых ярких цветов новейшей русской литературы. Не доверяя себе, мы просили людей, более нас сведущих в польском языке, сказать нам: успешно ли исполнено это предприятие? Мнение их как о переводе поэмы Пушкина, так и о переводе «Апологов» Дмитриева читатели увидят помещенным ниже сего. Оно не совсем выгодно для польских переводов; жалеем и не можем при всем том не поблагодарить переводчиков за их старание знакомить Польшу с нашею словесностию. Радуемся, видя, что и наша словесность, наша литература понемногу выдвигаются за границы. К славе великого народного поэта Пушкин прибавляет для отечества новую, блестящую славу: его творения заставляют иностранных литераторов обращать внимание к нашей северной стороне? они знакомят их с нами. И каких успехов в сем отношении может еще надеяться тот, кто видит исполинский талант Пушкина быстро развивающимся в каждом новом его творении! Пушкину назначено в истории литературы нашей блестящее место.
Польский переводчик приложил к своему переводу довольно большое предисловие, где говорит о Пушкине и о романтической поэзии. В первом заметим ошибку: мать Пушкина не африканка, как сказано у него на стр. X, а только предок Пушкина со стороны матери был африканец, известный при Петре Великом генерал Ганнибал. Что касается до суждений переводчика о романтизме, признаемся, что они слишком поверхностны: переводчик или не совсем еще отстал от ошибок старожитной* школы классиков, или не отдал еще сам себе настоящего отчета о духе и сущности новейшей поэзии. Притом, что ему за мысль была, как будто на литературный кодекс какой, ссылаться на слова г-на Булгарина, который года три назад к весьма поверхностной рецензии, присланной к нему кем-то, приложил от себя мимоходом несколько слов2? Прочитав недавно в «Варшавской газете» рецензию на «Сонеты» Мицкевича3 и сообразив ее с предисловием к польскому переводу «Бахчисарайского фонтана», видим, что в Польше некоторые нельзя не улыбаться с сожалением. Не упоминаем уже о тех, которые и знать не хотят романтизма. Недавно один из таких, говоря о новой поэзии, утверждал, что красоты романтизма, «поискавши, найдем в каждом романе; вот же вам сущность романтизма: своевольство, да и только. Ну! что тут говорить? В статье, которую перевел я лет за восемь, уже доказано, что романтизм есть сумасбродство»4. Век величественною рекою катится между цветущими берегами и оставляет таких людей, как тину, в затишьях своих берегов.
Сноски
* starozytny (польск.) — древний. — Ред.
Примечания
I
«Fontanna w Backzyseraju», poema Alexandra Puszkina.
Przekład z rossyjskiego.
(«Бахчисарайский фонтан», поэма А. Пушкина.
Перевод с русского).
МТ. 1827. Ч. 14. № 8 (выход в свет ок. 21 мая — МВед. 1827. № 41, 21 мая.). Отд. 1. С. 310—312. Без подписи.
Рецензируемый перевод, один из первых переводов Пушкина на польский язык, принадлежит Адаму Рогальскому (1800—1843) — польскому литератору, известному впоследствии религиозному писателю, издателю проповедей и житий святых и автору польско-русского словаря (см.; Jakóbiec, Marian. Puszkin w Poisce // Puszkin. 1837—1937. Kraków, 1939. T. 2. S. 115—116) Перевод Рогальского вышел в свет между 14 марта и 10 апреля 1826 г. (ценз. разр. от 13 марта). Хвалебный отзыв о нем был помещен в «Северной пчеле» (1826. № 49, 24 апр.) и перепечатан в «Московских ведомостях» (1826. № 36, 5 мая). Тексту перевода поэмы предпослано обширное предисловие Рогальского и стихотворное посвящение неизвестному, помеченное: «Июнь 1824. С.-Петербург». «Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова» П. А. Вяземского, служивший предисловием к «Бахчисарайскому фонтану», переводчиком опущен, выписка из «Путешествия по Тавриде» И. М. Муравьева-Апостола также, кроме заключительного фрагмента, цитируемого в предисловии переводчика.
«Русская литература, — пишет Рогальский в предисловии (с. VIII—XVIII), — богатая переводами старых и современных сочинений и справедливо гордящаяся многими своими писателями, казалось, терпеливо ждала гения, которым могла бы похвалиться и причислить его к отряду тех редких дарований, коими влекут к себе немцы и изумляет Англия. Сей недостаток сверх всяких надежд восполнил Александр Пушкин. Одаренный редкими способностями, мощью духа и воображения, он предстал пред соотечественниками в летучих листках стихотворений, исполненных вкуса и благородного пыла, удивил их превосходнейшими плодами своей и нежной, и мрачной музы.
Кипящие творения Байрона казались недостижимы по новизне и энергии, прелестию которых отмечены они на языке англичан. Но чудесные секреты поэзии, скрытые непроницаемой завесой от присяжных стихотворцев, открыли свои прелести и богатства на глас чарующей лютни Пушкина
Александр Пушкин*сын Сергея Пушкина и матери-африканки, родился в С.-Петербурге 26 мая 1799 г. Он был определен в Царскосельский лицей, учился в нем до 1817 г. и по окончании курса поступил на службу в Коллегию иностранных дел. В 1820 г. он перешел в канцелярию генерал-лейтенанта Инзова, полномочного наместника в Бессарабии. Его удаление из столицы памятно изданием в свет прелестной романтической поэмы "Руслан и Людмила". В ней проявились необыкновенный поэтический дух, воображение и вкус, обещающие неоценимые богатства литературные.
Содержание поэмы следующее: русский князь Владимир выдает свою дочь Людмилу за молодого князя Руслана. В числе многих ревнивых поклонников Людмилой втайне восхищается колдун Черномор. Уверенный в своей силе, он в первую свадебную ночь, не позволив Руслану стать счастливым супругом, похищает у него возлюбленную. Доблестный Руслан с помощью благодетельного чернокнижника Финна преодолевает неисчислимые, ужасные препятствия, побеждает противников, вопреки стараниям Черномора и колдуньи Наины, вырывает верную возлюбленную из сетей чародея и возвращается с нею и лишенным силы Черномором в Киев, где Владимир в окончание прошедших злоключений дает веселый пир. Автор, как показывает это произведение, хотел пробовать силы в каждом роде и уверил нас, что умеет быть высоким, грозным, нежным и шутливым. Ужасные, великолепные окрестности Кавказа, уходящие в небеса, покрытые вечными снегами горы, вспененные реки, спадающие с зубчатых обрывов в мрачные пропасти; дремучие леса, недоступные самим солнечным лучам; чеченцы, дикие и неумолимые; черкешенки, спокойные и очаровательные; и, наконец, память о родной стране, где без забот он начал младость, где первую познал он радость, где много милого любил, внушили поэту мысль о трогательной повести "Кавказский пленник", которая вышла в 1822 году с приложением портрета автора. Русский, плененный черкесом, — герой этой прекрасной повести. Он в оковах, уже потерял надежду воротиться в отчизну, воспоминания полнят его душу. В это время его полюбила молодая черкешенка. Ее смущение, частые вздохи, орошенные слезами черные очи, стремящиеся разделить его беду, открыли пленнику ее страсть. Но пленник, не надеясь даже на взаимность, носит в сердце любимый образ из родной страны. Умея ценить невинное чувство, он не хочет обманывать прелестную черкешенку и открывает ей свою прежнюю любовь. Безутешная дева, презирая месть, несвойственную своему полу, находит удобный момент освободить пленника из оков, указывает беглецу дорогу, провожает до пограничной реки и, уже уверившись в его безопасности, бросается в волны.
Чувство чистой, невинной любви, живущей лишь благом любимого человека, казалось, диктовало поэту вторую часть его повести; каждый стих ее рисует душу и обращен к душе. Повесть издана в переводе на немецкий язык с русским текстом в С.-Петербурге в 1824 году. Перевод, по мнению знатоков, обладает некоторыми достоинствами оригинала.
Пушкин издал новую поэму, "Бахчисарайский фонтан"*. В основу ее положено предание, известное в Крыму. Местное население считает, что хан Керим-Гирей в один из набегов на Польшу похитил некую Потоцкую и содержал ее в бахчисарайском гареме. Но безутешная вдали от родины красавица жила недолго, смерть похитила ее из лона роскошной неволи, а возлюбленный увековечил свою любовь к Потоцкой великолепным фонтаном, служащим ее надгробием**. Богатый всегда новыми красотами, Пушкин украсил это предание своей гармонией и цветами поэзии. Ему справедливо ставят в упрек недостаток в плане, повторение в некоторых образах, незавершенность других, чем немало ослабляется связь. Признает сей порок и сам поэт в письме к одному из своих приятелей в Петербурге: "Недостает плана; не моя вина, я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины
Aux douces lois des vers, je pliais les accents
De sa bouche aimable et naïve.
сладостью и гармонией языка, подлинно музыкального. Уже только поэтому, не говоря о многом другом, невозможно было переводу передать красоты, принадлежащие одному оригиналу. Та же участь постигла чудесные творения Байрона в переводе во французскую прозу; однако же они не стали менее пользоваться спросом и влекут к себе читателя даже лишенные обаяния стиха.
Пушкин написал также роман под заглавием "Евгений Онегин". Начало этого произведения, а точнее, песнь первая вышла в С.-Петербурге в 1825 г. Она представляет собою описание жизни богатого молодого человека в столице. Прекрасные образы, а наиболее — гармония стиха, над которой, как кажется, автор вовсе не трудился, привлекают читателя. Многие строфы достойны сравнения с творчеством сумрачного певца Англии. Энтузиазм, встретивший сочинения молодого поэта**позволяет надеяться на продолжение истории Онегина. В "Полярной звезде", петербургском альманахе на 1825 год, помещены отрывки из двух новых поэм Пушкина: "Цыганы" и "Разбойники". Они сулят новые богатства российской словесности, и любители поэзии ждут с нетерпением их выхода» (Пер. Е. Ларионовой).
1 См. с. 302 и 307 наст. изд.
2 Предисловие переводчика начинается с общих рассуждений о романтической поэзии. Рогальский присоединяется к мнению Ф. В. Булгарина о романтической поэзии, высказанному в его примечаниях к напечатанной в булгаринских «Литературных листках» статье В. Н. Олина «Критический взгляд на "Бахчисарайский фонтан"» (ЛЛ. 1824. № 7) — см. с. 203 наст. изд.
3 Первая книга Адама Мицкевича, вышедшая в Москве (Sonety Adama Mickiewicza. Moskwa, 1826), вызвала полемику о романтической поэзии в польской и русской печати. Здесь, по-видимому, имеется в виду статья К. Бродзинского «Литературные известия» (ński K. Wiadomości Literackie // Gazeta Korespondenta Warszawskiego i Zagranicznego. 1827. № 71—72). «Московский телеграф» выступал как защитник и пропагандист творчества Мицкевича. В «Телеграфе», в частности, была напечатана рецензия Вяземского на «Сонеты» Мицкевича (1827. Ч. 14. № 7. Отд. 1. С. 191—222). Сам Мицкевич в 1826—1827 гг. жил в Москве, был близко знаком с Н. А. Полевым и принимал участие в «Московском телеграфе». См. подробнее: Полевой. С. 205—210, 417—418; Березина В. Г. «Московский телеграф» // Адам Мицкевич в русской печати (1825—1955). M.; Л., 1957. С. 471—479.
4 Источник цитаты не установлен.