| Наши партнеры |
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ
О «Бакчисарайском фонтане»
не в литературном отношении*1
(Сообщено из Москвы)
Появление «Бакчисарайского фонтана» достойно внимания не одних любителей поэзии, но и наблюдателей успехов наших в умственной промышленности, которая также, не во гнев будь сказано, содействует, как и другая, благосостоянию государства. Рукопись маленькой поэмы Пушкина была заплачена три тысячи рублей; в ней нет шести сот стихов; итак, стих (и еще какой же? заметим для биржевых оценщиков — мелкий четырестопный стих) обошелся в пять рублей с излишком. Стих Бейрона, Казимира Лавиня, строчка Вальтера Скотта приносит процент еще значительнейший, это правда! Но вспомним и то, что иноземные капиталисты взыскивают проценты со всех образованных потребителей на земном шаре, а наши капиталы обращаются в тесном и домашнем кругу1. Как бы то ни было, за стихи «Бакчисарайского фонтана» заплачено столько, сколько еще ни за какие русские стихи заплачено не было. Пример, данный книгопродавцем Пономаревым, купившим манускрипт поэмы2, заслуживает, чтобы имя его, доселе еще негромкое в списке наших книгопродавцев, сделалось известным: он обратил на себя признательное уважение друзей просвещения, оценив труд ума не на меру и не на вес. К удовольствию нашему, можем также прибавить, что он не ошибся в расчетах и уже вознагражден прибылью за смелое покушение торговли. Дай Бог, с легкой руки! Пускай опыт его послужит примером ободрительным и законом для прочих его товарищей. Собственная выгода их от того зависит, не говоря уже, что для образованного книгопродавца должно быть приятно способствовать пользе писателей и действовать с ними заодно, а не про себя исключительно. Ибо нет сомнения, что при других обстоятельствах писатели отличные перестанут к ним прибегать и начнут промышлять сами своим товаром, а на часть книгопродавцев останутся одни наемники и книжные поденщики.
Радуемся сей оценке «Бакчисарайского фонтана» и потому, что она утверждает нас во мнении, что никакое истинно изящное произведение литературное не останется у нас в небрежении и что несправедливо жалуются иные на равнодушие ко всему отечественному. Еще недавно издание «Полярной звезды», к изумлению и горести астрономов-критиков*2 3, разошлось с быстрым и блистательным успехом. Кажется, напротив, просвещенное внимание ко всем дарованиям, ко всем усилиям, споспешествующим успехам литературы, возрастает более и более. Если вкус становится разборчивее, требования взыскательнее и не все то хорошо, что только русское, то и тут найдем мы повод к удовольствию. Многие жалуются на употребление французского языка и на сих жалобах основывают систему какого-то мнимого, патриотизма. Приписывая французскому языку упадок русского4, напоминают они фабрикантов внутренних, проповедующих запретительные меры. оно роскошь, оно лакомство! Хотя бы и не было никаких книг, кроме вашей доморощенной, то все не читали бы вас, милостивые государи! Пишите по-европейски, и тогда соперничество европейское не будет вам опасно и читатели европейские присвоют вас себе.
Авторы, жалующиеся на неблагодарность сограждан; актеры — на своенравие и холодность публики; старики — на скуку настоящего времени; женщины с недостатком в прелестях или с избытком в летах — на утрату вежливости и любезной приветливости в молодежи; все это — уловки истертые, все это — загадки, давно разгаданные!
Сноски
*1
*2 Смотри Хемницерову басню «Метафизик». Изд.
Примечания
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ
О «Бакчисарайском фонтане» не в литературном
(Сообщено из Москвы)
НЛ. 1824. Ч. 8. № 13. С. 10—12 (выход в свет 16 апр.). Без подписи.
Статья была послана Вяземским 20 марта в Петербург А. И. Тургеневу с просьбой поправить, если Тургенев сочтет нужным, и напечатать у Воейкова без имени автора (ОА. Т. III. С. 22). Авторство статьи также засвидетельствовано в письме Вяземского к А. Ф. Воейкову от 1 мая 1824 г. (PC. 1904. № 1. С. 118).
Гонорар, полученный Пушкиным за «Бахчисарайский фонтан», 3000 рублей, много превышал плату, которую обычно получали писатели. С этого времени литературный заработок становится основным доходом Пушкина. Небывалый в литературном деле того времени прецедент побудил Вяземского сообщить об этом в печати. Еще 9 марта 1824 г. в письме к А. А. Бестужеву Вяземский писал; «Это по-европейски и стоит быть известным» (PC. 1888. № 11. С. 331). Так же внимательно относился к этому и Пушкин. Обеспокоенный слухами, что еще не проданный в книжных лавках «Бахчисарайский фонтан» ходит по рукам, он писал брату 1 апреля 1824 г.; «...жаль, если книгопродавцы, в первый раз поступившие по-европейски, обдернутся и останутся в накладе — да вперед невозможно и мне будет продавать себя с барышом» (XIII, 90).
«Бахчисарайского фонтана» стал одним из симптомов и факторов профессионализации литературного труда. Эти проблемы, возникавшие уже в связи с изданием «Полярной звезды», отразились через несколько месяцев в «Разговоре книгопродавца с поэтом» Пушкина; продажа не «вдохновения», но плода его — «рукописи» обеспечивает поэту свободу в наступающий «железный век»; гонорар, получаемый от книгопродавцев, оказывается и актом социального признания его труда. С другой стороны, полемика вокруг «Бахчисарайского фонтана» «не в литературном отношении» выдвинула проблему цивилизованной книжной торговли, при которой писатель оказывается защищен также и от произвола безграмотных книгопродавцев. Эта последняя проблема, остро занимавшая издателей «Полярной звезды», была в особенности подчеркнута Булгариным в «Литературных листках» (см. с. 191 и 194 наст. изд.). Теснее, чем Вяземский, связанный с книжным рынком Булгарин назвал реальных покупщиков «Бахчисарайского фонтана» — А. С. Ширяева и А. Ф. Смирдина, по отношению к которым упомянутый Вяземским книгопродавец Пономарев был только комиссионером. В письме к А. Ф. Воейкову 1 мая 1824 г. Вяземский объяснял, что он, как и хозяин типографии, где печаталась поэма, А. И. Семен, «имел дело с одним Пономаревым» (PC. 1904. № 1. С. 118). По-видимому, в полемике приняли косвенное участие конкурировавшие книгопродавцы. Вся полемика имела важное значение для становления профессиональной литературы в России. См. об этом: Гессен С. Я. Книгоиздатель Александр Пушкин. Л., 1930. С. 49—56; Meynienx A. Pouchkine homme de lettres et la littérature professionnelle en Russie. Paris, 1966.
1 Эро в статье, посвященной авторскому праву в России, в «Энциклопедическом обозрении»; «"Бахчисарайский фонтан", поэма молодого Пушкина, о которой мы неоднократно говорили читателям, принесла автору 3000 рублей, иначе говоря, по 5 рублей за стих: Казимир Делавинь и Ламартин не извлекали большей выгоды из своей литературной продукции» (Revue Encyclopédique. 1827. T. 34, Cahier 101 (mai). P. 535.
2 Понамарев не покупал «манускрипта» поэмы в буквальном смысле слова. Вяземский печатал поэму за свой счет и уже готовый тираж продал «на корню» в одни руки с соответствующей скидкой в пользу книгопродавца. Подробнее см.: Смирнов-Сокольский. С. 79—80.
3 «Полярная звезда за 1824 год» в № 1—4 «Вестника Европы» за 1824 год (см. с. 388—389 наст. изд.) В примечании к этим словам Вяземский отсылает к басне И. И. Хемницера «Метафизик» («Метафизический ученик») — широко популярному сатирическому изображению отрешенного от реальной жизни «философа». Автор разбора «Полярной звезды», рассуждающий в начале своей рецензии «об астрономии и светилах небесных», по-видимому, ассоциируется здесь со строками из «Метафизика»: «Когда за облака он возносился, / Дорогой шедши, оступился / И в ров упал».
4 Имеется в виду литературная полемика о «новом слоге», возникшая еще в самом начале XIX в. между последователями и противниками языковой реформы Н. М. Карамзина. Непосредственным поводом для рассуждений Вяземского на эту тему могли послужить, например, слова из только что появившейся статьи А. А. Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года»: «...затаившаяся страсть к галлицизмам захватила вдруг все состояния сильней, чем когда-либо. Следствием этого было совершенное охлаждение лучшей части общества к родному языку и к поэтам, начинающим возникать в это время <После войн 1812—1815 гг. — Ред.>...» (ПЗ на 1824 год. С. 30). Пушкин в это же время, отталкиваясь от замечаний Бестужева, писал: «Причинами, замедлившими ход нашей словесности, обыкновенно почитаются: 1) общее употребление французского языка и пренебрежение русского — все наши писатели на то жаловались, — но кто же виноват, как не они сами» (XI, 21).